Страница 4 из 38
– От нас-то чего хотите? – почти прорычал Африка, после двух неудачных вечеров подряд чувствующий себя дураком.
– Где девчонки?
– Они их, били-мыли, утопили, – пошутил Орёл, настолько не к месту, абсурдно, что, как всё абсурдное, шутка была к правде ближе самой правды.
– Может, к рыбакам каким в гости зашли? У нас выпили, пошли к другим выпили… Тут на катерах катают… – у Поручика в голосе явно слышалось мужское поражение, и это у них с Лилит было общее.
Лилит не ответила, но посмотрела на Поручика так, что про мужское он забыл.
– К рыбам они в гости зашли, – продолжил противненькое хихиканье Орёл. – Нырнули и, били-мыли, в русалок… того… били-мыли, превратились.
– О-о!.. – Капитан стукнул кулаком по колену.
– Да в лес они нырнули, вон в те кусты, носики попудрить, пос…ть заодно.
– А может, они там вырубились? Выпили ведь… – кинул соломинку Виночерпий.
– Пошли, пошли, поищем, – ухватился за неё почуявший новую беду Капитан, и скоро они с Поручиком, Африкой и всей лилитовской командой исчезли в черёмухах.
– Ну что, Сеня, поработали и сегодня? Пошли-ка лучше зарядим донку.
– Тебе рыбы мало?
Через пять минут вернулся Африка.
– Нашли? – на лице Николаича был испуг.
– Не-е.
– Чего ж ты вернулся?
– Не нравится мне эта пионервожатая… боюсь нагрубить.
Бригадирша
…нам прежде всего надо предвечные вопросы разрешить, вот наша забота.
С высокого берега донёсся треск трактора. Как говорится, если ты не идёшь на работу, с работы придут к тебе. Женщина в сапогах и комсомольской косынке так же, как и полчаса назад Лилит, решительно спускалась на косу. Шёл уже, между прочим, двенадцатый час…
– А ведь это бригадирша, по-моему, Зоя, Зоя Павловна, – узнал её Виночерпий.
– Петровна, – поправил Аркадий, пока сама Петровна не подошла на расстояние слышимости.
– Кто у вас тут главный? – без предисловий почти прокричала бригадирша.
– Вот так, без всякого «здравствуйте»? – как будто обиделся Семён.
– Да вы тут и без меня здравствуете.
– Давайте поздравствуем с вами, присаживайтесь! – Семён слез с ящика.
– Со мной здравствовать будете в поле… – Женщина явно не собиралась идти на контакт. – Так кто главный?
– Главный по чему? – законно спросил Африка.
– Почему? Потому что назначили, наверное. Так кто главный?
– Главный по чему? – повторил Африка, ударяя на последнее слово, дураком ему нравилось.
– Самый главный!
– Самый главный в Америку сейчас уехал, денег просить и страной торговать… шкура. А у нас есть главный по рыбе, по вину, по техническому обеспечению… – развернул картину Семён.
– По совести у вас главного нету?
– Есть, он же, правда, и по рыбе! – Семён кивнул на Аркадия.
– Я не по совести, я по честности, – поправил Аркадий.
– Ах ты, спутал, – как будто даже расстроился Семён. – Вам по честности старший не подойдёт, Зоя Павловна?
– Петровна, – она вздохнула, осознав бесполезность своей миссии.
– У нас, Петровна, нет главного, у нас все равны, правда, двое равнее других, но их нельзя трогать ни при каких обстоятельствах. – Все, неуважительно забыв про бригадиршу, посмотрели на него: кто же такие? – Вот: Аркадий, потому что младший, поскрёбыш, его даже на войну нельзя, и Виночерпий…
– Потому что старший?
– Потому что Виночерпий – должностное лицо.
– Это ж до 18-го века, – Виночерпий в поблажках не нуждался.
– Привыкай.
Бригадирша, Зоя Петровна, вздохнула ещё раз и сказала уже с другой интонацией:
– У меня же из-за вас третий день два трактора стоят, а вам всё праздник…
– Праздник – это репетиция общего отеческого дела, тоже не абы что.
– Репетиция…
– Нагоним, били-мыли, Петровна, наго-оним, – шутник Орликов попробовал подняться, но не удержался на ногах и завалился в костёр. Пока Семён с Виночерпием его вытаскивали, Аркадий поддержал тему:
– Нагоним, ей-ей, по-честности, – и знаменито постучал ребром ладони в грудь. – После обеда выйдем сразу на четыре трактора и соберём, Петровна, всю твою капусту… по-честности!
