Страница 25 из 66
— За нами явно наблюдают, — констатировал Винстон.
— Телефоны-то у всех есть, — заметила Эспинг. — Так устроена жизнь в маленьких городках. Люди приглядывают за соседями. Особенно если к соседям является полиция.
Эспинг открыла калитку, и они поднялись по каменным ступенькам. Стоило ей протянуть руку к звонку, как где-то в доме залаяла собака.
Винстона передернуло. Опять животное? Эстерлен, похоже, просто кишит зверями. Он провел рукой по карману, проверяя, переложил ли он ролик, когда переодевался.
Маргит открыла дверь, и лай затих.
— Здравствуйте. Проходите, пожалуйста.
Винстон огляделся, высматривая собаку и готовясь отстаивать свой костюм. Маргит заметила его взгляды и указала на коробочку, укрепленную над вешалкой для пальто.
— Лай — это запись. По ту сторону двери есть датчик движения. Забавная штучка, сын подарил. Он часто бывает по делам в Азии, там и купил. Я эту собачку называю Бель-Ман Позвонок. Схема была на японском, так что пришлось повозиться. Но теперь Позвонок отлично лает, правда?
У Маргит был старомодный сконский выговор, и Винстон понимал ее не без усилий. Но он обратил внимание не только на местный выговор. Стоявшая перед ним невысокая женщина явно нервничала. Голос звучал неестественно, к тому же Маргит то и дело теребила огромные очки, словно чтобы занять руки.
Маргит подвела их к большому дивану с жесткой набивкой; на журнальном столике уже ждало блюдо с домашним печеньем. Гостиная была оформлена в морском стиле. Барометр, латунная рында, старые такелажные шкивы и тали и, естественно, несколько картин маслом, изображавших парусники.
— Какой красивый дом, — сказал Винстон, чтобы разговорить Маргит. — Родовое гнездо?
Трюк сработал: Маргит кивнула.
— Род Дюбблингов можно проследить вплоть до тысяча шестьсот одиннадцатого года. Большинство моих предков были моряками. Море у нас в крови, говаривал мой отец. Этот дом Якоб Дюбблинг, мой прадед по отцовской линии, выстроил на доходы от контрабанды спиртного. Но срок давности по этому преступлению давно прошел, так что берите печенье!
Винстон и Эспинг послушались.
— Другой мой предок пиратствовал во время Кальмарской войны[26], — продолжала Маргит. — У него имелось каперское свидетельство[27], выданное лично датским королем. Вы, конечно, знаете, что Сконе стал шведским только в тысяча шестьсот пятьдесят восьмом. Мы все еще шведы поневоле.
— Кстати о «поневоле». Как вы относитесь к Йислёвсттранду? — спросил Винстон, чтобы вернуть разговор в нужное ему столетие. — Насколько я понял, Джесси Андерсон вызывала здесь неприязнь?
Маргит со звоном поставила чашку. Ей стало жарко, тревогу как ветром сдуло.
— О мертвых плохо не говорят, но Джесси Андерсон была скользкой, как угорь. Слышали, как она хвасталась в своей передаче? Я в воскресенье слушала радио на кухне. «Если клиентам не нравится то, что им показывают, надо перевести их внимание на что-нибудь другое» — вот ее слова. Именно это она и сделала.
Сухонькая старушка покачала головой.
— Все вокруг понимали: с этим проектом с самого начала дело было нечисто. Как, например, Джесси решилась заплатить Софи Врам несколько миллионов за кусок бесполезного болотного луга, если только она с самого начала не знала, что возражений со стороны блюстителей береговой линии не будет? Откуда Джесси знала, что разрешение на застройку без помех пройдет все инстанции? Что жалобы окажутся бессильны? Где-то здесь собака зарыта, помяните мое слово.
Винстон украдкой вынул записную книжку, заметив краем глаза, что Эспинг уже включила диктофон.
— Ну а сами дома? — взволнованно продолжала Маргит. — Уродливые бетонные коробки, абсолютное неуважение что к истории Эстерлена, что к его архитектурным традициям. Джесси даже пыталась обнести оградой пляж, превратить все в заповедник для богатых. Но это еще не самое плохое!
Она отпила кофе, словно чтобы укрепиться духом, и снова заговорила:
— На самом деле администрация поселка практически поставила крест на проекте. Мы устраивали митинги протеста перед муниципалитетом. Собирали подписи, помогали соседям составлять жалобы, писали письма в газеты и посты в фейсбуке◊. Сюда приезжали телевидение, пресса, радио, и все были на нашей стороне. Давид против Голиафа.
— Под соседями вы разумеете Яна-Эрика и Альфредо Шёхольмов, — констатировала Эспинг.
