Золотая жила

Это утро выдалось на редкость хмурым и пасмурным. В предрассветных серых сумерках стало видно, что за ночь из-за Большого скалистого хребта наползли тучи, и небо сковало свинцом. Затянул мелкий, противный дождь. Стоя под козырьком служебного входа «Сухогруза» и растирая красные от недосыпания глаза, охранник рынка, небритый, крепкий молодчик, одетый в темно-синюю униформу, напоследок еще раз глубоко затянулся папиросой. Задержав дыхание несколько дольше обычного, он выдохнул тонкую струйку белого дыма под капли дождя, после чего щелчком отбросил окурок, целясь в сторону мусорных баков. Несмотря на промах, охранник не расстроился. Напротив, он хмыкнул, улыбнулся блаженной улыбкой и, хихикая без видимой причины, скрылся за скрипучей железной дверью.

Когда уже рассвело, во внутренний двор рынка свернул молодой парень. Прохлюпав по бурым и остро пахнущим томатно-баклажанным лужам, он скрылся за дверью служебного входа. Как всегда, он пришел на работу одним их первых. Парень расписался в регистрационном журнале на посту охраны и привычно отпустил одну из своих несмешных шуточек в адрес того самого веселого охранника, глядя в его красные воспаленные глаза:

– Что, Рубик-джан, подняться поднялся, а проснуться забыл?

– Да какой там сон! – не поняв насмешки, ответил Рубик. – Всю ночь не мог глаз сомкнуть. Как будто что-то давило… давило и не отпускало. Походу, старею, на погоду стал реагировать.

Парень рассмеялся:

– Меньше надо пых-пых, чтобы отпускало.

– Слушай, Парфюмер, давай топай. Нюхай свой эфирный духан, токсикоман чертов, – обидчиво буркнул Рубик.

Парфюмер, как прозвали на рынке владельца парфюмерного отдела с легкой подачи Рубика, улыбаясь, направился вдоль бесконечно длинного и пока еще безлюдного торгового зала к своему павильону. Настроение его было приподнятым. Начинался новый рабочий день…

К девяти часам, когда двери всех павильонов уже распахнулись, рынок постепенно начал оживать: торговый зал наполнялся утренним серым светом и первыми посетителями – бабушками с сумками на колесиках, которые неспешно бродили по нему с таким видом, как будто сами не понимали, зачем они вообще сюда пришли в такую рань.

Постепенно картина менялась: став более активными, покупатели переходили от павильона к павильону, выбирая, где бы отовариться продуктами подешевле и получше, не понимая, однако, что такое счастливое сочетание абсолютно невозможно на «Сухогрузе», да и, пожалуй, на любом другом рынке нашей необъятной страны.

Парфюмер все это время не находил покоя в своем павильоне: он то и дело замирал на месте, прислушиваясь к чему-то и присматриваясь, но, так ничего и не обнаружив, тряс головой и снова начинал озираться. Внезапно, как будто увидев что-то пугающее, разглядывая витрину, он резко отстранился от нее, и, оступившись, потерял равновесие и повалился на спину. Борясь с охватившим его приступом паники, он буквально выскочил наружу и замер прямо посреди торгового зала…

Рынок жил своей обыденной жизнью, ничего необычного не происходило. Разве только поведение продавца парфюмерии вызывало любопытство. Он стоял посреди торгового зала, его глаза были широко открыты, словно созерцали одному ему видимые картины, рот беззвучно шевелился, как в немом диалоге с кем-то неосязаемым, а руками он плотно закрывал уши, как будто спасаясь от слышимых только ему звуков. Продавщица цветочного отдела невольно улыбнулась, заметив странное поведение Парфюмера, и снова вернулась к обрезке шипов на розах…

Покрутив головой по сторонам, Парфюмер вдруг поймал на себе взгляд карих глаз. Эти раскосые глаза поглядывали на него из-за букетов тепличных роз. Принадлежали они цветочнице. Не долго думая, Парфюмер решительно направился к ее прилавку, расположенному в стеклянном фойе рынка.

– Розочка, умоляю, скажи, что мне это не мерещится.

Цветочница инстинктивно отпрянула от него. К несчастью, отступать перепуганной девушке было некуда – она почувствовала спиной холод стекла.

– Не подходи ко мне, Гарик! – взвизгнула она.

