Любовь нужна всем

А им не было стыдно. За что? Они просто очень алкали вкушать друг друга, во всяком случае, так считала Илона. Чувствовать его тепло, ощущать в прикосновении его горячую грудь, из которой, казалось, сердце готово выскочить наружу. А большего и не надо, как минимум, тут, в этом месте. Никита ей что-то шептал на ухо про квартиру друга, которая будет свободной завтра, про шанс уединиться там. Это влекло и пугало. Влекло, хотя ещё час назад ей казалось, что желательно подождать, взять паузу, но вот сейчас, сию минуту, представься такой шанс, она бы, пожалуй, отдала себя целиком полонившему её чувству. А ведь, если считать дни, то как раз подошло самое опасное время, когда вероятность залететь становилась максимальной. Потому Илона бросалась в любовные утехи, не доведённые до логического конца, во все эти тисканья, бесконечные поцелуи, игры руками, но в нужное мгновение мозг нажимал на тормоз, и насчёт завтрашнего дня молчала, лишь обещала позвонить вечером. Она знала совершенно точно, что скажет вечером, и не хотела портить минуты пылкой страсти.

Когда они расстались, там же в Крылатском, она долго приводила себя в порядок, прежде всего исцелованное лицо, где-то припудрила, подкрасила губы бледно-розовой помадой, скромной, подходящей, по мнению мамы, молодым серьёзным девушкам. Потом сидела с закрытыми глазами и снова и снова прокручивала в памяти сегодняшнее свидание. Нет, завтра она никуда не пойдёт, это лишний и неоправданный риск. «Неоправданный? – вопрошала она. – Разве в любви можно рассуждать об оправданном, логичном, здравом?» Конечно, нет, но лучше не идти, решила она и пошла звонить. Но не Никите, он ещё не успел добраться до дома, захотелось поболтать с Анжелкой, спросить, как у неё, рассказать о них с Никитой, поделиться охватившими её чувствами хоть с одной живой душой.

В парках телефоны не устанавливали, и здесь тоже, только около велотрека, но у кабинки напрочь отсутствовали стёкла, а желание посвящать всех прохожих в свои душевные тайны совершенно отсутствовало. Она нашла телефонную кабину с недавно вставленными окошками на оживлённой улице, и это её полностью устраивало. Мимо шумели легковушки, гремели грузовики, и с улицы никто не мог расслышать ни словечка из тех сокровенных жизненных секретов, которые она собиралась изложить Анжелке.

Анжелка сама подняла трубку, она была дома одна. Это очень обрадовало Илону, наконец потреплятся свободно, во весь голос, без экивоков и намёков, в общем нормально. Квартирка-то у них малогабаритная, что сказано в одной комнате, слышно даже за закрытой дверью. Щели огроменные.

Когда она поведала подруге всю историю в деталях, та хмыкнула в трубку, помолчала несколько секунд и высказалась.

– Ну ты молодец, поздравляю, хватило смелости, я не ожидала от тебя такой резвости и прыти. Правда, молодец, сейчас такое время, что без этого никак. Мы не в девятнадцатом веке, когда Андрей Болконский заявил Наташе, что надо подождать год или сколько там. Теперь не так. Парням всё подавай сразу.

– Ну да, только не в кустах же, – парировала Илона, – а где ещё? У него дома бабушка, у меня мама, в гостиницы без штампа в паспорте не пускают.

– Слушай, кто ищет, тот всегда найдёт, можно поехать за город, прихвати покрывало, скажи, что на пляж на целый день, и все дела. Только главное – не залететь. Предохраняться, предохраняться и ещё раз предохраняться. Изделие номер один, хоть это и кайфолом, но зато гарантия. Я тебе говорю, парням надо всегда, да и нам тоже, только наши проблемы их не интересуют, наши проблемы – это наши проблемы. Будешь ломаться каждый раз, ему надоест. Никита – парень видный, отбоя от девчонок он не знает. Поверь мне.

– Ты хочешь сказать, что у него есть ещё кто-то?

– Илон, – не скрывая некоторого раздражения почти закричала в трубку Анжелка, – да я не знаю, есть или нет? Не моё дело! Я одно знаю – нравится парень, хорошо с ним, так и ложись там, где получается, а не рассусоливай – можно, нельзя. Вот это всё, что я могу тебе посоветовать, не тяни, держись за него да постарайся ублажить, ведь самой же здорово! Я так делаю, пока получается. И всем хорошо, мне прежде всего! Я люблю Павлика, и мне кажется, что он меня любит тоже. Но мужчины есть мужчины, у них сильнее сексуальное влечение, поэтому теоретически ничего не исключено, и нужно брать от жизни всё, раз подвернулся случай.

В общем, разговор с Анжелкой не задался, Илона хотела излить душу, а получила нравоучения, только не нраво-, а наоборот. Заявилась домой расстроенная. Даже мама, занятая своим педикюром, обратила внимание.

– Илоночка, что с тобой?

– Да ничего, мам, всё нормально, – не очень убедительно соврала Илона.

