Муридова Смерть

Модесто взял часть щупальца, которое, должно быть, служило чем-то вроде руки, а оно легко отделилось от тела.

— В такие моменты я жалею, что у меня есть иммунитет к этой дряни, — прокомментировал он, бросив щупальце на тело.

— Почему? Ты единственный из нас, кто может себе позволить не ходить в защитном костюме, — удивился Цавар.

— Чувствую себя соучастником, — тихо ответил ему человек, даже не повернувшись.

У Кодасты от этих слов опять заколотилось сердце, а тело пробила дрожь… Пролетела мысль: «И ты тоже», — и та поникла взглядом. Одна из рук до сих пор дрожала, и пришлось её удерживать другой. В её сторону чуть легонько повернул голову воктонец. Она могла поклясться перед святыми, что у него на лице была улыбка, и от этого зубы сами стиснулись. Ей стало стыдно.

— Ладно, идём дальше, — приказал Модесто. — Этим уже ничем не поможешь.

Но они не успели пройти и коридора, как в следующем же, прямо перед лестницей, у Кодасты пробило тело дрожью, а она сама забыла, как дышать, ноги подкосились, а голову прострелила боль. В свободных одеяниях с драгоценными блестящими серыми вставками хатрак лежал у стены. Неподалёку валялась его уже почти сгнившая ступня. Чуть подальше устройство для дыхания и соединённый с ним трубкой мешок. А на стене — написанное кровью четверостишье на хатракскком языке.

— Это что он? Ступнёй нарисовал? — в тоне Цавара были и омерзение, и шок, и удивление, и восхищение.

— Похоже, он был в бреду… — начал Модесто.

— В религиозном бреду, — вдруг вырвалось у Кодасты, чем она перебила человека.

Тот повернулся к ней, сделавшись серьёзным в лице, и сказал:

— Переведи. Мне интересно.

Кодаста, медленно подходя, вчитываясь в знакомые буквы и в знакомый из детства сюжет, безэмоционально лепетала:

Их пути неправедны

Их словом не исправить

Их храмы отравлены

Казни́ их, но легче не станет

А через мгновенье её голос прошибла дрожь: последние слова она выговорила с большим трудом. Она вспомнила то, что забыла. Она поняла, что хотела. Она вернулась в тот «цех», где те хатраки были ею казнены, но её саму должны были казнить. Были…

Внезапно она упала на колени перед Модесто и, взяв его за бока, начала трясти, истошно крича:

— Убей меня! Убей меня!

Модесто, не выдержав её силы, упал на плитку, прикусив губу от боли. А она продолжала, уже перейдя на плач:

— Прошу, убей!

К ней подсел Цавар, произнося умиротворяющие речи:

— Это всего лишь текст. Успокойся. Это не про тебя написано.

И такие формулировки помогли. Кодаста перестала плакать, но схватилась за голову, которую раздирала боль. Воктонец держал её за плечо, не давая упасть. Она лишь всхлипывала, а её клыки сжались. И только это нарушало тишину. Модесто даже не пытался встать, пребывая в полном недоумении. А Кодаста не без помощи встала и дала ему руку.

— Ты в следующий раз предупреждай, когда у тебя следующая истерика начнётся, — попытался отшутиться он, взявшись за её крупную кисть.

— Вот ты мне объясни, — обратился к ней Цавар. — Как он не умер, когда писал это?

— Видишь мешок? — пальцем она указала на устройство. — Там были священные пряности, которые для нас являются стимуляторами. Под ними хатрак способен и с проломленной головой немного пожить. Наши церковные ритуалы требуют физической силы. Но они разрешены только священникам, какой сейчас перед нами.

Цавар протянул только ему известный звук, и вновь разглядывал хатракскую письменность.

— Скажи, у вас в религии есть место, куда отправляются после смерти? — поинтересовался Модесто, подойдя к ней.

— Есть, — ответила она, — в прекрасные земли могут пройти только праведные, и их переносят туда святые.

— Думаю, этот священнослужитель был праведным, — тихо произнёс тот, похлопав Кодасту по плечу, а после поднялся по ступенькам наружу.