– А, пойдем, сама все увидишь…

Парфюмер решительно схватил цветочницу за руку и повлек за собой. Та не сопротивлялась, мгновенно утратив силу воли. Парфюмер затянул ее внутрь своего павильона и, показывая рукой на одну из витрин, таинственно произнес:

– Смотри, они шевелятся…

Тем временем в своем павильоне готовился к новому рабочему дню владелец закусочной «Кебаб хаус» Давид Элаевич Колхиди – пожилой, колоритный южанин. Он степенно надел свежий поварской халат, повязал вокруг объемного живота длинный фартук и, поправив на лысой макушке съехавшую набок серую войлочную шапочку с кисточкой, подошел к двери, чтобы перевернуть табличку с надписью «Закрыто» на другую ее сторону, где было написано «Добро пожаловать, гости дорогие!».

Заметив возбужденное поведение двух молодых людей за ярко освещенной витриной парфюмерного павильона на противоположной стороне, Колхиди лишь хмыкнул:

– Хм, молодежь…

Он вновь вернулся на кухню, чтобы приступить к работе, но вдруг неожиданно замер на месте, странно глядя на стену, в то место, где на магнитном держателе висел набор кухонных ножей. Ошибки быть не могло: большой тесак для рубки костей издавал тонкий звон, соприкасаясь эбонитовой рукоятью с кафельной стеной…

– …Говорю же тебе, это самая настоящая аномалия! – продолжал увещевать скептически настроенную Розочку Парфюмер.

– Не верю я во всю эту потустороннюю мистику-шмистику и полтергейсты, – железно аргументировала Розочка, продолжая переворачивать и осматривать пузырьки на витрине в поисках подвоха.

– Да я не про то говорю. Видимо, произошел разлом в тектонических плитах… Ты что, Дискавери не смотришь? В восемьдесят втором в долине Эль Инферно все то же самое было: и вибрация, и гул… Зря ты мне не веришь…

Вновь выглянув наружу, Колхиди не обнаружил каких-то изменений в странном поведении молодых людей за соседней витриной: они так и продолжали о чем-то оживленно переговариваться. Нет, ребята тут были ни причем, просто крутят шуры-муры – дело молодое, решил мясник. Он скосил глаза в длинный торговый зал.

Выглядел Колхиди растерянным и рассерженным одновременно – прошедшие четверть часа стали для него настоящим испытанием. Ножи на стене так и продолжали звенеть, в какой бы последовательности он их не развешивал. Но даже не ожившие ножи, а что-то другое, куда более необъяснимое вызвало его беспокойство. Едва различимый ухом гул витал в воздухе, проникая даже под прилавок. Казалось, откроешь неработающий жарочный шкаф – и оттуда гудит. Гудело абсолютно все вокруг: и отключенный холодильник с напитками, и деревянный прилавок, и стены, и столы, и даже пол, короче, все, к чему только Колхиди ни прикладывал ухо.

Витринное стекло перед его носом тоже гудело. Не выдержав, мясник выскочил из закусочной и замер на месте, прислушиваясь: «У-у-у-у-у-у-у…» – тот же самый мерный гул разносился по всему рынку…

Сумбурное утро выдалось сегодня на «Сухогрузе»: пока Парфюмер строил околонаучные теории о причине возникновения загадочного гула, закрывшись в своем павильоне с недоумевающей цветочницей, решительный мясник начал действовать. Надвинув на самые брови войлочную шапочку, он стал методично обходить один павильон за другим и задавать рыночникам один и тот же вопрос: «Это у тебя гудит?». «Нет, дядя Додик», – отвечали ему, разводя руками. «А гул слышишь?» – переспрашивал он. «Конечно, дядя Додик», – всякий раз следовал ответ. И Колхиди размашистым шагом направлялся к следующему павильону, сжимая кулаки и вполголоса бормоча себе под нос: «Поймаю падлу, таких люлей навешаю».

Последним на его пути был парфюмерный павильон. Он притулился почти у самой лестницы, ведущей в цокольный этаж, где располагались складские помещения да общественный туалет. Колхиди приблизился к стеклянной двери и заглянул внутрь. Парфюмер распинался перед Розочкой, не замечая или делая вид, что не замечает, что за ним наблюдают. Губы мясника скривила недобрая ухмылка – в ней так и читалось: «Вот вы мне и попались, гаденыши», и он решительно толкнул дверь от себя.