RAL

— Ой, да пошел ты, — из Хенджина вдруг разом выходит весь запал. Он теряется от слов бывшего друга, понимает, что так и не смог его уязвить. Зачем он вообще начал этот стремный разговор? Зачем пытался утереть нос Минхо? Приятный вечер оказывается под угрозой, Хван выбирает не поганить его окончательно.

Он, не прощаясь уходит, возвращается за свой столик, где Черен, похоже, еще больше напилась.

— Поздоровался? — хмуро спрашивает она, заливая в себя очередной коктейль.

Хенджин кивает, садится рядом, наливает себе соджу и цедит его, задумавшись о своем.

О Чанбине и Феликсе никто из них не вспоминает.

Черен же не может не реагировать на Минхо, с которым постоянно пересекается взглядом.

Ей хочется сомнительных вещей: пожевать стекла, и чтобы не было больно, прожить горечь расставания и никогда при этом не прощаться. Хочется показать, как крута и одновременно упасть раненой птицей под ноги. Устала, обесточена, загружена, а, вообще-то, просто пьяна. Для Черен все желания смазываются в одну удушливо-пеструю картину, от которой болят глаза и голова. Как и всегда, тянуть себя из грязной тины рожденных нездоровым сознанием мыслей приходится своими силами, ухватив покрепче за загривок.

— Эй, блять! — орет она Минхо, трясет кулаком в его сторону, желая привлечь внимание.

Тот, очевидно, не слышит: слишком далеко сидит, и музыка вокруг заглушает. А, может, он игнорирует, как знать. Черен показывает фак ему в затылок и немного успокаивается.

— Ты чего орешь? — Хенджин трет пострадавшее от вопля ухо и обиженно дует губы.

— Пошли танцевать! – зовет Черен, хватает Хвана за руку, тянет его за собой.

Они быстро минуют столики, пробираются сквозь толпу и врезаются в самую гущу. Феликса и Чанбина нигде не видно, но они их не особо и ищут. Музыка, ритмичная и чувственная, толкает навстречу друг другу и Черен буквально падает в объятия Хенджина. Она танцует так себе, а он —отлично. Плавно качает телом, увлекает ее за собой, гипнотизирует взглядом. Руки Хенджина лежат на талии Черен, он задает ритм и управляет ее движениями, как кукловод марионеткой. Его большая ладонь мягко скользит по ее телу, рисуя широкие линии, под которыми горит скрытая плотной тканью платья кожа.

Черен разворачивается к нему спиной, упирается пятой точкой в его бедра и льнет все ближе. Она чувствует жар его тела, будто созданного из лавы. Он обжигает. Хенджина ведет не меньше, в этой толпе потных людей так легко остаться незамеченными, он пользуется этим максимально, когда вжимается пахом в ее крестец, когда одной рукой скользит вниз по ее животу, а другой — вверх, по груди, по ключицам, по горлу. Он выдыхает ей в ухо: «я так хочу тебя», но остается неуслышанным из-за громкой музыки. Черен ощущает себя течной кошкой, когда рука Хенджина греет низ ее живота, безумное желание зайти дальше бьет кувалдой по здравому смыслу, она трется ягодицами об него, прикрывает глаза от удовольствия. Тихий стон срывается с ее губ, приводя в сознание, Черен испуганно зажимает рот ладонью, но в этом нет необходимости, все равно никто не мог бы услышать и при желании.

Минуты летят безбожно быстро, песни сменяют друг друга калейдоскопом. Черен чувствует, как липкий пот, что стекает по спине, оставляет за собой влажные дорожки, а ткань платья намокает. В голове пусто, мысли уступили место алкогольному опьянению и ей замечательно похуй на все и всех вокруг. Их с Хенджином симбиоз терпит фиаско, когда Чанбин с Феликсом обнаруживают их в весьма двусмысленной позиции: Хван держит ее за ягодицы и это совсем не выглядит как дружеское объятие.

— Вы бы еще потрахались тут! — орет Ли, но его голос тонет в разрядах электронного бита, хотя парочка все же обращает внимание на друзей.

Черен с некоторым сожалением выпускает из рук булки Хенджина, тоже ухватилась ведь под шумок, и они, шатающимся во все стороны гуськом, вчетвером топают обратно к своему столику.

