Страница 2 из 20
– Что-то ты сегодня мрачнее тучи! Что стряслось? – не хотел навязываться, но не утерпел.
– Не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– Не знаю, что происходит.
– Может, я знаю?
– Ты? – Коля вскидывает на меня удивленный взгляд. – Не знаю, может, и знаешь.
– Так, а что это, что я… может быть, знаю?
– Я не знаю…
Плеснув на гранулы столярного клея горячей воды, Николай приседает у ведра и медленно размешивает серо-коричневую жижу. Лица не вижу, но его затылок недвусмысленно говорит о дурном настроении.
– Не нравится мне эта заваруха в Европе. Непонятно, как теперь все наладится… это пугает, понимаешь? – говорит Коля, не оборачиваясь.
– Дело ясное, что дело темное. Но нам-то что с того?
– Не знаю… На днях сон видел. Мне эта картинка уже который год снится, еще с войны… а тут привиделось такое… просто тихий ужас.
Он умолкает, а я чувствую, что уши мои встали как у овчарки.
– Расскажешь?
– Ну… одно и то же, одно и то же… Сижу во ржи с ружьем в руках, порядком струхнув, как-никак – приближается с десяток солдат, а то и больше. Растянулись цепочкой, прочесывают поле, меня ищут, но все-таки прошли мимо, не заметив. Отлегло, м-да… но так было раньше, – Коля вздыхает и продолжает. – Мать честная, на этот раз все по-другому. Один из тех солдат, тыкая штыком в траву, идет прямо на меня. И у него такой жуткий взгляд, что озноб до костей пробрал. Я аж сел в кровати. Слава Богу, проснулся до того, как он меня успел ткнуть, но спина все равно мокрая. До утра не мог заснуть. Печенкой чую, это не к добру.
– Ну… сон это сон. Как-то на полный желудок лег спать, так всю ночь какой-то бред снился.
– Смеешься? Ну, смейся, смейся…
– Что ты, при чем тут – смеюсь… Я пояснить хотел… а разве так не бывает, что ли? И не воспринимай все буквально. Может быть, сон означает, скажем… – я кое-что читал из рассуждений доктора Фрейда, и мне очень хочется успокоить Колю.
– Что, скажем?
– Ну… например, страх, что хозяин начнет придираться к нашей работе. Среди этих рабов цифр попадаются такие жмоты и крохоборы.
– Страх? Не мели ерунды. Я тебе сейчас кое-что покажу.
Коля снимает с головы складную шапочку из газеты, вертит в руках, потом разворачивает ее, и она опять становится газетой.
– Ты ж у нас все больше по умным книжкам, газетки-то не читаешь, – говорит он.
Чего он докапывается? Если твоя мать работает в Народной библиотеке, ты с младых ногтей обречен читать. И даже вдвое больше, поскольку еще есть и Вольфганг, которому не удается выйти из книжного магазина с пустыми руками. Как будто между полками сирены поют: возьми Мопассана, купи Унсет и Барду…
– Посмотри, каких заголовков тут только нет! – Коля поднимается и подходит к стремянке. – «Совещание Даладье с главнокомандующим вооруженных сил Гамеленом». Думаешь, они там во Франции зря, что ли, совещаются?.. Смотри дальше – «Немецко-советские переговоры в остановке глубокой секретности». Значит, есть что скрывать – от всего мира! Вот еще – «Германия усиливает активность». Кто бы сомневался! «На Лондонской бирже упал курс ценных бумаг». Почему вдруг упал? «Как финны лечат своих алкоголиков»… ну, это не в кассу, – пока я давлюсь от смеха, он кладет газету на табурет. – Это из позавчерашней, дай свою, там будут вчерашние.
Нехотя снимаю шапочку и бросаю ему.
– Не получится прочитать, мелом замазано.
– Получится, – Коля отряхивает ладонью белую пыль и разглаживает места сгиба. Его глаза торопливо прыгают с одного заголовка на другой. – «Словаки требуют вернуть область, присоединенную к Польше». Как тебе это нравится? Начали грызню насчет земель… «Перестрелка между польскими пограничниками и немецкими солдатами». Глянь, уже палят один в другого… говорю тебе, это добром не кончится, – Коля настолько искренне огорчен, что даже и во мне отзывается минорная нота. От бодрого утреннего настроения – ни следа, а взгляд мастера все рыщет по газетному листу. – «Договор между Германией и СССР благоприятно повлияет на безопасность стран Балтии и Скандинавии. В Берлине убеждены, что перелом, который теперь наступит в отношениях между Германией и СССР и в политическом плане, может оказать положительное влияние на безопасность упомянутых государств…»
– Ну, и что – тебе не нравится? Будем островами мира между Россией и Германией, – встреваю, пока он еще не успел снова напустить своего пессимизма и подозрений. – Очень разумно с их стороны, и нам хорошо.