– Нет, я же вижу, что-то не так.

Пришлось выкручиваться.

– Надоел английский, устала я от него.

– Ну давай сходим в музей, сейчас в Третьяковке интересная выставка.

– Не, мам. Я лучше дома побуду, музыку послушаю, почитаю, наверное, просто мне нужен большой перерыв.

Она прямо в одежде прилегла на незастеленную утром кровать, включила магнитофон, закрыла глаза. И вот, и что? Может, правда, завтра кинуть в сумку покрывало и рвануть за город? Как на зло, погода не пляжная. Тогда что-то другое. Но что? Глаза уже изучали потолок. Но и там нет ответа на вопрос. И неужели он вправду потащится к другой? Неужели только этот самый секс для него главное? А любовь? Или её нет? А есть только именно этот самый секс. Притяжение двух тел. И тут она поймала себя на том, что они фактически ни о чём не говорили. Так, о разной ерунде у Серёги, дома – немного о музыке, а когда пили чай, болтали о сладостях, о торте, и он при этом поглаживал её голую коленку. И ей было жутко приятно тепло его ладони. В парке тоже в порыве физического влечения не нашли времени для разговора. Может, просто незачем воздух сотрясать? Может, ему нужна только девичья плоть, её плоть?

Илона решила проверить и даже не позвонила вечером. Всё равно завтра не следовало никуда идти, ни в какую пустую квартиру. Не тот день, и, вдруг человек не тот? А как не терпелось снова прильнуть к нему обнажённым телом, снова почувствовать его тепло, ощутить, как он своими сильными, мускулистыми руками прижимает её к себе. Илона была убеждена, что долго не сумеет выдерживать паузу.

В этот день Анжела сделала в квартире генеральную уборку, отодраила санузел, вычистила кухню, отмыла плиту от застарелых, давно спёкшихся капель жира, перемыла, перетёрла металлической мочалкой все засаленные сковородки и кастрюли, объявила войну пыли на шкафах, полках, подоконниках, под кроватями тоже и довела её до полной, безоговорочной победы. Квартира сияла, блестела как новая игрушка. Мать ахнула, когда пришла с работы. А Анжела, победно улыбаясь, смотрела на недоумевающую маму. Даже отец похвалил, прежде чем уткнулся носом в тарелку с картошкой жареной с луком. Анжела и тут постаралась. Оба родителя недоумевали: что произошло со старшей дочерью? А та молчала, только хитровато улыбалась и уверяла, что просто давно собиралась прибраться в квартире, времени-то вагон. Почему бы не заняться тем, до чего руки раньше не доходили. Кроме того, она начала готовиться к экзаменам и пару часов решала задачи по алгебре. Тут, правда, пришлось несколько раз обратиться за помощью к Илоне, но это уже детали.

Мать от такого неожиданного преображения дочери даже пустила одинокую слезу – вырастила себе смену – и за компанию с мужем опрокинула пятьдесят грамм. Раздобревший отец сунул ей рубль на мороженое. Анжела про себя усмехнулась родительским щедротам, за кого её держат, за пятиклассницу что ли? Однако вида не подала, сунула мятую бумажку в красный кошелёчек, отделанный синими и белыми бусинками, чмокнула папочку в щёку и удалилась в свою комнату, оставив счастливых родителей с недопитой бутылкой «Столичной».

Причина охватившего Анжелу трудового энтузиазма крылась в полученной от Павлика утром долгожданной новости: в воскресенье съезжает с родительской квартиры. Снял в Черёмушках однокомнатную в блочной пятиэтажке. Конец вечным поискам места для уединения, постоянного ожидания, что не вовремя вернётся кто-нибудь из обитателей данного угла. Как тогда весной в общежитской комнате его приятеля. Тот оставил ключ и заверил, что у ребят военка, её не прогуливают. И вот, на тебе, в самый неподходящий момент, когда Анжела задыхалась от переполнявшего её упоения и едва сдерживалась, чтобы не заорать во весь голос, стены тонкие и хоть в этом приходилось себя контролировать. В самый такой момент заелозил ключ в замочной скважине, она еле успела соскочить с позы всадницы в постель, внутри всё оборвалось, сломалось с треском деревянной палки, а в дверном проёме показался один из жильцов комнаты. Заболел, видите ли, и с температурой ушёл в общагу. Потом было смешно, особенно, когда Павлик показывал, как вытянулась от удивления физиономия болящего. Но это потом, а тогда пришлось, укутавшись одеялом, выскакивать из кровати, в спешке, прямо на голое тело одной рукой, придерживая это долбаное одеяло другой, натягивать штаны и футболку, совать трусы и лифчик в карманы. И всё это почти на глазах у кайфоломщика, нет-нет да норовившего покоситься в сторону полуголой Анжелы. А Павлик, прикрываясь одним полотенцем, которое они подстелили поверх простыни, заговаривал зубы непрошеному гостю – хозяину соседней койки. Хотя, конечно, гостями там были они.