– Её ещё посадить нужно, – бригадирша качала головой, последний раз пытаясь воззвать если не к совести, то к разуму. – Вы же умные люди!.. Или вы только в городе умные?
– Только в городе, – быстро отреагировал на «умных» Николаич. – Потому что ум, он для выживания. А здесь, – вздохнул, повернувшись к реке, полной грудью, – здесь жизнь. Где жизнь, там ум ни к чему.
– Пьяницы вы.
– Пьяницы, – согласился Африка, – святых нема.
– И на кой ляд вы сюда приехали?
– Мы не приехали, нас прислали.
– И на кой ляд прислали?
– Самим бы у кого спросить… Разве вон у Лёхи. – Чёлн, вынырнувший из ниоткуда, ткнулся в берег, рыжий шкипер с трепещущим мешком подошёл к костру. – Лёха, на кой ляд нас сюда прислали, не знаешь?
Рыбак бросил мешок к ногам Виночерпия и коротко отрубил:
– Надо…
– Но раз присылают, работайте! – Лёхино «надо» бригадирша поняла по-своему: выпить местному рыбаку надо.
– Мы что, били-мыли, муравьи или китайцы какие-нибудь, без понимания работать?
– Ну-ну… – Она ещё раз обвела застолье медленным взглядом, перевела его на реку, на секунду изменилась в лице. Давно не испытываемая благодать на эту секунду посетила её, глаза блеснули счастливым умиротворением, дрогнули в обещании улыбки уголки губ, но фраза-выдох «как хорошо-то тут!» прозвучать не успела, как будто кто дёрнул её за руку. – Ну-ну, – повторила она, мгновенно постарев, и пошла прочь. Удаляющаяся спина не предвещала ничего хорошего.
– Представляю, какие мы в её глазах черти, – сокрушённо выговорил Виночерпий, – вот, думает, выродки…
– Что она про нас знает?
– Всё. Главное знает: в холодильнике дома мышь повесилась, а фляга первача – вот она, стоит.
– Давай, давай: дорог нет, зато какие болота!
– Дорог на земле нет, а в космос – есть.
– Зарастают и туда.
– Сейчас в другой космос надо.
– Ума не хватит.
– Туда ума не надо, туда душа нужна.
– Ну, этого добра у нас…
– В космос… до поля бы добраться… надо было её хоть рыбкой угостить или с собой дать.
– Да ладно! Два трактора! Полстраны простаивает – хоть бы хны, а из двух тракторов обязательно тему сделают, – Аркадий оправдывался, значит, соглашался, что черти.
– Для неё полстраны – это, как раз, два трактора из четырёх.
– Да!.. – присоединился к Аркадию Орликов. – Россия гибнет, а она, били-мыли, со своей капустой!
– А ведь мы и вправду черти, – подал голос Семён.
– Какие черти? Мы же добрые, – не соглашался Африка.
– Эх, эфиоп!.. В обществе чертей, внутри его, никто, конечно, и не догадывается, что они черти. Друг к другу они относятся по-братски: они ведь братья, от одной же чёртовой бабушки, и если б они друг к другу относились, как черти, они бы друг друга извели к чертям собачьим, и их бы быстро не стало, значит – относятся по-братски, и потому они друг для друга добрые, не черти, а ангелы. А черти они для другого сообщества, в котором внутри тоже ангелы, но которые тоже черти для других ангелов.
– Винч, без тебя не разобраться.
Винч открутил свою фляжку.
– И как же узнать, кто чёрт, а кто не чёрт, если изнутри разобраться невозможно? – зажёвывая пересохшей коркой, спросил Африка.
– Ноуменальная ограниченность замкнутой системы. Поскольку изнутри разобраться невозможно, то есть невозможно по отношению к своим, значит, только по отношению к чужим. Не чёрт тот, кто не чёрт по отношению к другому чёрту, как, скажем, Россия к Европе, – выдал Николаич.
– Вот этот другой чёрт обрадуется и сразу загрузит, будешь на него горбатить. Нет, по отношению к чёрту можно быть только чёртом, иначе хана.
– Но ведь и когда все друг другу черти, тоже хана.