Славендар

– Меня тоже вспороли, и прошили заново, – сказал гном, – Нам надо…

– Прекрасная перспектива, – перебил я, – Спасибо, луддиты.

Солнце садилось за полем, затушевывая пейзаж красным. Какие-то птицы, не успевшие за день наловить мошек для семьи, пытались до наступления темноты наверстать упущенное, кружили над полем, время от времени кидаясь вниз с высоты. Я никогда не разбирался в птицах, разве что ворону от воробья могу отличить. А они, надо же, на таком расстоянии способны отличить съедобное от несъедобного, спикировать и поймать лапами пищу.

Впрочем нет, они клювом хватают, это как если бы я сразу ртом. Зря сказал гному, что есть не хочу, вдруг у него котлета за пазухой?

– Скажите, Киса, – позвал я гнома, – У вас нет, случайно, котлеты за пазухой?

Но гном не ответил, ему не дали на ответ времени. Стремительно подлетевший к остановке седан так резко затормозил, что даже голодный я встрепенулся. Успел заметить только, что машина черная, с дополнительной светооптикой… и непонятно откуда взялась. Будто она летела без фар, и только перед нами сверкнула огнями, перекричав заходящее солнце.

Из машины выскочил мужик, куда выше меня ростом, подлетел к стоявшему истуканом гному, и сбил его с ног мощным пинком. Гном упал.

– Надо же, гном, ты тоже валяшка, – равнодушно сказал я.

На пустой желудок я не удивляюсь, берегу силы для вестибулярного аппарата. Мужик наклонился к гному, щелкнул возле его лица каким-то прибором – кажется, классическим щелкунчиком кибершока, и с абсолютно бесцветным, словно увядшим еще вчера, равнодушием сказал:

– Попался, – будто вырубал киберов каждый день пачками.

Мое присутствие на остановке, похоже, его не заинтересовало. Понятное дело, я безвредный. Мужик выглядел мощно, но не зло. Я почему-то подумал, что он отставной моряк, походивший, повидавший, и под занавес океанской карьеры трудоустроившийся гномов пинать.

– Ваш беглый? – спросил я моряка, – Со щелкунчиком можно было и не пинать.

Он оторвал от гномьего туловища взгляд, сунул в карман щелкунчик, и усмехнулся:

– Ты наш беглый, – сказал он, – Ты зачем из поезда выпрыгнул раньше времени?

Усмешка у него была незлая, и сквозь нее ощущалась мощь двенадцатицилиндрового дизеля величиной с дом, которые некогда бороздили просторы мирового океана. Он стоял, по-моряцки широко расставив ноги, но не потому, что палуба под ним качается, а потому, что он знает, кто он, где он, и что он делает.

Всем этим он выгодно отличался от меня. Я сделал вдох, набрал полную грудь мужества, и попробовал нахамить.

– Нестыковочка вышла, – сказал я не без ехидцы, как мне показалось, – Объект проявил свободу воли.

Решительность окрыляет. Я даже заерзал на бетонной скамье, пытаясь вобрать задом силу матушки-земли русской.

– В машину, объект, – скомандовал моряк явно мне, подхватил гнома и понес, как плохую куклу на помойку. Веселить перестала, а в ремонт отдавать неохота.

Командовал он тоже с усмешкой, так что я не слишком перепугался, и встал. Скамья на бетонных ножках не способствовала тому, чтобы я от земли силы набрался. Наверное, бетон экранирует передачу. Я оглядел остановку в последний раз, и пошел к машине.

Моряк поднял багажник, зашвырнул в него гнома, и показал мне на переднюю дверь.

– Запрыгивай, Павел, – сказал моряк.

А вот гном не назвал меня ни разу по имени.

– У меня чемодан украли, – пожаловался я, – Отлучился в лес на минуту, и сразу украли. Красная машина какая-то.

– Не надо было дергаться, – сказал моряк, открывая водительскую дверь, – Получил вызов – садись и жди. Будто не знаешь, как себя вести? А ты задергался, вот тебя и перехватили… попытались перехватить. Мелюзга лесная… Давай, полезай внутрь, время теряем!

Машина внутри оказалась обыкновенной, ничего необычного. Синие огоньки на панели, экран, как у всех, и разве что рычаги и руль для ручного управления – редкость, но не такая, чтобы удивляться. Я сам пробовал тачкой рулить: вполне себе удовольствие, когда никто не видит.

