По местам стоять

— Я всё сделаю, только не бейте.

— Вперёд. Время пошло.

Лейтенант алкоголик сгрёб обоссаную простынь и побежал в баню её стирать. Санитары не закрывая палату пошли в свою шхеру, где и продолжили свой банкет. Через десять минут пришел лейтенант, который сказал, что он всё сделал. Серёга пошел проверить его работу.

— Слышь, Витёк, а что здесь только алкоголиков лечат? — спросил Лёха.

— Почему, только алкоголиков, всяких хватает — шизики есть, суицидники…

— Кто такие? — перебил его Лёха.

— Кто такие суицидники? Это самоубицы, которые иногда вешаюся из-за недождавшихся их баб, а иногда и симулируют… Один вешается, а второй его страхует и снимает через минуту. Ну таких у нас не жалуют — галоперидол, серу в жопу и месяц шланготерапии, — ударил по баночке куском шланга с залитой сердцевиной Витёк, — и выздоравливают как миленькие. Потом ещё приходят и благодарят.

— Ну, а что делают с теми больными которые не выздоравливают? — поинтересовался Лёха у своего друга.

— Комисуют, а хули с ними ещё делать…

— Что под чистую или списывают с корабля на берег?

— Под чистую, — кивнул Витёк. — А ты чего заинтересовался, неужели закосить хочешь? Так давай, пока я здесь служу. Помогу чем смогу…

— Спросил просто так… — пожал плечами Лёха. — Давай ещё ебанём по соточке. Что-то Серёги долго нет…

— Да счас он появится, отьебёт того молодого пидорка и придёт… — успокоил его Витёк. — Ты сам-то не хочешь разговеться?

— Да я, как-то больше по бабам, — растерялся Лёха.

— Я тоже, но иногда, когда попадается смазливый офицерик ебу его с удовольствием.

— И что он не сопротивляется?

— Много он под аминозиновой блокадой посопротивляется. Он в бессознательном сознании и знать-то не знает, что его дуплом почти всё отделение пользуется. А когда узнаёт уже поздно. Молчит, как гавна в рот набрал. Кому же интересно с пидором на одном корабле служить? Но иногда правда всё же просачивается и их списывают на берег, где они и кучкуются. У нас в Стрелецкой бухте их валом, да и в городском экипаже эти твари имеются. Любят развращать и грабить призывников.

— Тьфу ты нечисть, — сплюнул Лёха. — Давай Витёк выпьем на коня и я погнал на коробку. У нас завтра выход в море, сваливаем на боевую.

— Повезло тебе, — вздохнул Витёк. — Какая у тебя уже эта боевая по счёту?

— Третья. Мать бы его въёб, то ржавое корыто. Боюсь, что угробит оно нас.

— А ну-ка покажи мне ладонь, — неожиданно попросил Витёк и внимательно осмотрев протянутую Лёхой руку сказал. — Да у тебя линия жизни в пульс уезжает, так что не бзди, проживёшь до глубокой старости. Да и вообще — кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

— Да ну тебя — успокоил. Пошел я. Будем живы встретимся. Пока.

К своему кораблю он добрался без приключений и даже купил братве ещё и грелку самогона. Зашкерив её он завалился спать. Не успел Лёха утром, принять моцион и позавтракать, как в кубрике зазвонил телефон. Дежурный по кораблю вызывал Лёху Дигавцова к Лупашину. Матеря про себя летёху, Лёха пошёл искать его по всему кораблю. Нашёл он его в одной из надстроек «Струн». Тот вместе с мичманом и штатскими специалистами пытались разобраться в схеме управления.

— Товарищ лейтенант, старший матрос Дигавцов, по вашему приказанию прибыл.

— Проходите, Дигавцов. Сегодня после обеда должны прибыть две баржи с боеприпасами. Надо будет организовать их приём.

— В чём проблема — организуем. Вы с мичманом и матросами на разгрузке на баржах, я на погрузке на «Березине». Принимаем и отправляем в склады.

— А может ты пойдёшь на баржи?

— С удовольствием, но не могу по двум причинам… Первая — мне после травмы нельзя поднимать больше пяти килограмм выше пояса…

— А вторая?

— Не положено по сроку службы…

— Борзеешь? — не унимался Лупашин.

— Никак нет. Можете справиться у нашего капитана медика. Это у меня прописано в медицинской книжке.

