Страница 1 из 18
Валерий Большаков
Чёрный лама
Часть первая. Особый агент
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Наставничество1 Португалия, Лиссабон,
главная резиденция Ордена, 2014 г.
Могучие башни Замка словно парили над Лиссабоном, вприглядку возвышая Орден, приподнимая над городом, над земной суетой.
Бухта Мар-да-Палья, чьи воды подкрашивались мутной рекой Тежу, отливала на солнце прелой соломой. По ее волнам-«балеринам», нагоняемым ветром с Атлантики, скользили, распустив паруса, изящные яхты, ползли огромные черные пароходы, а уж в бесчисленных пирсах, да молах Замка, кланявшихся кранах, да качавшихся мачтах глаз просто терялся.
Порт был огромен, а с суши его подпирал разветвленный железнодорожный узел орденской цитадели – вереницы поездов, хитросплетения путей, нагромождения приземистых складов и депо терялись в полуденной дымке.
Зато Лиссабон, «прикрытый» от напора цивилизации твердыней Замка, утешал зрение патриархальной размеренностью бытия – там, внизу, пестрели красные черепичные крыши, неспешно катились взблескивающие лаком паромобили и коляски извозчиков, и даже бой колоколов на звонницах церквей чудился разморенным.
Владимир Зенонович Голицын выдавил слабую улыбку: похоже, скорость звука в городе не намного обгоняет пешехода…
Голицын разменял по весне седьмой десяток, но близость лет, зовомых преклонными, не вгоняла его в уныние – жизнь прожита не зря.
За плечами столько явных и тайных сражений, столько событий, заставлявших дух замирать, а сердце – чаще биться, что даже возведение в ранг сенешаль-маршала2 Владимир Зенонович воспринял как нечто, само собой разумеющееся. Он ли не достоин сей чести?
Постояв с минутку на террасе, Голицын коснулся рукою темени – не напекло ли? – и удалился в покои, окунаясь в прохладу и полумрак, приятный для глаз после яркого сияния дня.
Аккуратно прикрыв за собою высокие двери, сенешаль-маршал остановился, будто привыкая к темноте после света, ссутулился малость. Заведя руки за спину, глубоко вздохнул и выпрямился, словно вспомнив о высоком своем предназначении.
«Благородный потомок тамплиеров», – усмехнулся он. Не абы как…
Шагнув в ажурную кабину лифта, откованную из бронзы, Владимир Зенонович нажал кнопку «Ц», и спустился до цокольного этажа. Нижний коридор, имея мраморный пол из серых плит, был довольно широк и уходил в перспективу. По его гладким стенам тянулись стеклянные трубы пневмопочты – порою в коридор проникал мгновенный шипящий свист, и глаз едва успевал заметить промельк капсулы.
Потолок шел стрельчатыми розетками, лампы сияли за выгнутыми круглыми стеклами, отбрасывая блеск на оправу из красной меди. А прямо перед Голицыным стоял крошечный вагончик, выложенный темным орехом, с одним-единственным диванчиком, обитым тисненой кожей.
Сенешаль-маршал скупо улыбнулся: чудеса электричества заканчивались за стенами Замка. Даже в Лиссабоне горели газовые фонари, а богачи позволяли себе керосиновые лампы. Во многия знания – многия печали, а Орден не позволит человечеству грустить напрасно…
Со вздохом усевшись, Голицын нашарил на приборной доске белую костяную кнопку, утопил ее, а затем перебросил рычажок из верхнего положения в нижнее.
Вагончик бесшумно тронулся, разогнался и покатил. Мимо боковых ниш, мимо стен, полных крученых шнуров, тянувшихся по фарфоровым роликам-скрепам, мимо боковых пересекающих ходов, прямо к Хрустальному залу. Пешком по Замку не находишься.
Поднявшись в обширный, пустой и прохладный зал, Владимир Зенонович припомнил, как однажды, вот здесь, под взглядами стародавних магистров, устремленных на него с портретов, присягал на верность Ордену…
Сенешаль-маршал фыркнул недовольно: с чего бы ему, человеку действия, воспоминаниям предаваться? Возраст так влияет?
Голицын тут же рассердился на себя за хитрые, вернее, бесхитростные увертки – все-то он синонимы подбирает к слову «старость»! Старость…
Как она вкрадчиво и неприметно вторгается в твою жизнь!
