Страница 27 из 38
Вот и болела (гудела, трещала – жидкий свинец был залит в черепушку) голова, целый день терпел, а после обеда головная беда достала. Если б не чекушка… Теперь хотя бы минут десять расслабухи, так нет же!
Одно примиряло с ситуацией: толстушечка была аппетитная. Как заметил ещё сам Иван Ефремов, мужчины только притворяются, что любят тонких девушек. Толстушка оказалась старшей у люберецких командированных, с Малеевского, отделения «Овощное»… у неё пропали три девушки.
«Час от часу…»
– Как они пропали? – говорить было ещё тяжело, от каждого звука стремительно остывающий свинец норовил-таки ткнуться в лоб, а любое открывание рта всё ещё напоминало о помойке… нужно, нужно бы минут десять умиротворительного покоя.
– Пошли в гости и не вернулись.
– Когда пошли? – Чтобы просто её выгнать, слов и телодвижений потребовалось бы больше. Тихо спрашивал.
– Вчера.
«Ну, не дура?»
Толстушке было лет тридцать пять.
А ведь странно устроен организм: только что был чуть жив, говорить и то непросто, а похоть в рост, как будто чресла другой кровью омываются, не отравленной бормотой и брагой. Оглядел толстушку попристальней, похмельно-профессионально. Не замужем и давно без мужика, взгляд ядовито-презрительный: «что ж вы такие гады! во мне столько ждущего тела, а вы…». И заигрывать с такими нельзя: они, зная, что дальше трёпа обычно не идёт, заранее, дуры, отшивают – итог тот же, но зато отшили не их, а они. А так бы… за ляжку подержаться и в кость не упереться, о-о! Есть такое: мужей толстушек тянет на худышек, мужей худышек – на толстушек. А те, которые вчера ушли «в гости», наверняка стройные, красивые, разбитные, не столько за них переживает, сколько под благовиднейшим предлогом заботы – отомстить. За что? А за всё. За то, что стройные, за то, что её с собой не взяли, что зависают, сучки, где-то вместо работы, наплевав и на неё, старшую, и на проблемы, какие могут возникнуть, и на эту капусту… а она даже этого не может.
– Вчера… ну, если завтра не объявятся, то… послезавтра приходите.
«И зачем на послезавтра отправил? Приходила бы завтра, он бы оживел и что-нибудь придумал… насчёт следственного эксперимента».
– Почему послезавтра? Они же вчера пропали. Ушли и не вернулись!
«Толстенькая, азартная… и правда, почему послезавтра?»
Представил её обширные телеса в своих жадных руках… – «ух!..» Кровь побежала, побежала по жилкам, по самым тонюсеньким, по толстусеньким…
– Недопили, значит, за вчера, или наоборот: допили и не могут вернуться… обычное дело.
– Да вы что!
«Хорошая, хорошая толстушечка, бойкая. Поехать с ней на место… происшествия, осмотреть, то да сё, по дороге договориться… эх, хороши ляжки!.. под трико, наверное, белые, мягкие, как будто груди по всему телу…»
– Да мы-то как раз ничего…
– Они не ночевали!
«Завидует, завидует… давно мужика не было…»
– Охо-хо… Вас тут сотни, и все друг к другу в гости ходят, и половина просыпается не там, где ложилась. Как вы представляете наши действия?
– Я понимаю, понимаю… у нас тоже так бывало… но утром-то все находились, а эти – не нашлись.
– А вы что, искали?
– Конечно! Ходили к ним на берег…
– Стоп, по порядку…
Берег в Малеевском… баржи как раз напротив этого Малеевского не смогли разойтись, это в самом широком месте на всей реке! – причём оба капитана трезвые, но несли несусветную чушь о сильном поперечном течении, на тихоне-то Оке, где и обычное течение не бог весть какое. Водокачку на правом берегу чинят… но это пусть речники с совхозными занимаются, а вот то, что не нашли двух рыбаков с подмятых лодок, на русалок не спишешь – следак коломенский уже приезжал, теперь ждут водолазов… а водолазы, наверное, ждут, пока рыбаки всплывут сами. В Малеевском, правда, Ока резко уходит вправо, но створные знаки стоят, бакены, как и положено, болтаются… но чтобы сразу две баржи пошли поперёк?..
– Они не купались?
