Любовь нужна всем

Он звонил, просил позвать её позвать, пытался что-то сказать, оправдаться, передавал через Павлика записки, которые Анжелка ей читала по телефону. Подруге было неудобно, она предлагала принести, на что следовало категорическое нет. И Анжела читала, она ошибалась, путала слова и буквы, запиналась, но Илона настаивала: «Читай». А когда звонил, Илона, ни слова не говоря, трубку клала сразу, как только раздавался его голос. Он звал, манил своей бархатной приторностью, оживлял в памяти минуты незабываемого блаженства, но Илона пересиливала себя. Мама заподозрила неладное. Да и как не заподозрить? Никогда раньше общения с дочерью не добивался один и тот же человек. Только Анжела, подружка. Да, бывало, звякнет кто-нибудь из одноклассников по учёбе или какому другому вопросу, мало ли их возникает? Но такого, чтобы всё тот же молодой человек просил, упрашивал, заклинал едва ли не умолял дать трубку Илоне, такого ещё не случалось.

Александра Евгеньевна замучила дочь расспросами, кто да что да почему? Илона сначала уходила от ответа, потом раскрыла часть правды, мол, познакомилась через Анжелку, и он теперь ей проходу не даёт. Мать не то, чтобы поверила, но сопоставила факты: со школьной подругой последний месяц дочь, действительно, вроде не встречалась. Да она ни с кем не встречалась, даже на улицу не выходила, как некоторое время назад. Её уговаривали вдвоём с отцом: «Выйди, прогуляйся, подыши свежим воздухом!» А она отказывалась, дома лучше, книги, музыка, вы и Руфина, мол, ничего дороже и ближе для неё нет, а там и погода никакая, и одноклассницы все, кроме Анжелы, рассосались по разным ВУЗам. Придёт время – находится ещё, в институт, насидится на лекциях, а сейчас дайте же последнее лето детства провести так, как я сама хочу. И родители отступались. Мать, конечно, в некотором недоумении и не без сверливших мозг вопросиков. Но в конце концов и она перестала беспокоиться, тем более, что у самой забот, что называется, полон рот: надо обновить часть гардероба, а это требовало уйму времени – собрать информацию, обзвонить всех знакомых, что где почём можно достать, просто объехать все более-менее приличные магазины города, хватало хлопот и с ювелиром, он никак не мог довести до ума, то бишь до соответствия пожеланиям Александры Сергеевны новый серебряный перстень с огромным лазуритом с белыми, синими и желтоватыми прожилками, сделать так, чтобы и в глаза бросалось и чтобы без лишней нажористости, короче, чтобы ни у кого такого не было. То камень не подходил, неинтересный, то, наоборот, слишком изобиловал лишними вкраплениями, то сам эскиз не нравился. «Не всё так просто у нас! – восклицала Александра Евгеньевна, рассказывая мужу о своих мытарствах. – Ты же гордишься, что твоя жена выглядит лучше других?» – вопрошала она, разглядывая в зеркало свою стройную фигуру в новом костюме: всюду хорошо, только предплечья начинают полнеть, появляется дряблость, и таз при внимательном рассмотрении чуть широковат, но от этого не уйдёшь – природа.

Муж соглашался с женой, естественно, ему доставляло немалое удовольствие находится со своей молодящейся супругой в кругу потерявших все формы жён коллег: «Конечно, Сашенька, ты у нас молодец!» На что Александра Евгеньевна отвечала: «У нас все молодцы: Илоночка, студентка наша, ты тоже, вон договорился, и всё как по маслу!» От слова «договорился» Виктор Сергеевич морщился, тёр пальцами свой крупный нос, любое воспоминание о «договорном» процессе ему было неприятно. К тому же жене он-таки ни сном ни духом не обмолвился о реальной цене поступления Илоны, а аппетиты супруги не уменьшались. И не до конца обновлённый гардероб, и золотая цепочка, которой они поздравили дочку с первыми настоящими успехами, и тот перстень, что заказала себе жена – всё это стоило немалых денег. А их вот и не было уже! Ещё не успел расплатится с кредитом за машину, всегда держал тысячу на чёрный день, и её сожрал Коля Вершинин со товарищи. Теперь во сколько обойдётся Сашин перстень? Только небольшой задаток за него уплачен, а на остальное уже свободных рублей нет, с зарплаты едва удавалось отложить сотню, так она уже вся истрачена, опять придётся одалживать и в этот раз втайне от жены, противно! От таких мыслей голова шла кругом, а тут ещё на работе проблемы – реорганизации, пертурбации – появились слухи, что на самом верху подумывают об отмене монополии на внешнюю торговлю. В стране растёт кооперативное движение, ему тоже часть пирога подавай! Что там ещё надумают, и что будет с их министерством в этой перестроечной чехарде? Свели два года назад кучу министерств в один Госагропром, а что толку? Только масса людей места свои потеряла. Виктор Сергеевич стал осторожно прощупывать почву в МИДе на предмет перехода, благо далеко бегать не нужно – под одной крышей сидят они на Смоленской площади. И уж что-что, а это учреждение вечно. В общем, временами чувствовал себя Виктор Сергеевич, как тот богатырь на картине Васнецова, на распутье, только вместо камня на дороге у него каша в голове варилась, куда пойти – никто не подскажет, а месиво скоро начнёт закипать.

