Калека

— Спасибо, доктор, — Штольман пожал руку Александру Францевицу.

В управлении было душно. Яков Платонович повесил шляпу на вешалку рядом с пальмой и подошел к дежурному.

— Были обращения по поводу ограбления в поезде?

— Никак нет, ваше благородие.

За спиной хлопнула дверь, и Штольман обернулся. Коробейников, нахлобучив шляпу, подлетел к нему.

— Сейчас… околоточный пришел… — Антон Андреевич никак не мог отдышаться, — по поводу Малашки, то есть Маланьи Дементьевой. Вчера дал указание городовым сыскать девицу. Нашли…

Коробейников приумолк и потом тихо сказал:

— Убили ее.

— Едем!

***

Пахло жженным магнием. Коробейников переставил аппарат, стараясь не споткнуться и не наступить в кровь.

Везде валялись клочья соломы, лохмотья, пахло помоями — черная лестница трактира не отличалась чистотой. Штольман перешагнул через две ступеньки. Тело молодой девушки в когда-то бывшей белой кофте лежало у перил неестественно, с выгнутой далеко назад головой.

— Упала с лестницы, вернее, скинули оттуда, — шепнул Яков Платонович и посмотрел наверх. — Антон Андреевич, видите эти брызги крови выше человеческого роста? Там, — повернулся и указал рукой в перчатке, — ей перерезали горло скальпелем или бритвой и перекинули через перила. Ее беспорядок в одежде… Возможно, была с клиентом. Он крепкий мужчина, высокого роста, с твердой рукой.

— Не вор.

— Да. Что говорят товарки Дементьевой?

— Ничего. Околоточный уже опросил их.

Сверху шмыгнула девица в драной юбке и перегнулась через перила. Тихо ахнула и перекрестилась:

— Боже мой! Малаша… Мамочки!

— Ты видела с кем она была? — спросил Штольман.

— Нет, а то запомнила бы изувера… Так, хрен в котелке какой-то. Таких полна улица. Я не приглядывалась.

— Иди, иди к себе — подтолкнул ее околоточный. — А то следы затопчешь.

Следов не было. Вероятно, преступник перемахнул через шаткие перильца, чтобы не вляпаться в кровавую лужу. Ни окурков, ни обрывков ткани.

— Матерый убийца, способный хладнокровно перерезать девушке горло, — Яков Платонович после спертого помещения с удовольствием вдохнул полной грудью. — Таких немного. Обычные уголовники предпочитают перо в печень или удар в сердце и боятся, что жертва их увидит, а если еще и выживет… В этом случае он знал что делает и был уверен в себе. Неутешительный вывод, Антон Андреевич — перед нами человек, убивающий профессионально. А значит — чиновника из Приамурья действительно убили. Нужно немедленно установить его личность. Езжайте в управление, подготовьте запрос в Хабаровск. Нужно знать его маршрут передвижения, цель поездки, внешность, но пока ничего не говорите о его исчезновении.

========== Глава 3. Вязьминки ==========

Бричка поскрипывала на ухабах, и Яков Платонович придерживал пальцем расползающиеся листы.

— Аларин Дмитрий Федорович, тридцати пяти лет, племянник А.Е. Гржимальской, сын ее брата.

— Получается, родной брат Евгении Федоровны? — переспросил Коробейников.

— Сводный. Он сын от первого брака Федора Михайловича Аларина с актрисой театра. Аларин-старший умер десять лет назад, его сын в это время был назначен письмоводителем в канцелярию. Продолжил линию отца, ведь Аларин был смотрителем забайкальских тюрем.

Антон Андреевич поправил ус:

— Оба служили по тюремному ведомству, значит.

— Служили? Уже не надеетесь найти Дмитрия Аларина живым? — переспросил Штольман. — Если он жив, то мы быстрее приблизимся к поимке убийцы, а если нет — то убережем от опасности обитателей этого дома. Про Аларина известно немногое. Отличный служащий, замечаний к нему не было. Почти два месяца назад он сел на пароход из Владивостока до Одессы, а потом поездом до Москвы и Затонска.

Из-за поворота показалась аллея к дому, выкрашенному небесно-голубой краской. Бричка вкатилась во двор. Кое-где еще стояли леса, и ходили рабочие с закатанными рукавами и ведрами.