– Пой, ласточка, пой… фрицам я не верю. Русским тоже. Ты только послушай… – Коля читает дальше. – «Во влиятельных кругах Германии высмеивают сообщения многих английских и французских газет, будто бы в предстоящем немецко-советском пакте о ненападении могут таиться скрытые угрозы для стран Балтии и Скандинавии». Но так утверждают немцы, а вот англичане и французы вряд ли намерены пугать нас и говорить о том, чего нет.
– Не понимаю, как пакт о ненападении может таить в себе угрозы. Черным же по белому написано – о не-на-па-де-ни-и! Англичане ревнуют из-за договора, вот и болтают.
– Матынь, ну ты ж не дурак, – Коля вздергивает левую бровь чуть ли не на половину лба. Порой он становится на удивление неуступчив.
Спинным мозгом чую, мутны политические воды Европы, и в газетах тоже нет всей правды, но я – в отличие от Коли – не люблю думать о том, в чем мало разбираюсь. И так хватает, над чем голову ломать, а тут еще туманное будущее.
– Может, и не дурак, – я пожимаю плечами. – Ну, а что мы, простые работяги, можем знать о том, что там, наверху, происходит?
– Ну и что, что простые работяги? Не говори так, точно мы – слепые и не имеем своего мнения. Ты все об учебе твердил, забыл, что ли?
– Ничего не твердил. Если мама жужжит без перерыва, это не значит, что и я рвусь без памяти. Погоди, Коля, так насчет Европы – мы закончили?
– Нет, но еще успеется. Я думаю, тебе все-таки нужно думать о высшей школе.
– Ну вот, опять… Чем я тебе мешаю? Плохо работаю?
– Не городи ерунду. Работаешь ты – дай бог каждому, но я тебе желаю лучшего будущего. Хочется, чтобы родственник достиг в жизни больше, чем я.
– Вы что, с мамой сговорились? Что значит – достиг в жизни больше? Мне и так хорошо. Понимаешь, мне хватает!
– Как это – хватает… – Коля осекся.
– А вот так! – во всю ширь раскидываю руки. – Ну, что я буду делать, закончив высшую школу? Сам знаешь, как бывает: диплом – дипломом, а можно остаться интеллигентом, да без работы. И кто тогда будет в выигрыше? Не-а, такие абстрактные и рискованные перспективы не для меня. Не мое амплуа.
– Да, чего-чего, а уж умных слов ты нахватался, – усмехается Коля.
– Что есть, то есть – в книжках-то таких слов в книгах полно, – вот ведь, нет ему покоя. – Ты же знаешь, я в армии получил сотрясение мозга. Для вуза котелок уже не годится.
– Ну, это ты себе такое оправдание придумал. Лучше скажи, кто хоть раз в лоб не получал?
– Ну, не так же сильно, как я!
Коля затронул больную тему. Как подумаю об учебе, сразу чувствую – будто я на весах, которые застыли в вечном равновесии. С одной стороны, я совсем не против академических знаний, да и не так-то просто всякий раз отбиваться от заботливых призывов учиться, но, с другой стороны, мне просто не хочется. Не хочу несколько лет торчать на лекциях, как деревянный болванчик, трястись перед экзаменами. И вся эта дисциплина, ну почти что, как в школе. Заявится какой-нибудь засушенный профессор и заставит учить то, и то, да еще и это, хотя можно было бы усвоить что-то другое, куда более интересное и полезное. Наслушался от одноклассников, что пошли учиться. На кой мне лишние переживания в тисках системы образования? Жить нужно легко, не создавая себе трудности. И с чего мне, себя насилуя, следовать правилам, которые придумали другие, пусть даже в них и есть резон? Нет. На прожитье зарабатываю с лихвой, а дома могу читать и учиться тому, к чему душа лежит. Тем более, что у меня весьма пестрый круг интересов, если не сказать – мешанина. Как и подружек – много, но не могу решить, которую из них брать в жены и так, чтоб на всю жизнь. К примеру, сейчас меня занимают тайны психики, а до этого я штудировал Ветхий Завет, и какое-то время даже самостоятельно учил древнееврейский. Кто знает, может, завтра захочется разобраться в особенностях жизни птиц или выучить санскрит.