И только один обитатель их квартир не ведал забот, только у него, точнее, у неё ни о чём не болела голова. Руфина как и прежде приходила ласкаться, тёрлась о каждого обитателя квартиры, но лежать предпочитала по-прежнему рядом с Илоной. С ней она слушала битлов, к ней возвращалась с кормёжки и бегательного моциона после неё. Всё так же её любили, гладили, и она по-прежнему от одного движения рукой по тёплой пушистой головке задирала к верху свою остренькую, как будто вышедшую из-под руки знаменитого ваятеля, мордочку, закрывая от удовольствия глаза. И спала она, развалившись на кровати своей младшей, но любимой хозяйки, в невозможных позах, даже лапами кверху порой. Ничто не мешало ей наслаждаться спокойной жизнью с полной миской рыбы, в которую ей, правда, пытались зачем-то всунуть мелкие кусочки варёных овощей. Это Александра Евгеньевна подсмотрела во французских кошачьих консервах, там говорят, что полезно, и она пыталась имитировать, как могла, эту моду. Руфина с недоумением обнюхивала чужеродные вкрапления в рыбу, оставляла их нетронутыми, но порой, набросившись от жадности на свежую порцию салаки, не замечая, проглатывала несколько кусочков. И Александра Евгеньевна оставалась довольна: хоть что-то. Впрочем, кажется, из всех членов семьи Ивановых только она и была довольна, всё шло по намеченному плану в этом году. И у мужа на работе, и поездка во Францию, и МГИМО. Всё хорошо!

Никиту следовало избегать, сейчас, завтра и в будущем. Илона отдавала себе отчёт в том, что она ещё не совсем одолела притяжение, которое испытывала к нему. Она ощутила это накануне. Ведь с самого начала занятий она намеренно нигде ни с кем не появлялась, ни в «Молодёжном», ни в Крылатском, ни у Серёги, ни у Анжелки с Павликом. С подругой она вообще почти полностью свела общение на нет. Не поссорилась, а просто замкнулась, боялась не выдержать и расплакаться. Анжела названивала и в сентябре, но Илона не поддерживала разговор, отвечала односложно: «да», «нет», и на предложение посидеть где-нибудь отвечала – времени не хватает. Она не преувеличивала, всё съедала учёба. Илона и бывала-то только в институте, где аккуратно высиживала все лекции, от звонка до звонка, потом немало времени проводила в библиотеке. В общем, ей нравилось учиться в МГИМО. Предметы интересные, и никакой физики с химией. Никакой алгебры с геометрией и тригонометрией. Любимые ей, не любимые, нет, но предпочитаемые гуманитарные науки, оказывается, будущие специалисты по внешней политике должны постичь столько всего! И историю дипломатии, и теорию, и международные отношения и про разные страны.

Илона признавалась себе, что временами, в отличие от школы, её даже увлекали новые науки! И португальский, какой красивый язык, правда, они слишком злоупотребляют «ш» и «ж», ну прям как поляки почти. Но сколько музыки в нём, сколько мелодичности! Ей-Богу, куда красивей английского, который Илона, по большому счёту, никогда не любила. Ну надо и надо. Школа-то английская. А тут: Eu falo portugues. (я говорю по-португальски) A lingua portuguesa é bela (португальский язык красивый). Uma verdadeira amiga russa (настоящая русская подруга). И повторить – эу фалу португеш. А лингва португеза э бэла. Ума вердадэйра амига хуса. И неизбежный соединительный союз «и», хоть и пишется «е», но читается не как дурацкое «энд», зачем столько звуков для такого короткого слова? А вполне как русское «и». Но всему своё время. Наукам и языкам иностранным тоже. Заучиваться тоже неправильно. Часов в шесть, закончив работу в читальном зале, спускалась в гардероб, оттуда, не торопясь (Куда и к кому ей спешить? Разве что к Руфине?), на автобус. К счастью, маршрут прямой, но долгий: минут сорок – сорок пять в толкотне, не сесть, а если и освободится место, то его не займёшь, ведь обязательно какая-нибудь разъевшаяся бабища пнёт локтём и потребует уступить, чтобы возложить свой жирный зад на продавленное такими как она сиденье, да ещё выдаст что-нибудь вроде: «Молодёжь нынче пошла!» Кабы не толкали плечами и локтями, не пинали ногами, Илона и сама бы с удовольствием постояла, и так целый день сидишь. Кто спорит, пожилым уступать надо, многие с работы едут, отстояв восемь часов на заводе, так не пинались бы тогда! Вот в парижском автобусе даже извините сказали, когда она, не ей, а она наступила в толкотне кому-то на ногу.