Моторы завелись, и машина поехала. Моряк сам управлял, ловко шевеля рулевым колесом. Я засмотрелся, ибо не часто видишь человека с таким допуском. Конечно, есть вероятность, что он нелегал, но это вряд ли. Это совсем ненужный риск. Нелегальные тачки вычисляются с полпинка, а ответственность за антисоциальное поведение большая. Вряд ли луддиты столь антисоциальны, что гоняют на ручных нелегальных тачках. Я так думаю, что они поумнее некоторых будут.

Ехать было приятно. Несмотря на полное отсутствие интима, присущего таксоподам, в этом салоне ощущалось спокойствие. То ли настоящая водительская «баранка», то ли моряк со своей аурой, то ли мне стало решительно все равно, переживания закончились, оставив после себя тень ощущений.

– Назначили врагом народа, да? – спросил моряк, и продолжил, не дожидаясь моего ответа, – Смотрю, ты окольцованный?

Он показал на мое кольцо на пальце.

– Мода была такая, – сказал я, – Смартфоны отстой, браслет неудобен…

– А чего не чипанулся? – спросил моряк.

Так никто почти не чипанулся. То же кольцо, только под кожей, ничего интересного. Нейроинтерфейс провалился с треском, дальше примитивного управления движением курсора по экрану дело не пошло. Мозг, с его полями и зонами, оказался слишком гибкой штукой. Неконкретность отдельных нейронов сгубила миллиардные инвестиции.

Я пожал плечами, мол, вообще не вижу проблемы.

– Да и правильно, – согласился моряк, – У меня браслет, это самое удобное. Нажал кнопку, голограммка выскочила…

– Кольцо удобнее, – сказал я.

Моряк не стал спорить, потому что это и впрямь не предмет спора. Это кому что нравится.

Мы въехали в Сиреченск без остановки, только транспондер мигнул. Теперь Родина знает, что мы дома… я взглянул на свое кольцо, оно не работало. Ага… Значит, не факт, что Родина что-то знает. Как сказал гном, «тебе предстоит забыть многое».

Деревья за окном поотстали, кованые заборчики – украшение города, бережно хранимое с девятнадцатого века – тянулись ровной струёй, нечастые пешеходы равнодушно топтали тротуарную плитку, возвращаясь в родные дома. Сейчас бы перекусить все-таки…

– Домой тебя везу, – сообщил моряк, – Нервишки успокоишь, с мамкой побудешь. Решили, что так для тебя будет лучше, уж больно ты… прыткий. С виду тюфяк тюфяком, а внутри…

– Я безвредный, – сообщил я.

Моряк помолчал, обдумывая полученную информацию, потом покачал головой, не согласившись. Я был удивлен, что он еще что-то обдумывает, со мной все и так ясно.

– Нет, – сказал он, – Ты не безвредный. И дело даже не в том, что с остановки сбежал, а перед этим из поезда выскочил, а еще раньше корпоратив людям испортил. Забавляет, что ты гному поверил. Чего он тебе наговорил хоть?

Не знаю, что там забавляет его, а меня забавляет, что гном мне ничего не наговорил. То есть, я поверил в несказанное? Я не просто безвредный, я безмозглый.

– Когда со спутника свалился метеодрон с манипуляторами цеплять вывеску, лесные заметили и выслали того мальца на перехват. Ишь, быстро как сообразили, шустрилы!

Он оторвал от руля правую руку и через плечо показал большим пальцем назад, где в багажнике парился один такой шустрила, мой перехватчик.

– Дрон вывесил слово, надо же было как-то тебя сцапать, верно? Ушел бы в леса, как партизан. Были случаи…

Он сделал паузу, вспоминая.

– Были случаи, когда гномы ловили людей? – спросил я.

– Их там целое сообщество, – сказал моряк, – Охотятся на акваробов, изымают батарейки. Тебя бы не съели, конечно, ты безвкусный. В смысле, невкусный, я хотел сказать.

Я еще и безвкусный, какая прелесть. И зачем я такой вам нужен, вот вопрос.

– Ты сейчас зайдешь в дом, – сказал моряк, – Родителям ничего не говори, но и не ври. Тебе важно их спокойствие. Скажи, что приехал в отпуск, это правда. Будешь в Сиреченске две недели, потом вернем тебя в Переходную. Но две недели – это максимум, понял?