Винстон бросил на нее раздраженный взгляд: не стоило перебивать свидетельницу.
— Разумеется, — ответила Маргит. — Им, беднягам, хуже всех пришлось. Шум стройки так мешал Яну-Эрику, что он заболел. Ему пришлось отказаться от нескольких больших ролей.
Маргит горько посмотрела в свою чашку.
— У нас почти получилось. Мы тормозили строительство, жаловались, привлекали внимание к негативным моментам, и всё это сделало свое дело: покупатели почуяли неладное, у Джесси стали иссякать деньги. Одному подрядчику не заплатили. Начались ссоры из-за счетов. Но тут Джесси прознала о скульптуре.
— The Hook? Которая стоит в доме? — вставила Эспинг.
— Именно, — кивнула Маргит. — Ульсен, художник, знаменит на весь мир, но в Швеции его работ очень немного. Его скульптура сделала бы Йислёвсхаммар достопримечательностью пасхального фестиваля искусств. Идея-то была моя. Я нашла эту скульптуру в ателье Ульсена. Рыболовный крюк, связь с историей нашего поселка.
Маргит сцепила руки на колене.
— Ульсен очень любезно предложил оставить скульптуру за нами, подождать полгода, пока мы не соберем деньги. Мы объявили сбор, устраивали ярмарки, обращались за помощью в разные фонды.
Костяшки сцепленных на колене рук медленно белели.
— Но тут явилась Джесси Андерсон и увела скульптуру прямо у нас из-под носа. Она обещала подарить ее поселку, как только продаст свои жуткие дома.
— Откуда у нее взялись деньги, если проекту уже грозило банкротство? — спросила Эспинг.
— Да хер его знает!
Грубое ругательство в устах этой хрупкой женщины прозвучало настолько неожиданно, что Эспинг и Винстон вздрогнули.
— Я же говорю: с этим проектом что-то нечисто. — Маргит задышала медленно, словно стараясь взять себя в руки. — Вообще дело вовсе не в чьей-то там доброй воле, а в холодном расчете. Покупка скульптуры сделала Джесси хорошую рекламу и заново пробудила интерес к проекту. И в то же время наше единство дало трещину. Все равно первая вилла была уже наполовину готова, и тут вдруг поселок получает скульптуру, а деньги можно пустить на что-нибудь еще, рассуждали жители. Многие сдались, позволили этой пергидрольной стерве одержать верх.
— Но не вы, — сказал Винстон.
— Только не я. — Маргит энергично затрясла головой. — Нас, не поддавшихся на уловки Джесси, мало. Шёхольмы, я и кое-кто еще. И, конечно, наш дорогой Николовиус.
— Кто? — спросил Винстон, записывая имя в блокнот.
— Так вы не читали Николовиуса? — Маргит просияла. — Который пишет в «Симбрисхамнбладет»? Тогда вы многое потеряли. Он много писал о Йислёвсстранде, критиковал его. Подождите, я сейчас!
Маргит подхватилась с кресла и сбегала за папкой с газетными вырезками; во всех речь шла о Йислёвсстранде. На некоторых фотографиях была сама Маргит, на других — Ян-Эрик и Альфредо.
— Вот, смотрите!
Одно послание называлось «Неприкрытая жадность сикофантов».
Текст был написан хорошим языком, с тщательно подобранными словами, но показался Винстону многословным и слегка старомодным. Автор довольно прозрачно намекал на Джесси Андерсон, Софи Врам и других потенциальных покупателей как на людей алчных, не чувствующих души Эстерлена.
Следующее письмо называлось «Пути зла не доводят до добра»; подводка давала понять, что разрешение настройку было получено путем каких-то махинаций.
Третье послание называлось «Час возмездия».
— Все строят предположения насчет того, кто же этот Николовиус, но никто его не знает, — сказала Маргит. — Реального Николовиуса звали Нильс Ловен, он был пастором, писателем и переводчиком, жил в начале девятнадцатого века. Именно в его трудах впервые появляется слово «Эстерлен». Кто бы ни скрывался за псевдонимом, этот человек — знаток нашей истории!
26
Кальмарская война (1611–1613) — война между Данией и Швецией за южную часть Скандинавского полуострова и господство на Балтийском море, одно из последствий Штеттинского договора 1570 года (заключен по завершении Северной семилетней войны).
27
Каперское свидетельство (выдавалось правительством) позволяло частному судну атаковать и захватывать вражеские корабли, а также пересекать морские границы в поисках таких кораблей. Захваченные суда каперы (корсары) обязаны были передавать адмиралтейству. Добыча делилась между капером и королевской казной.