Страница 3 из 38
Понедельник целиком под Луной. Мундей. Покровительствующий ангел понедельника Самцил с доброй улыбкой возвещает: «Пора, ребята, на работу». На работу! Даёшь капусту трудовому народу!
Но у понедельника, у Мундея, были ещё и демоны – Белал и Лилит, они-то знали, что понедельник не просто день, а день тяжёлый, поэтому готовы были принять любой облик и вооружиться любой идеей, только бы не допустить в этот день никого до работы, особенно до дел, касающихся капусты, ибо в Мундей дел с капустой иметь нельзя, это грозит катастрофическими расходами на всю неделю.
«На работу!» – говорит Самцил.
«На какую работу? – удивляется Белал. – Понедельник пространственно ориентирован на северо-запад, а капустное поле где? На юго-востоке капустное поле. Так что купаться и ловить рыбу».
«На работу! – не сдавался правильный ангел Самцил. – На работу, в поля, где политая потом и соляркой земля родит нам…»
«Неудачника она вам родит в понедельник, неудачника, – вмешивалась Лилит, – уж я-то знаю детей понедельника!»
«Да бросьте вы свои еврейские приметы!» – отбивался в неравном споре Самцил.
«Еврейские!? – забрызгали жидкой и обильной слюной Белал и Лилит. – Да это только на Руси и называли этот день похмельником, поминками по воскресенью».
Да, да. И только Африке и Фландрии понедельник в радость, так что пусть и работают по понедельникам в Африке. И Фландрии. Понедельник ещё характеризует неприятный запах…откуда же ему взяться, приятному, в понедельник? А вообще понедельник – день рыбаков и моряков (святой Брендан в обнимку с адмиралом Нахимовым или Фаддеем Фаддеевичем уже отмечают), но уж никак не земледельцев.
Самцил, тот, что за созидательный труд по своим родным понедельникам, проснулся вместе с Капитаном, и его голосом прямо в палатке закричал: «Па-адъём!». На работу, на работу, ребята, капуста ждёт, стране нужна белокочанная, особенно если она квашеная, да с морковкой, да с клюковкой, да после ст… стоп, стоп, стоп»! Просто: подъём и на работу!
Капитан-Самцил вылез из палатки на белый свет и увидел, что демон Белал, который против какой бы то ни было работы в понедельник (а уж особенно с капустой), сидит в камуфляжном костюме около едва дымящегося костра напротив полутрезвого Орликова и что-то пишет на планшете. Рядом с белым бакеном легко покачивался катер, на корме стояли ещё два демонёнка-Белалчика, рангом, видимо, помельче, но один из них с автоматом, что добавляло ему значимости, а за стеклом в каютке маячила ещё одна серая фигура.
– Вот, товарищ начальник, – обратился лукавый (похмелился!) Орликов к Капитану, дистанцируясь от надвигающихся неприятностей, – протокол на вас, били-мыли, составляют.
«До чего же он полутрезвый сволочь! Радуется… не похмелять его, гада, пусть мучается!» – подумал Капитан.
– Что случилось?
– Конфискуем, – Белал был мрачен и тяжёл, даже Орликову, наверное, было легче. – Бредень ваш? – три слова дались ему с трудом.
– Какой бредень?
Бредень, новенький двадцатиметровый бредень, три дня назад разложенный вдоль берега, теперь лежал кучей возле катера. Капитан настолько натурально удивился (а удивился он тому, что расстелили и забыли, за три дня дело до бредня не дошло), что Белал прекратил писать и поднял измождённое от перебора и недосыпа лицо. Видно было, что сегодня работа особенно в тягость: воскресные браконьеры откупались щедро и разнообразно, да вот разъехались – понедельник! Браконьеры разъехались, а его, Белала, отдохнуть не отпустили. Говорить ему было непросто, поэтому вместо слов были красноречивые гримасы, и Капитан прочитывал их:
«Этот, какой же ещё? Ну, скажи, что первый раз видишь…»
– Но мы-то тут при чём? Валялся и валялся…
«Давай, давай, заливай…»
– Чего мне заливать? С бреднем же надо в воду, а кто ж в такую пору в воду полезет? Мы даже не купались ещё.
Из палатки выполз Африка, хотел подойти к костру, но решил, видно, не мешать чужому разговору, разделся догола и с традиционным криком «Утро, здравствуй!» бросился в реку. На плеск вылез Поручик и тоже бросился в воду, только в плавках.