– Не знаю…
– Рассказывай тогда, что знаешь… – «пусть поговорит… толстенькая, а шея без складок».
– Я и рассказываю: пошли к НИИПовским в гости, на берег, и не вернулись.
«Опять НИИП, умники грёбаные… Да, ещё был неприятный слух, дядя Ваня-бухгалтер попусту молоть не станет, что кто-то там в Малеевском или рядом, хотя где рядом? – умер от побоев… или задавили. Два дня ждал заявления – никого. Значит, не умер, или…»
Додумывать нежелательный сюжет не стал, вернулся к прослушиванию и просматриванию.
– Они, НИИПовские, и накануне приезжали со своим самогоном, на «запорожце»…
– «Запорожец» голубенький такой?
– Голубоватый… – уточнила толстушка. – Его у них угнали в тот же вечер.
«Вот те на! А заявления нет…»
– На берегу у НИИПовских был пикник?
– Нет, они там живут… ну и пикник.
«НИИП же в бараке около правления… хотя видел, когда за оргией в пятницу наблюдал, как от автобуса две машины и мотоцикл уехали в другую сторону, ещё позавидовал – хороший мотоцикл, «Урал» новенький, с задним ходом, по сравнению с его двадцатилетним 650-м «Днепром» – сказка. Да, «Урал», голубенький «запор» и «копейка».
– …там коса около водокачки, бакен ещё рядом привязан.
– Белый такой? – уже издевался.
– Белый.
– Ну, и…
– Ну, и всё. Ночевать не пришли, мы их утром в автобусе ждали-ждали, потом пошли к ним на косу, искать.
– Не нашли.
– Нет.
– Что сказали НИИПовские?
– Да врут! Сказали, что пришли и ушли. А один, пьяненький, проговорился – утопили, говорит, ваших подруг, русалок из них сделали.
– Русалок – это хорошо… – Спохватился: – А в палатках… они же в палатках живут?.. не смотрели?
– И в палатках, и лесочек, который по берегу, обшарили – нет нигде.
– Опиши, как они выглядели.
– По-разному…
– Ясно, что не близнецы.
– Таня высокая такая блондинка, в джинсах была, Надя рыжая, она в зелёном спортивном костюме ходила, и ещё Ира, маленькая… ну, в сравнении с Таней, тёмная, канареечная кофточка у неё с капюшоном.
Снова подступила тошнота. «Сладкая толстушка, но потом, потом…»
– Заявление я у вас не приму: позвоните им домой, на работу к себе, тут дезертиров с капустного фронта хватает… Если завтра… если завтра не объявятся, то… послезавтра приходите. – Фраза была в страду привычная. Как правило, все объявлялись.
На тот берег!
А на том берегу незабудки цветут…
– Кэп, а почему бабам на косу хода нет? – спросил Поручик.
– Почему нет? Ход есть, только…
– Что – только? – насторожился Африка.
– Просто так нельзя.
– А как?
– Привёл – женись, – оторвался Виночерпий от колдования над ёмкостями.
– Только разженились… – синхронно вздохнули ловеласы.
– То есть, без большого чувства нельзя. Только по любви, и только зачать, и осчастливить.
– Это, конечно, можно бы, но…
– В другой раз.
– Точно, не пойдём, Поручик, никуда. Ну их, этих баб, к лешему.
– Конечно, какие бабы, когда водка не допита? – приветствовал решение Винч.
Ну и пили…
Идея макнуть Орликова пришла Виночерпию, безуспешно пытавшемуся читать ничего уже не соображающему Орлу нотацию – тот пил со всеми наравне, не отказывался, но пьянел по отношению к остальным параболически.
– Ты, Михаил Васильевич, до беспамятства пить прекращай, тут так нельзя, ты у нас как дырка в мыльном пузыре, понимаешь?
Орёл, конечно, не понимал. Тогда Винч и предложил:
– Давайте макнём предобтра! Может, очухается, а заодно и прополощем: уж больно воняет, мимо не пройти.
Сказано – сделано. Стащили с Орликова штаны и поволокли к реке.
В воде Орёл замычал, если б были силы – заревел бы, а так только шумно хватал воздух ртом. Хотел уползти, взяли на руки, раскачали и бросили. Тут же побросали и друг друга, потом выстроились против волны и спели «Связанные одной цепью!». Здорово!