The Kills

— Ментальная, ага, — поехидничала Кейт. — Наручниками.

— Допро-о-ос-и-ишься, Уилсон, — я цокнул языком.

— Обязательно, — кокетливо отозвалась она, начиная крутить головой по сторонам. — Классное место. Надо приехать сюда днем как-нибудь.

— Да, — не мог не согласиться. — Сейчас отмечу на карте.

Я достал смартфон, проставляя метку возле озера. К моему удивлению, на противоположной стороне оказалась зона отдыха, где можно снять уютный домик для двоих.

«Как-нибудь обязательно съездим сюда. Отдых от негатива нам точно не помешает».

— Расскажи про свой новый дом, — неожиданно попросила Кейт, рассматривая крошечные огни за густой порослью другого берега. — Какой он?

Я убрал телефон, продолжая держать в памяти фотографии уединенной обстановки внутри деревянных домиков. Манящий теплым светом камин с разожженным огнем, просторная кровать, туманное утро, в котором ты не чувствуешь пустоты, находясь рядом с дорогим тебе человеком.

— Пустой, — пришло на ум самое подходящее слово. — Мой дом пустой и одинокий.

Я вспомнил, как перевозил вещи, находясь в прострации событий. Обустроил только кабинет, погружаясь в план поиска преступника. Спал на голом матрасе, ведя спартанский быт. После целого дня суеты, беготни с попытками совместить бизнес и расследование я входил в темную не обжитую прихожую. Замирал на пороге, шаря глазами по голым стенам, вдыхал пыльный запах одинокого дома и до боли сжимал кулаки, зверея от того, что мою жизнь отобрали.

— Я тоже боюсь одиночества, — рука Уилсон, держащая кружку, дрогнула.

Она вся вдруг сжалась в напряженный комок, становясь уязвимой маленькой девочкой, в жизни которой светлых моментов было слишком мало. Неторопливый, размеренный рассказ, наполненный болью одиночества и безнадежностью, зазвучал в уединении ночной тиши:

— У меня была подруга Кэсси. Мы познакомились в группе поддержки жертвам насилия. Единственная подруга, которая у меня была, — на лице Кейт мелькнула слабая тень улыбки. — Я всегда старалась не сближаться с людьми, помня, что они могут уйти, а это всегда больно. Каждый раз попадаюсь на эту удочку.

Я покачал остатки чая на дне кружки, не зная, чем занять руки. Допил их и убрал посуду. Кейт тоже протянула мне пустую кружку.

— Кэсси была моей поддержкой, — продолжила Уилсон рассказ. — Ко всему прочему, она устроилась в то же кафе, где работала я. Начальник у нас был знатный мудак. Чуть что, сразу повышал голос и говорил всякие мерзости, — меня передернуло от отвращения. — Она всегда защищала меня.

Кейт замолчала, разглядывая плотную стену деревьев. Ветер встревоженно шелестел в ночи, нашептывая неразборчивые, зловещие фразы. Я отделился от машины, вставая перед Уилсон. Она вытянула руки, обняла меня, без слов прося защиты.

— Когда Кэсси уехала, заступаться за меня стало некому. Однажды я опоздала на работу. Проспала банально, — приглушенным голосом рассказывала Кейт, теребя пальцами мое пальто. — Начальник начал возмущаться, повышая голос все сильнее и сильнее. Пока не перешел на жуткий крик. Тогда это случилось первый раз. Я думала, что умираю. Что у меня сердечный приступ или вроде того.

— Вот же мразь, — вырвалось помимо моей воли.

— Еще какая, — усмехнулась Уилсон. — Сказал, что я больная, и ушел. Пока я собирала себя по кусочкам, забившись в холодный угол помещения для персонала. Одна, — она равно вздохнула. — Это страшно — остаться одной. Наверное поэтому я соглашалась на все эти никчемные отношения.

— Тише, — я не на шутку испугался, не случится ли у нее сейчас нового приступа. — Я с тобой. Все хорошо.

Кейт молча кивнула, расслабляясь в кольце моих рук.

— Как думаешь, я когда-нибудь буду по-настоящему счастлива?

— Будешь конечно, — не сомневаясь ни на секунду, заверил ее. — Только скажи, что делает тебя счастливой. А там уже дело техники, — покровительственные интонации сами собой наполнили голос.

Кейт подняла глаза, старательно всматриваясь в мое лицо.

