Страница 5 из 15
Галина бегает, суетится, в дом опять заглянул кум.
– Кума, я это, дрель там у Василия свою заберу, и рубанок… и… лопату…
– Да забирай ты, не до тебя…
– Кума, и это… я бензопилу… новую, мне кум обещал отдать…
– Кто это? – поднимает глаза Василий.
– Вася, Васенька, – это же кум… Толик.
– Не помню, – и, вздохнув опять, уставился в стол.
Кум на цыпочках развернулся и пошёл…
– Стой… Женщина, которая говорит, что жена моя… Кто это?
– Да кум же, кум Толик Петров, ну…
Кум стоял, втянув голову в плечи.
– Не помню, – вздохнул Василий, – пусть положит на место…
– Что положит, Васенька?
– Всё, что взял, положит… Вдруг я не разрешал ничего… пусть положит.
– Васенька! Васенька!
– Мамка, – плачет Викуся, – а вдруг папка правду говорит, не верю я, чтобы он пилу новую разрешил брать.
– Да как же… ты, цыть, мелкая…
– Папочка, – плачет Вика…
– Положи, сказал, принеси всё, я вспомню. Если твоё – тогда заберёшь.
– Тьфу ты, не помнит ничего, а всё равно, от жлобяра. Ну зачем ему теперь всё это, а? Ну ведь не помнит ничего… Вот жук…
Василий же опять сидит и смотрит в стол.
Пришёл врач, Игорь Сергеевич.
– Ну что? Галина Павловна, есть изменения?
– Нет, – плачет Галя, – сегодня хоть заговорил.
– Заговорил? Интересненько, и что он сказал? Вспомнил, что с ним произошло?
– Нет, – и Галя рассказала про кума, инструменты и бензопилу…
– Да? Интереееесно. Так и сказал прям, что вдруг не разрешал?
– Да!
– Ну что я вам скажу, обычно при травме головы или сотрясении память должна вернутся быстро.
– Травмы нет? – спросил доктор, – Нет, – ответил сам себе. – Ну вот, будем, значит, ждать. Вернётся память, и сам всё расскажет нам Василий Михайлович.
Вечером плачущая Галя переодевала Василия, безвольно опускающего и поднимающего руки.
– А я где сплю? – спрашивает Василий.
– Как где, Вася, – Галя вдруг натыкается на умоляющий взгляд Викуси, – как где, Вася, – говорит она более бодрым голосом, – так в комнате, со мной, я же твоя жена…
На второй день Василий немного повеселел, но ещё ничего не помнил. Он ходил по двору с Викой за ручку и, показывая на некоторые вещи, спрашивал:
– А это что?
– Папочка, это же мотоцикл!
– Мо-то-цииикл, – говорит Василий, растягивая слова.
– А это?
– А это трактор, папочка…
– А это кто?
– Это Пашка, папочка, твой сын, мой старший брат.
– Здорово, бать, что, не легче?
– Сыыын.
– Ага, я сын твой, любимый, ты мне всегда бензин по пятницам давал, по пять… по десять литров… А по субботам мотоцикл свой… обещал дать…
– Не верь ему, папочка, врёт он. Ничего ты ему не давал. Ух, Пашка.
– Не помню, – говорит Василий, – ничего не помню…
Галя заметила, что полочка прибита, половица на крыльце, что поднималась всегда, вдруг оказалась приколоченной. А тут приходит, а Василий с ребятишками забор чинят.
– Галя, а почему у меня беспорядок такой во дворе?
– Не знаю, Вася… ты работал всё… Некогда было…
А теперь предыстория
– Галя, ну что ты кричишь, как сумасшедшая! Ну кто тебе опять чего наговорил?
Василий бегал по двору от разъярённой Галины, которой рассказали, что видели мужчину, подозрительно похожего на Василия, во дворе у Алки Дудкиной, которой космы уже Галина трепала, было дело.
– Галя, да я… Да что ты, милая? Я только тебя люблю, Галя!
– Мамочка, – плачет Викуся, папина любимица, последушек, – мамочка, не бей папку, он хороший!
– Хороший? Хоррроший! Заступница выискалась, вот и катись со своим папкой хорошим, – кричит рассвирепевшая Галя, – катись, к новой мамке-то, посмотрю, как с мачехой живётся, пусть она тебе косички-то и плетёт, платья шьёт.
– Мамочка, – плачет Вика, – мамочка не выгоняй меня, уууу.
– Мамка, ты чё тут устроила, – выходит из дома Пашка, – что совсем уже? Викуся, иди сюда, бать, а ты тоже хорош. Под сраку лет, а всё по… кустам бегаешь, позоришь нас.