Ждешь от тела прилива сил, как обычно, как привык… да договаривай уже – как в молодости! А чувствуешь отлив…
Упадок. Немощь.
Сенешаль-маршал вздохнул. Он очень любил осень. Не здесь, гораздо севернее. В береговых окрестностях Балтийска или под Петербургом. Шуршащие жёлтые листья, замедленно кружа, падают на пустынные аллеи, а небо такое чистое, пронзительно синее и дышит холодком. Всего тебя охватывает светлая печаль и умиротворение…
Но до чего ж несносна «унылая пора» жизни! Хотя – стоп. Чего это он? Рановато «брату Володимеру» на покой – плоть его крепка, дух тверд, а ум ясен! Голицын нетерпеливо посмотрел на часы – брат Парциваль опаздывать изволит…
Обойдя длинный монастырский стол, вдоль которого выстроились в два ряда тяжелые стулья с точеными ножками и прямыми спинками, Владимир Зенонович занял место во главе.
В то же мгновенье отворились створки высоченных дверей, отделанных черепаховой костью с угловатыми виларскими узорами. Лакей в белых чулках, синем фраке и открытом жилете поклонился и возгласил:
– Командор-консул3 Китайской империи, Парциваль де Краон!
В Хрустальный зал тут же вкатился небольшого росточку, кругленький, толстенький человечек с лицом румяным, брыластым и строгим. Строгость ему не шла.
Зато костюмчик сидел – брат Парциваль щеголял в белом френче с воротником-стойкой, на левом рукаве которого выделялся шеврон – щиток с красным «тамплиерским» крестом, а на груди слева – нашивка. Белые форменные брюки были заправлены в высокие сапоги из светло-коричневой кожи, под цвет портупеи. Фуражку-кепи де Краон держал на отлете.
– Брат мой! – воскликнул он, прикладывая ладонь к сердцу. – Прошу великодушно меня простить, задержали дела!
– Ходоки? – неприязненно спросил Голицын.
– Ходоки! – энергично кивнул командор-консул, из-за чего брыли колыхнулись.
Сенешаль-маршал сделал гостеприимный жест: присаживайся.
Рухнув на жалобно скрипнувшее сиденье, де Краон возложил полные, короткопалые руки на стол.
– Тревожные вести, брат мой, – заговорил он озабоченно. – Контрабанда в Китай резко усилилась.
– Мальвара?
– Армаферрит!
Владимир Зенонович крякнул. Если бы речь шла о мальварине, то можно было бы «провентилировать» сей щекотливый вопрос у тех же сирен, через цепкие ручки которых проходит каждый баллон с «супержижей».
Вполне возможно, что в каком-то из подводных поселков нашлись предприимчивые «пучеглазики», сообразившие, как им торговать напрямую, без посредничества сирен и командора-консула Акватии. А вот армаферрит…
Тут некому пенять: все производство суперстали, от выплавки до опта, сосредоточенно в руках Ордена. Выходит, кто-то из своих «шалит»?..
– А сенешаль-визитатор…4 – затянул Голицын. – Он, случайно, никому не повышал квоты, брат мой?
Парциваль прижал к груди обе пухлые ручки.
– Нет, нет! – с жаром воскликнул он. – Без общего решения, без подписи Великого магистра… Что ты, что ты!
Квоты строго ограничены – и России, и Франции, и… и всем! Правда, англичане второй год канючат, требуя добавки…
– Обойдутся! – отрезал сенешаль-маршал.
– И я того же мнения, – поспешно согласился де Краон.
Владимир Зенонович встал, и сделал нетерпеливый жест поднимавшемуся из-за стола Парцивалю – сиди, мол.
Командор-консул упал обратно на стул.
Голицын приблизился к окну, и сгорбился. Неужели случилось то, что виделось ему в самых страшных снах? Неужто зря он молился Господу, дабы Он, в неизреченной силе своей, отвел от Ордена погибель сию, имя которой – утрата единения? Если жажда наживы и преуспеяния овладеет братией, сплоченные ряды Ордена утратят строй – и мир погрязнет в дрязгах…
1
Своего рода административная единица (область) рыцарского ордена. Так, наставничествами тамплиеров были Кипр, Мальта и пр.
2
Глава военного ведомства Ордена.
3
Командор-консул – глава консулата Ордена в стране, не находящейся под протекторатом Ордена.
4
Командор Ордена в Терра Нове (Америке нашего мира), глава тамошнего протектората.