Калека

========== Глава 1. Поездушник ==========

«Мне все это казалось зимней, чудесной сказкой, несбыточной мечтой дурака, ничему не научившемуся от жизни. А жизнь преподнесла немало горьких уроков, но только ко мне это не приложилось тем мудрым опытом, о котором говорил отец настоятель.

Мне было тридцать пять лет. Взрослый мужчина, казалось, повидевший в жизни немало хорошего и плохого. Но в душе я оставался ребенком. Наивным, смешным ребенком, мальчуганом-гимназистом, и вообще кем угодно, но только не чиновником по особым поручениям при генерал-губернаторе.

Эта должность меня тяготила. Я не видел себя столоначальником, а при Приамурском генерал-губернаторстве особые поручения ограничивались канцелярщиной, засиженными мухами листами, чернильницами и двумя булками хлеба, которые покупал по дороге на службу.

Никчемная нищая жизнь в Хабаровске закончилась, когда в Бог знает каком захолустье в гостинице скончалась моя троюродная тетка, оставившая приличное состоянии. Я теперь богатый наследник…»

Штольман бережно разгладил вырванный листок и кивнул на труп:

— Что скажете, доктор?

— Смерть наступила в результате выстрела из револьвера в висок. Ожоговое кольцо присутствует, но самого оружия нет.

— Оно до сих пор не найдено, Антон Андреевич?

— Нет, Яков Платонович. Городовые обыскали и палисадник, и задний двор. Под мебелью тоже ничего нет, — Коробейников еще раз заглянул под массивный шкаф. — Не мог же револьвер в мышиную норку закатиться. А вот в сарае нашли много интересного. На долгий тюремный срок потянет.

Штольман обогнул стол, склонился над разложенными на диване вещами. Мужские сорочки, одна пара брюк, кальсоны… Яков Платонович развернул форменный сюртук и прищурился.

— Убитый Пашка-поездушник — небольшого роста, щуплый, а сюртук на человека в полтора раза больше комплекции. И чемоданы, посмотрите, новые. Края не затерлись, застежки начищены. Странный контраст со стоптанными штиблетами, чернильными пятнами на манжетах и невыглаженными брюками, не находите, Антон Андреевич?

Коробейников распрямился, отряхнул пыль с колен.

— Действительно… Как же я сразу не догадался! Это поездушник украл у приличного господина багаж, что-то не поделил с сообщниками, тот его и убил.

— Благодарю, — Штольман кивнул. — Только калибр у револьвера маленький как у Велодога, для фартового красного несолидно, это так — игрушка и предмет насмешек. Скажите, доктор, — он повернулся к Милцу, — не было ли в последнее время, месяца два назад, три, смертей женщин в летах? Особенно, если проездом они были в Затонске.

— В гостинице никто не умирал. А в губернии могли быть такие случаи, у родственников или знакомых проезжающие часто останавливаются. Я посмотрю в картотеке.

— Спасибо.

Штольман еще раз оглядел комнату. Да и не комната это, а отдельная горница, огороженная в пятистенной избе специально для приежих. Залатанный диван, на окне занавески в полоску и герань в горшках. Чистый обеденный стол, новая, не оплывшая свеча, на столешнице натекла лужица крови.

Волосы гладко зачесаны, только прядь выбилась и прикрыла остекленевшие глаза. Воротничок сорочки несвеж, на руках чернильные пятна, и свежее ожоговое пятно на виске.

Хозяйка сидела на кухне, беспрестанно вытирала руки фартуком. Штольман встал около окна, отодвинул занавеску, чтобы было посветлее, и спросил, разглядывая паспорт:

— В котором часу вы, Авдотья Никитична, приняли к себе на постой Делянова Павла Игнатьевича?

— В пять было. Уже темнеть стало… Хотела ворота затворить, а вот он пожаловал. Все приняла… пачпорт этот… Он деньги дал, и я… в горницу пустила, — старуха запиналась через слово и теребила платок.

— Когда приехал, ничего не слышали? Может, шумел?

— Все тихо было.

— И утром?

— И утром. Я на базар за провизией, тоже тихо было.

Голос Штольмана был спокоен:

— А вам известно, чем промышлял господин Делянов?

— Да ничем! Скубент обычный!