— Ладно, идите готовьте матросов к разгрузке-погрузке. Я проверю, что у Вас там понаписано…

— Есть, идти готовить. Мне надо на час сходить в штаб.

— Не морочьте мне голову, идите.

— Слушаюсь, товарищ лейтенант, — козырнул Лёха.

Вася Батюсь долго и внимательно рассматривал оттиск ключа на хлебном мякише. Потом достав штангенциркуль стал его измерять и наконец вынес свой вердикт.

— Сложный ключ, и замок видимо с секретом. Хотел бы я его разобрать…

— Ты, Вася, мне честно скажи, этот ключ вообще можно сделать или не стоит и париться? Я за ценой не постою, — растерянно спросил Лёха Дигавцов, который после визита в штаб поднялся на борт ПМ-9, где он прослужил два года и теперь общался со своим товарищем старшиной слесарно-механического цеха, по поводу изготовления отмычки.

— Сделать, Лёха, можно всё. Вопрос времени и цены. Полтиник потянешь?

— Потяну, но мне надо к вечеру.

— Приходи часам к шести, сделаем, но ключ я тебе должен сказать заковыристый.

— Ну, так и мы же не пальцем даланые.

— Эт точно. — кивнул Батюсь и спросил. — Ты когда в самоход пойдёшь?

— Не знаю, думаю завтра. А что?

— Возьми меня с собой.

— Зачем?

— Я же тебе сказал, замок с секретом, возможно, что даже с синализацией. Я с такими сталкивался на гражданке. Так, что возможно, что я тебе и пригожусь.

— Я подумаю.

— Думай, а сейчас не мешай мне.

— Удачи. Я погнал к себе на коробку, вечером зайду.

— Давай.

Когда Лёха поднялся на борт «Березины», он застал там начавшиеся авральные работы. К борту пришвартовалась баржа загруженная ящиками и контейнерами. Лупашин с матросами были на её борту и уже разгружали их. Работа у них спорилась. Сказывался опыт. Не даром ведь говорят: «грудь моряка, а спина грузчика.» Сколько мешков и ящиков прошло через Лёхины руки за два года — не сосчитать. Моряки грузили и разгружали корабли на Балтийском, Средиземном, Черном, Красном морях и даже в Атлантическом океане. Бесплатный рабский труд матросов, защитников страны Советов. Не приходится удивляться, что часть груза беследно исчезали в чреве корабля.

В Тартусе при разгрузке «Кубани» и загрузке подводной лодки, матросы практиковали такой нехитрый приём — несколько ящиков с вином «нечаяно» роняли за борт. Потом водолазы Выгов и Кривовский их поднимали и наступал праздник души. Эти водолазы, матросы срочной службы, не только срезали вооружение с БПК «Отважного», но и ежедневно осматривали на боевой службе подводную часть кораблей и подводных лодок стоявший в сирийском порту в Тартусе. Сколько они сняли магнитных мин, одному Богу ведомо, но видимо немало, потому, как в том регионе давно уже шла война. И гниющие на рейде ржавые останки сухогруза «Академика Мечникова», затопленного израильскими самолётами Фантомами, было немым напоминанием об этой войне.

Эти самолёты ежедневно летали над Голландскими высотами, патрулируя воздушное пространство. Время от времени они наносили по ним ракетно-бомбовые удары, мешая размеренному образу жизни советских матросов, которые ремонтировали подводные лодки. Особенно очень нервничали особист и замполит. Дурея от скуки и страха они собирали по вечерам матросов в носовой столовой и с пеной на губах стращали их: особист — происками мирового сионизма и империализма, а замполит по десятому кругу зачитывал материалы 26-го съезда КПСС. И это вместо отдыха. Зачем на корабле были нужны эти трутни было непонятно. Они мешали всем, даже вмешивались в действия командира корабля, отменяя его приказы. А о том, чтобы вывести весь личный состав корабля на стенку и провести шмон в рундуках и говорить нечего. Что они искали — непонятно. Но обычно из альбомов у матросов исчезали личные фотографии, открытки с полуобнаженными бабами и даже страницы из личных дневников. Видимо оправдывая этими обысками своё паразитеческое существование на кораблях советского флота. «С чего начинается Родина? Со шмона в твоём рундуке», — эту поговорку знали все моряки.