Там тройку встретили целые относительно остального города высотки. Только в двух из них окна светились жёлтым светом. Это был человеческий сектор. Они прошли чуть дальше, и им перекрыла путь массивная решётка с кодовым замком и терминалом для карточных пропусков, а рядом стояло несколько постовых будок и забор. Исключая это, вокруг них был одинокий пустырь, но до ближайшего здания оставалось недалеко.

— Хорошо, эти два дома — это человеческий сектор, — подметил Цавар. — А остальные?

— Для переселенцев с других наших планет, — ответила Кодаста.

— Ты хотела сказать депортированных? — пассивно-агрессивно напал на неё Модесто.

— Их переселили по решению суда, — вновь она включила какую-то странную безэмоциональность.

— По решению имперского суда! — поправил он её уже с явной агрессией.

— Хатраков на планетах было мало, — парировала она его.

— И что?! — взорвался Модесто. — Поэтому людям можно построить пару военных баз в домах! Так?!

Цавар встал между ними, скрыв их друг от друга. Внушительный вид его лазерной винтовки быстро свёл очередную безрассудную дискуссию на нет.

— А давайте оставим политические споры, о чём бы они ни были, на потом? — сказал он жёстко, усмирив гнев Модесто и упрямство Кодасты. — Давайте лучше думать, как перебраться на ту сторону.

— Я знаю проход. Идёмте, — махнула та рукой и пошла первой по голому асфальту.

Они проходили рядом с брошенными машинами. Модесто скрестил руки от холода. Тучи были чёрными-чёрными, а спутник планеты по-прежнему закрывал звезду. Казалось, что наступила одна из самых тёмных ночей.

— Откуда ты знаешь проход? — вдруг поинтересовался Модесто.

— У меня был сюда пропуск. Но кто я такая, чтобы пропуска использовать? Я всегда обходила охрану, — с долей гордости рассказала Кодаста.

— А зачем тебе было туда? — продолжил он выведывать информацию.

Кодаста, замолкнув, призадумалась. Нет, с ним и так отношения были испорчены, так что раскрывать эту тайну было совсем уж очевидной глупостью.

— Дела тут были, да. Точнее, не у меня, а у моих родителей. Они просто попросили меня, — как-то сбивчиво она начала оправдываться, уже жалея, что вообще ответила на этот вопрос.

Но Модесто будто никак не отреагировал: он промолчал, не издав даже звука. Но её это насторожило ещё больше. В мысли лезли разные оскорбления самой себя, но она, помотав головой, выбросила их.

К её счастью, они уже подходили к нужной точке. Стены здания и чуть погнутая решётка. С её детства тут ничего не поменялось: всё тот же новострой, который начали строить до прихода Рима, а достроили уже при нём. На стенах висели отключенные камеры наблюдения.

— В моём детстве это было сложнее, — прокомментировала она и опустила решётку.

Другими руками она помогла своим напарникам перелезть через неё.

— И это всё? — удивился Цавар.

— Раньше приходилось выдумывать что-то, а сейчас чего стесняться, — в шутливой форме объяснила Кодаста. — Теперь нужно наверх, — указала она пальцем на самую низкую крышу.

Она подошла к ней и начала разглядывать кирпичи. Ей помнилось, что как-то по ним забиралась. Подняла голову и узнала тот кирпичик, который ей в этом помогал. Но давно тут постоянно стояла какая-то брошенная мебель, а сейчас пусто. Она покрутила головой, и заметила ступеньки, ведущие к двери.

Подойдя, Кодаста вышибла её так, что та с грохотом упала на пол. Даже в кромешной тьме подвала она прекрасно увидела одиноко стоящую бочку, на которую сверху капала вода. Когда та её взяла, она оказалась полностью пустой.

Поставить бочку у стены и зацепиться за кирпич проблем не составило: она вновь подала руки остальным двум и забросила их на крышу, а затем подтянулась следом за ними.

— Хорошие у вас стройматериалы, если твой вес выдерживают, — посмеялся Модесто. — Дальше куда?

— По прямой в то окно.

Минуя вентиляционные блоки, они оказались прямо у него. Цавар выбил стекло винтовкой, и они перелезли внутрь. Лампы комнаты горели стабильно и сомнений в своей работоспособности не вызывали. Стоял пустой стол с открытыми ящиками, в которых лежали испорченные батареи для лазерных винтовок.