— Простите, — с крыльца поспешила высокая женщина в черном платье, — у нас все еще идет ремонт усадьбы, поэтому такой кавадрак. Прошу, пройдемте. Вы, наверное, из городской управы по поводу пруда?

— Нет. Сыскная полиция. Я следователь Штольман Яков Платонович, а это Антон Андреевич.

— Полиция? — брови женщины дрогнули. — Я Антонина Матвеевна Лисицына, экономка. Простите, не понимаю, но чем вызван ваш визит? Кончиной Аполлинарии Евгеньевны? Но мы ее давно уже похоронили. Царствие ей Небесное, — Лисицына размашисто перекрестилась.

— Нет. Нам нужно поговорить с госпожой Алариной.

Экономка всплеснула руками:

— Хорошо. Я позову Евгению Федоровну. Проходите, господа. Я попрошу горничных накрыть чай на террасе.

Она нервно поправила прическу и поспешила в дом. Яков Платонович огляделся. За стволами деревьев угадывались очертания старых дровяных сараев, один из которых уже разбирали рабочие. Слышался треск ломаемых досок. Антон Андреевич поднялся на террасу.

— Хороший дом, — он вздохнул с улыбкой.

Дверь приотворилась, и Лисицына придержала створку. Сначала показались ноги, укрытые темно-синим пледом, кресло стукнуло о порог, и мужчина в пенсне и с докторским саквояжем вкатил кресло на террасу. За ним несла подушку горничная.

Девушка в кресле была красива. Светло-русые волосы были уложены в косу и сколоты на макушке. Чуть выпуклые глаза не портили красоту ее точеного лица.

— Евгения Федоровна Аларина, — она протянула Штольману бледную руку.

— Яков Платонович, — мужчина поцеловал нежную прохладную кожу.

Коробейников отрекомендовался с поклоном, и Аларина с улыбкой представила остальных:

— Моя компаньонка Глафира.

Глафира выглянула из-за стеклянной двери и присела в книксене.

— Доктор Мальцев, Дмитрий Федорович.

Тот поклонился.

— Чем я вам обязана, господа? — спросила Евгения с улыбкой. Траур делал ее еще моложе своих двадцати семи лет, она казалась совсем юной.

— Ваш брат Дмитрий Федорович должен был приехать? — задал вопрос Штольман.

— Митя? Да, — девушка кивнула. — Как умерла тетушка, я ему написала письмо. Он обещал приехать, но мы до сих пор не дождались от него даже телеграммы. Волнуемся и ждем.

— Как себя чувствовала госпожа Гржимальская в последние дни?

— Хорошо. Она умерла очень тихо, во сне. Утром не пришла к завтраку, пришлось ломать двери, а она там…

Аларина умолкла на мгновение. Глафира бросилась к барышне с платочком, но Евгения ее отстранила и закончила:

— А тетушка умерла.

— Надеюсь, вы не будете против, если я поговорю с вами тет-а-тет, а Антон Андреевич опросит прислугу?

— А вы подозреваете, что тетушку убили? — Евгения округлила глаза. — Но кому ее убивать? Я готова с вами поговорить, Яков Платонович, давайте спустимся в сад. Глафира нас проводит. Ей можно доверять.

Штольман помог спустить тяжелое кресло, и Глафира осторожно покатила его по дорожке.

— Я надеюсь, что это не убийство, потому что уму не постижимо. Зачем кому-то убивать милейшую тетушку? — Евгения поправила плед на коленях. — Я была очень признательна ей.

— Вы приехали сюда с ней?

— Да. Она совершенно неожиданно пригласила меня сюда в «Вязьминки».

— Вы не виделись несколько лет?

— Я ее вообще никогда не видела, а тут… Это был очень приятный и неожиданный сюрприз. Мы очень быстро сдружились за две недели. Она была прекрасным человеком.

— Усадьба хорошая. Ремонт уже был, когда Аполлинария Евгеньевна сюда приехала?

— Нет. Это я сама, — девушка смутилась. — Захотелось сделать приятное брату, чтобы он не так переживал. Мы хоть и не были особо близки, но смерть тетушки — это ужасно. Вам нравится?

Яков Платонович кивнул:

— Да. Позволите ещк один, возможно, неделикатный вопрос?

— Конечно.

— Говорят, что госпожа Гржимальская была очень богатым человеком. Простите за этот вопрос, но кто унаследовал ее состояние?