— Я не знаю, когда смогу сказать: «Сейчас я счастлива», — с сожалением призналась она. — А ты знаешь, когда ты будешь счастлив?

Счастье. Грудь сжалась в тисках. Вопрос ударил под дых, сбив дыхание, а мысли в бестолковую кучу. Я посмотрел на усеянное россыпью звезд небо, ехидно возвышающихся над нами, с презрением глядящих на несуразные попытки людей тащить эту жизнь на себе.

— Когда я смогу целовать тебя утром перед работой и возвращаясь вечером с нее. Чувствовать, как твои волосы пахнут выпечкой и пряными специями, и понимать: «Я дома». Потому что ты мой дом. Тогда я совершенно точно буду счастлив.

Определение, которое вертелось на языке все это время, никак не желая формулироваться, пришло в голову без раздумий, родившись не в голове, а в сердце. Я замолчал, пялясь на сверкающую в сине-черном небе Венеру. Теплые, маленькие ладони легли на мое лицо. По щекам Кейт катились крупные слезы, чертя сверкающие, влажные дорожки. Я спохватился, растерявшись на такую реакцию. Стер слезы пальцем и не успел ничего сказать, она меня опередила:

— Это самое лучшее признание, о котором только можно мечтать, — шепнула Кейт мне в губы.

Настоящий шквал эмоций рухнул на меня, унося в безумном вихре. Признание. Я не задумывался ни над одним из сказанных слов, позволил говорить сердцу, а не уму.

Отчаянный поцелуй, сметающий мои страхи, скрепил сказанное. Мы целовались неистово, глотка́ми выпивая друг друга, чтобы наполниться вновь. Борясь с фатумом, смертью, болью, страхом. Понимая: каждый из нас нашел родное, свое, то, что искал многие годы, а теперь держит его в руках, стоя над обрывом.

«Я встретила Жана тогда, когда обрела целостность, справившись со страхом потерять партнера. Как и многие женщины, я путала страх одиночества с любовью. Как-то подруга из Индии сказала мне: «Однажды ты встретишь человека, из глаз которого на тебя будет смотреть Бог». Так и случилось. Это не идеализация, а понимание закона, по которому сердце не выбирает что попало, но чувствует родное, необходимое».

Эльчин Сафарли «Когда я вернусь, будь дома»

Из воспоминаний маньяка

До чего же люди любят копить всякое барахло. Дома в старой части города просто находка. Встроенный в стену большой шкаф, и вот оно укрытие, из которого можно спокойно наблюдать и слушать. В шкафу хранятся теплая одежда и обувь, какие-то коробки, объемное одеяло и еще несколько непонятных тюков, кажется с тканью. Люди ни черта не смыслят в порядке, в отличие от меня.

Она расхаживает по дому в халате, взбивая руками длинные, влажные после душа волосы.

Это мой первый раз, первая вылазка, первая разведка и такая досадная оплошность. Ненавижу, когда все идет не по плану. В то же время, происходящее так рискованно и будоражаще одновременно.

— В ателье отключили свет, — говорит она кому-то в телефонную трубку. — Всех отправили домой.

«Почему я не могу контролировать все аспекты в жизни?»

Ее голос… Я представил, как сладко будет слышать прерывистое дыхание, какой прекрасной она станет после встречи со мной. В паху болезненно потянуло. Надо держаться, взять себя в руки. Сегодня я, определенно, не готов к нашей встрече. Все должно быть идеально, я ведь не хочу расстроить мою девочку. Нет, нет, вовсе нет. Ладони вспотели, в кожаных перчатках становится жарко. Руки начинают дрожать, чего со мной почти никогда не случалось. До чего же волнительно, не думал, что так сильно буду переживать. Ни одна женщина не вызывала во мне такого отклика. Она совершенно точно создана для меня. Я грезил, предвкушал, смаковал минуты подготовки, мгновения мечтаний о свидании. Идеальном свидании. Все рисовалось в голове живо, красочно. До этой поры никакие события в жизни не были для меня в той же мере сладки своим ожиданием.

— Люцифер еще не в курсе, — пропевает она, вышагивая по коридору, мельтеша в дверном проеме.

Меня передергивает. Пальцы сами собой сжались в кулак. Чертов самоуверенный хлыщ. Малейшая мысль о том, как он трогает ее, мне противна.