— Скубент… — Коробейников не смог удержаться от усмешки. — Не первый раз вы этого скубента привечаете, Авдотья Никитишна, не в первый. Еще лучше меня знаете, что Делянов Павел Игнатьевич — это Пашка-поездушник, а вы и ваша изба для него — притон, где пожить можно и вам, как блатер-каину, слям сбросить. Сколько вы продали из-под полы? Что еще было в чемодане?

Старуха опустила голову.

— Вам отпираться и молчать бесполезно. Весь слям, который вы не сбыли, уже найден. После описи будет видно, на сколько десятков рублей вы приняли ворованных вещей. Суда вам не избежать, — заметил Штольман.

— Тикалки скуржавые и лопатник Пашка себе оставил, а остальное я на базар снесла, как он велел.

— Значит, утром он был жив?

— Не знаю. Он под дверью корзинку с тряпьем оставил, к нему я не заглядывала.

— А к нему барышни не заходили?

— Гулящие? Этого у него было много. Даже полюбовницу завел.

— Кто такая?

— Малашка. Из уличных.

— Пашка из города никуда не отлучался?

— С поезда, может, сходил, мне неведомо. А он только на нашей станции промышляет.

— Значит, не отлучался. Что ж… Собирайтесь, Авдотья Никитична. Вы арестованы за хранение и сбыт краденного.

Штольман поставил свой саквояж под ноги и обернулся на дом.

— От станции до дома Евсеевой полчаса езды. Делянова с сообщником должен был кто-то видеть.

— А что, Яков Платонович, если это была девица?

— Проститутка?

— Она самая. Не поделила добро с любовником, убила его.

— Это возможно, но меня волнует другое. Где жертва ограбления? Она давно уже могла обратиться в участок.

Коробейников покачал головой:

— Никто не приходил с жалобой в участок.

— Если я не ошибаюсь, то поезд прибыл вчера на станцию днем. Пашка-поездушник заявился к Евсеевой только вечером.

— Значит, они убили приезжего господина и спрятали тело.

— Вор никогда не пойдет на мокрый гранд, тем более, что Делянов несколько раз отбывал тюремные сроки. В этом главная странность. И еще…

Яков Платонович протянул Коробейникову лист из записной книжки:

— Если они отступились от своих принципов, то тогда что могло их сподвигнуть на убийство чиновника особых поручений при генерал-губернаторе Приамурья?

========== Глава 2. Малашка ==========

— Здравствуйте, Яков Платонович.

Штольман резко отвернулся от шкафа, где изучал расставленные скляночки.

— Здравствуйте, Анна Викторовна.

Анна Викторовна протянула ему папку. — Доктор Милц занят, просил вам передать. Это результаты вскрытия Делянова.

— Спасибо, — Яков Платонович посмотрел Анне в глаза. — Скажите — вы ничего не видели?

— Что?

— Духи, — пояснил Штольман. — Духи вам ничего…

— Нет, — резко сказала Анна Викторовна. — Ровным счетом ничего. Всего доброго, Яков Платонович!

Штольман вздохнул, глядя ей вслед и раскрыл папку. От чтения его отвлек вошедший доктор Милц, часы как раз пробили три часа пополудни.

— Как видите, Яков Платонович, ничего интересного. Калибр от Велодога. Господин Делянов не сопротивлялся, никаких ссадин, ниток под ногтями и синяков.

— Вы хотите сказать, что он позволил себя застрелить?

— Или он сам застрелился, а револьвер унес сообщник.

— Разумная версия.

— Я нашел интересующую вас смерть. Два месяца назад в усадьбе «Вязьминки» скончалась Аполлинария Евгеньевна Гржимальская, вдова генерала Гржимальского. Смерть наступила в результате сердечного приступа, что неудивительно — вдове было восемьдесят три года. Земский доктор констатировал смерть как ненасильственную. Вместе с Гржимальской погостить приехала ее племянница Евгения Аларина с компаньонкой. Они и сейчас проживают в усадьбе.

— Они до сих пор не уехали после смерти тетушки?

— Тут вот такое дело… Евгения Аларина не ходит, она передвигается в кресле. Известие о кончине родственницы окончательно подорвали ее силы. Доктор Мальцев навещает ее ежедневно.