– Что? Что ты сказал, ах ты засранец, я вот сейчас ремень…
– Сиди, ремень он возьмёт, тоже мне, Паш, забери Викусю.
Плачет Вика, ругается мамка, божится батя.
– Вика, а пойдём до бабули, – говорит Пашка.
– Не пойдуууу, уууу.
– Да отчего же?
– Пока будем ходить, мамка папку выгонит и меня заодно… Ууууу…
– Да скажешь тоже, идём, Викусь, мамка с папкой быстрее без нас помирятся. И тебя она никуда не выгонит, ты чего? Это мамка, просто, в запале сказала. Как же она без своей доцы, ты чего?
– А папку? – спрашивает Викуся, вытирая слёзы. – Папку выгонит, уууу…
– И папку не выгонит, так, погоняет для вида.
Когда дети вернулись от бабушки, дома стояла тишина.
По ограде валялись кружки, стаканы, сковородки, были разбросаны ещё какие-то вещи, дома никого не было.
Потом пришла злая мамка, спросила про того паразита.
Дети ответили, что папки не было, когда они пришли.
– Сейчас приду, – сказала мамка и ушла куда-то.
– Тётку Алку пошла бить, видно, – сказал Пашка.
– За что? – удивилась Викуся.
– Да так, вырастешь, узнаешь.
Мать вскорости пришла, а вот отца не было всю ночь, что очень на него было не похоже.
То есть совсем не похоже, никогда такого не было, кто бы что там ни говорил, ночевал Василий всегда дома, тут даже придраться не к чему. Дома, и точка!
Но эту ночь Василий ночевал где-то.
Галина с утра перед работой сбегала куда-то, потом ещё в обед, забежав домой и убедившись, что супруг не появлялся, сбегала к нему на работу, Василия нигде не было.
Галя побежала по друзьям, по кумовьям, не было. Никто не видел, как сквозь землю провалился Василий, нет нигде – и всё тут.
Галя для верности сбегала ещё раз к Алке, поговорила с ней по-хорошему, мол, если держишь моего мужика силком или же он идти боится домой, то лучше отпусти, либо пусть выходит и не боится.
Алка же слёзно клянётся, что давно уже Васю не видела, забыла даже, как он выглядит, и вообще у неё есть мужчина, чего она до нее, женщины честной и с чистыми помыслами, доколебалась со своим облезлым Василием!
– Ах, облезлым, – кричит Галина и с разбегу вцепляется в волосы разлучницы, гадины и про… йдохи, скажем так.
Завязалась небольшая потасовка. Женщины кубарем скатились в овраг, затем, помогая друг другу, вылезли оттуда.
Потом обе сидели на веранде у Алки, пили чай с мятой и ромашкой, для успокоения выпили настойки и, выбирая друг у друга репьи из волос, гадали, куда мог подеваться Василий.
– Надо к участковому идти, – говорит Алка, – это не шутки, как сквозь землю человек провалился…
– Оёёёёй, – заплакала, заголосила Галя, – оёёёй, Алка, это я виновата, я Василия под землю упекла…
– Убила? – сиплым голосом спросила Алка и закрыла рот ладошками, на всякий случай отодвигаясь подальше от гостьи.
Матушки, что же будет, Василия прикопала и к ней пришла…
Алка только пошире открыла рот, чтобы заорать, как Галя, перестав плакать, уставилась на неё.
– Алк, ты чё, дура? Ково я убила? Я курицу-то зарубать не могу, а ты…
– Я, когда ругались с ним, крикнула, чтобы он под землю провалился, и чёртом обозвала.
– И?
– Что «и»? Сама же говоришь, как сквозь землю провалился, ууууу.
– Галя, – выдохнула наконец-то Алка воздух, набранный в лёгкие, чтобы заорать «спасите, помогите», – Галя. Ну ты и дура, прости господи.
А сама думает – так давно хотела сказать ей это – дура, дура, дура. Вот тебе.
– Так, хватит сырость разводить, идём к участковому писать заявление, я свидетель.
– Ка… ка… какой свидетель?
– Такой. Скажем, что ты у меня весь вечер вчера сидела, так как многие видели, что ты бегала ко мне, я твоё это, как его, а-ли-би! Вот!
– Ууууууу.
– Не плачь. Так, давай ещё по стопочке для храбрости, и пойдём!
В это время к ограде Аллы подъехал автомобиль.
– Жорик мой приехал, – расплылась в улыбке женщина.