Страница 8 из 18
– А мы с Потапычем опустимся «на дно». Потолкуем с местным паханом. Он – вор в законе, и должен хоть что-то знать о Хунхузе. На, Илья, это фото – вашей парочке.
Паратов хихикнул – роль жениха его забавляла, – а Марина поджала губы, и отвернулась. Лицо её тотчас застыло, а тихий голос выдал напряжение:
– Антон Иванович…
– Да-а? – рассеянно протянул Уваров, хотя взгляд его стал цепок.
– Тот мужчина в углу… В пальто который… Когда мы были здесь в прошлый раз, я постоянно натыкалась на него. Словно он следил за нами.
– Не смотрите на него, – безмятежно сказал граф. – Он не должен догадаться, что узнан. Мы с Потапычем в Бринеровке сойдем, а вы следуйте до конечной. И бдите!
История Бринеровки тянулась всего сотню лет – здесь, среди зелени и скал, поставил свою усадьбу сам Юлий Бринер, основатель и родоначальник. Потом рядом стал строиться сын его, Борис, и пошло-поехало. Вскоре целый дачный поселок вырос на берегу шумливой Тетюхе. Здесь люди отдыхали, возвращаясь с рудников или с фабрики, ухаживали за газонами и клумбами, хвастаясь перед соседями, какая у них картошка уродилась.
Сойдя на дощатый перрон, Антон огляделся неторопливо, и сразу увидел, куда идти – название «Серебряный рубль», намалёванное на фальш-фасаде трактира, молча зазывало всех любителей выпить и закусить. Ну, или просто выпить.
– Пошли, Ерёма, – сказал Уваров. – Тут, если возымеешь желание узнать чего, посетить следует питейное заведение.
– Знамо дело, восто-ок… – протянул Потапыч.
Трактир не пустовал, хотя и битком набит не был. В углу четверо горных инженеров, повесив кителя на спинки стульев, резались в вист. Хмельной пианист, жуя погасшую папиросу, наигрывал что-то джазовое на расстроенном инструменте. Величественный кабатчик, дородный, усатый, с мускулистыми руками кузнеца, протирал стаканы, время от времени посматривая через них на свет: а нет ли пятнышка?
Антон приблизился к стойке, и облокотился на нее, взывая утомлённым голосом:
– Любезный, плесни-ка коньячку.
Бармен сноровисто плеснул.
– Испробуйте! Двугривенный19 с вас.
Уваров расплатился, и отхлебнул. Хм… А ничего, так…
– Тихо тут у вас… – сказал Антон, жмурясь.
Трактирщик, привычный к пьяным разговорам «за жизнь», поддержал:
– А то! Исправник-то наш,20 «дядька Черномор», нраву крутого. Чуть что не по нему, мигом в каталажку законопатит. Тута все по струнке ходят, особо когда подопьют – дюже не любит Черномор алкашей. Жиганов21 Большого Ефима, и тех шугает. Зато порядок!
– Ну, и правильно, – кивнул Уваров, – нечего шпану распускать.
Допив, он кивнул бармену и неспешно двинулся прочь – всё, что ему было нужно, он узнал.
За порогом трактира вертелась пара мальчишек. Антон подозвал того, что был постарше, и спросил:
– Где Большого Ефима искать, не подскажешь?
Пацанёнок выпрямился, чтобы казаться повыше ростом, и ответил ломким баском:
– А он у себя, во-он в том домине!
– Благодарю-с, – церемонно сказал Уваров, и направился «во-он к тому домине» – особняку, первый этаж которого был сложен из дикого камня, а второй – из кругляка. И крепкий забор, и железная крыша – всё говорило о достатке, не выказывая истинных размеров богатства хозяина.
Калитка в монументальных воротах была открыта, подле неё «на часах» стоял молодой парень из карликов. В длинной куртке с парой карманов, он увлечённо следил за рыжим котом, подкрадывавшемуся к голубю.
Антон хотел было пройти во двор, но карлик заступил ему дорогу. Не глядя на Уварова, продолжая наблюдать за кошачьей охотой, он молвил:
– Не велено.
– Мастер, – сказал граф насмешливо, – я не на чай, а по делу. Большой Ефим тут проживает?
– Ну! – подтвердил карлик, несколько польщённый вежливым обращением.
– Передай ему, что тут двое видеть его хотят. Мы не из полиции.
– А откедова?
Уваров достал свой серебряный офицерский жетон, и продемонстрировал «охраннику».
– Я передам, – согласился карлик, – а там уж… Как сам решит!
С этими словами он исчез за калиткой, но скоро вернулся.