Пак кидает нервные взгляды по сторонам: ищет Минхо. Но его нигде нет и от этого как-то проще. Она заказывает себе сет шотов по суперскидке под неодобрительный бубнеж Хенджина и одобрительное гудение Чанбина и Феликса, которые взяли себе по два таких. Через час их столик усеян пустыми рюмками и стаканами, через полтора парочка голубков лобызается в десна у всех на виду, не беспокоясь о том, что голубая аура светит на километр вокруг. Через три с половиной часа и еще две вылазки на танцпол, компания обмякает на диванчиках, тяжело дыша, все потные и уставшие.

— Домой хочу, — капризничает Феликс, случайно задевая рукой пустую бутылку.

Реакции Чанбина сильно заторможены, однако он успевает подхватить стеклянный сосуд в нескольких сантиметрах от пола, ставит обратно. Со сканирует стол внимательным, насколько это возможно будучи в дрова, взглядом, вытаскивает затерявшийся в хаосе из посуды паровой пирожок и закидывает его себе в рот, глотает, практически не жуя.

— Мы, пожалуй, домой, — сообщает он, неуклюже тыркаясь грязными пальцами в и без того заляпанный экран смартфона. После мучительной, но непродолжительной борьбы с устройством, он все же умудряется вызвать такси.

— Всем досвидули, — машет рукой, — пока тачка едет, мы воздухом подышим, Ликси что-то совсем плох.

Ликси, впрочем, не выглядит так, будто ему плохо: он заснул, откинув голову на спинку дивана и, широко раскрыв рот, храпит. Чанбин без видимых усилий подхватывает тело Енбока на руки, перекидывает через плечо, и, почти уверенной, если не считать траектории синусоиды, походкой, покидает их столик.

— Не зря Чанбин в качалку ходит, — завистливо вздыхает Хенджин, — так легко тащит Феликса, будто он ничего не весит.

— У него бицуха от напряга чуть рубашку не порвала, — поддакивает Черен. — Слушай, я тоже домой хочу.

Глаза Черен действительно слипаются: алкоголь всегда оказывает на нее седативный эффект. Она роется в сумке, чтобы найти телефон, но, как назло, попадается всякая дрянь: какие-то бумажки, мелочь, ключи и жвачки. Хенджин качает головой, видя весь этот мусор. Ему чертовски хочется вытряхнуть все содержимое баула на пол, а лучше сразу в помойку.

Он вытаскивает свой собственный мобильный из кармана, медленно, но верно открывает приложение и заказывает такси, после чего совершает исходящий вызов, чтобы Черен нашла телефон.

— Спасибо, — улыбается она и сбрасывает звонок.

Они выходят на улицу немногим позже ушедших друзей и дышат прохладным свежим воздухом, смешанным с дымом сигарет, пока ждут машину. Кто-то блюет неподалеку, распространяя мерзкий аромат плохо переваренной пищи. Черен зябко ежится от противного звука, обнимает сама себя, чтобы стало чуть теплее и комфортнее. Хенджин, заметив ее нервное движение, подходит ближе, обнимает со спины, вновь обдавая жаром. Он кажется таким большим на фоне ее хрупкой фигуры, от него тепло. Алкогольные пары придают романтический флер и розовый восторг любому незначительному жесту, Пак пытается сбросить с себя химеру защищенности, ей неприятно, что за этим маловажным поступком она уже видит нечто большее, ей хочется верить, что она способна вызвать не только похоть или шкурный интерес к собственной персоне. Она устала разочаровывать и разочаровываться, будь она хоть на каплю трезвее, наверное, оттолкнула бы от себя парня. Здесь и сейчас она пьяна и на мгновение счастлива, а потому позволяет Хенджину держать ее в своих руках, слегка покачивая из стороны в сторону, будто убаюкивая.

Такси приезжает быстро, вырывает ее из маленькой фантазии и заставляет разорвать объятия.

— Спасибо, что вызвал машину, до скорого, — прощается она, и залезает в тачку со скоростью света. Легче рубить с плеча сразу.

За секунду до того, как машина газует, на заднее сиденье приземляется и Хван.

— Я с тобой, — шкодливо улыбается и дает отмашку водителю. — Поехали.

Черен жопой чувствует: пожалеет. Но сейчас так не хочется расставаться и она рада нахальному поступку товарища.

Она едва заснула по дороге домой, но совсем не нежный щипок за плечо заставил прийти в себя.