Белал усмехнулся и продолжил писать.
Подплывая к берегу, Африка сообразил, в чём дело, крикнул как бы никому:
– Во! Бредень! Чей бредень? Новенький! – в смысле «чей туфля?».
Белал оторвался от протокола. Африка подошёл к костру.
– Продаёте? Жаль, мы не рыбаки.
Капитан развёл перед рыбнадзором руками, но в этот момент из палатки зарычал проснувшийся Аркадий:
– Я вам продам! Двадцать пять рублей в кооперации!
По-честности, сволочь…
Белал теперь заговорил, тяжело, зато без двусмысленностей:
– И бредень, и транспортные средства.
– Что транспортные средства? – это приплыл Поручик.
– Конфискуем. И лодку, само собой. Май. Нерест. Запрет.
– За вот эту кучу ниток?
– За бредень. Документы на машину и мотоцикл.
– Чего? – прорычал голый Африка.
Белал махнул рукой, и демонята выпрыгнули на песок.
– Удочка чья?
– На два крючка, – Аркадий тоже выбрался наружу, понял свой косяк с бреднем, но удочку решил отстоять. – По-честности, на два крючка можно.
– А донка? А чешуя? Знатная чешуя!.. а потроха, а ещё чешуя? – демонята знали свою работу.
Капитан-Самцил нервничал: в Дединово кончается завтрак, Тимофеич уже, психуя, ходит вокруг автобуса…
– Ладно, командир, забирай ты этот бредень, нам пора.
– Документы на машину… и мотоцикл, – не поднимая головы, с трудом повторил Белал.
– Может, договоримся?
– Предложения?
– Виночерпий!
Как гостю, ему налили в точёный стаканчик. Белал не выпил, а как будто закинул содержимое в рот, покрутил изящный прибор в руке и с неожиданной собачьей грустью взглянул на Капитана… А вот после третьей завязалась дружеская беседа, и Белал велел принести из лодки пакет с подлещиками. В ответ пригласили к дастархану демонят. После пятой появилась килограмма на полтора щука (Капитан был уверен, что та самая, что ещё десять лет назад подружила его с Сергеем Ивановичем, а теперь вот разруливает с рыбнадзором). После седьмой Белал предложил покататься на катере. Отказались и налили «на посошок». После посошка один демонёнок начал блевать, а роняющий голову Белал через великую силу спросил пьющих с ним наравне и не пьянеющих физиков: «Вы кто?».
Капитан многозначительно ткнул пальцем в небо: мол, сейчас расскажу, но Белал дожидаться рассказа не стал, посмотрел вслед за пальцем в облака.
– Я так и знал!..
Когда удалось оттолкнуть катер от берега, была уже половина десятого…
Серый в рубке, не выходивший на берег, вызвал кого-то по рации и доложил: «Нет, не эти, – несколько минут слушал, а потом взорвался и наорал в микрофон: – Да какой десант!? Так, пьянота браконьерская…»
И отплыли.
Лилит
Аморфо (не имеющая формы) – одно из имён Лилит.
Самцил тряхнул кудрями: успеем ещё! На работу! В поле! Но…
Но с дороги на косу, слегка прихрамывая, спускалась толстушка-Лилит, тоже с небольшой свитой. Вид у неё был обиженно-воинственный.
– Смотри, живая… а её-то чего сюда несёт? Ничего вроде не забывали.
Лилит окинула взглядом косу, следы широкого, уже утреннего, сабантуя, а её спутники, так же, как недавно и камуфляжные, заглянули даже в палатки.
– Где девчонки?
– Ничего себе вопрос! – возмутился Африка.
– Нам откуда знать? – с встречным вызовом рыкнул Поручик.
– Они же у вас вчера остались!
– И вслед за вами смылись.
– Куда?
– Мы что, следили? Пошли носики попудрить, и свалили, динамистки.
– Хватит врать! – брезгливое презрение у Лилит получилось на «пять». Поручик-ловелас понимал, что толстушку не столько волнуют подруги, сколько душит обида.
«Этого только не хватало!» – Капитан опустился на ящик. Ему сразу вспомнились мордовские рассказы о пропадающих на косе козах и телятах и, конечно, куда как ясные намёки Сергея Ивановича, что бабам просто так на косу нельзя.