– Пожал-те! Я провожу. Только… это… С оружием нельзя.
Антон молча достал из плечевой кобуры табельный пистолет, и передал охраннику. Посопев, Ерёма расстался со здоровенным револьвером.
– Я провожу, – повторил карлик.
Хозяин отыскался на втором этаже, в просторной гостиной, заставленной тяжёлой и дорогой мебелью: стол, кресла, шкаф, горка, диван – всё было добротным и «богатым», как полагалось обстановке купеческого дома.
Когда Антон узрел самого Большого Ефима, то сразу понял, откуда у него такое прозвище – человечище это был огромный, «негабаритный», голову гнувший перед всякой притолокой, и не знавший, куда ему силушку девать.
– Ты, што-ли, видеть меня хотел? – прогудел он, шагнув навстречу.
– Я, – спокойно признал Уваров. – Ефим… э-э… Как вас по батюшке?
– Михалыч.
– Так вот, Ефим Михайлович… – начальник региональной канцелярии оглянулся, и отступил к креслу, непринуждённо плюхаясь на кожаную мякоть. – Да вы садитесь, в ногах правды нет.
На широком лице Большого Ефима мелькнуло удивление, сменившееся ухмылкой. Присев на жалобно заскрипевший диван, он пророкотал:
– Люблю наглых!
– Наглость – второе счастье, Ефим Михайлович.
Тот хмыкнул, и откинулся на спинку дивана.
– Чего хотел-то?
– Знаете такого человечка, манзу, прозванного Ваней Хунхузом?
– Китаёзу этого? – небрежно уточнил пахан. – Да кто ж его не знает! Гонору в нем всегда больше было, чем ума. Говорил я ему, чтоб с «армяком» не связывался, да куда там… Вот, тягал бы свой опиум, и горя б не знал! Так нет же…
– В последнюю свою ходку, – осторожно проговорил Уваров, – Ван И тягал иной груз…
Большой Ефим поднял обе ручищи.
– Я тут сторона, – твердо заявил он. – Врать не буду, контрабандой не брезговал и не побрезгую, но четко знаю, где кончается хабар и начинается политика.
– А я на вас и не думаю. Просто ищу тех, кто Ваньке этот самый хабар доставал… Или добывал, уж не знаю, как сказать.
– Ага… – Пахан задумался, после чего вздохнул. – Уважаю я вашу контору, потому и пустил к себе в дом. Полицмейстеру ход сюда заказан. Ага… А ты… Вдруг, да пригодишься? Правильно? Мало ли… Ты, вот что… Загляни-ка в один кабачок – это не здесь, а в Тетюхе, напротив фабрики. Называется то место «Ногуле» – так гольды с орочонами речку нашу прозывают. Бывает, что туда заглядывает один занятный туземец, гольд, вроде. Зовут Юнгани Сигдэ.22 Вроде как с ним Хунхуз дела имел. Гольд-то в тайге живёт, ею и кормится, он Ваньке таскал чего-то, а тот уже за границу передавал. Ну, как-то вот так.
– Премного благодарны, Ефим Михайлович, – улыбнулся Антон.
– Завсегда рады, – хмыкнул Большой Ефим.
Покинув дом и вернув оружие, Уваров с Горой поспешили к станции. Ждать паровозик не стоило, тот ходил три или четыре раза в сутки, а вот пара извозчиков маялась-таки, пассажиров дожидаючись. В крупных-то городах пролетки с колясками повывелись почти, а в глубинке «гужевой транспорт» не поддавался новым веяниям – копыта цокали по одной дороге с шуршащими шинами.
– Извозчик!
Бородатый мужик в широкополой шляпе мигом подогнал коляску с откидным верхом, и спросил радостно:
– Куда изволите?
– Подкинь до Тетюхе, любезный.
– Сей момент! Домчим! Но-о!
Застоявшаяся лошадь живо потянула повозку, выворачивая на дорогу ко Второму мосту.
Коляску остановили у Центральной площади, и Уваров расплатился парой двугривенных. Отсюда до фабрики было рукой подать, пять минут ходу.
– Вот не зря я этим манзам не доверял, – бурчал Ерёма. – Наверняка пакость какую готовят. Только уж больно тут всего понамешано! Винегрет какой-то, етить-колотить…
19
20 копеек.
20
Исправник – полицейский чин, следящий за порядком в сельской местности. Своего рода шериф.
21
Жиган – низшая ступень в воровской иерархии старой России. Над ними стояли «храпы», а ещё выше – «иваны» или «паханы».
22
Юнгани из рода Сигдэ.