Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 39



– Тоже наряд. Это же санитарные рубки. Дерево с клеймом свалить ты обязан.

Первушкин взял лопату из фанеры и пошёл отгребать снег вокруг сушины, вырубил кустарник, чтобы безопасно отойти назад перед тем, как рухнет дерево.

– Меня ещё интересует, какой возраст этого кедра, – миролюбиво продолжил Сергей.

– Толстое дерево. Может, лет пятьсот, – прикинул взглядом высоту Владимир. – Кто знает? Может, и тыщу!

– По книгам лесоустройства кедрам тут по триста пятьдесят лет. А тысячу лет живёт тис дальневосточный.

Лесники приблизились к дереву. Владимир завёл бензопилу, чтобы она согрелась; сизый дым пополз меж деревьев, наполняя зимний влажный воздух запахом несгоревшего бензина и масла.

– Тут лубодёрина, гляньте, а чуть выше метка с китайским иероглифом, – позвал Первушкин.

На стволе с потёками смолы трещиноватая кора местами опала, но сохранились зарубки от топора там, где сняли квадрат коры, чтобы сделать короб под найденный женьшень и укутать его в мох. Над лубодёриной виднелась выцветшая от времени затёска, размером в две ладони, на ней виднелся вырезанный ножом непонятный знак, похожий на иероглиф.

– Интересно, что означает этот знак? – Сергей водил пальцем по углублениям рисунка. – Он какой-то сложный. Внутри иероглиф, а вокруг него, похоже, знак, и он, пожалуй, указывает, в каком направлении плантация.

– В этих местах находили корень весом больше ста граммов, – Первушкин вспомнил случай, взволновавший многих таёжников, и пояснил, – я тоже искал неделю, но напрасно, пусто вокруг. Знаку этому больше ста лет. Иероглиф может означать имя хозяина плантации, а значком он зашифровал место, куда перенёс плантацию, когда русские стали заселять долину.

Бензопила согрелась, Владимир сделала подпил на всю длину шины с южной стороны, где крона была мощнее, другим запилом вырезал клин, затем зашёл с северной стороны и начал срезать дерево; пила с рёвом вгрызалась в древесину, выплёвывая опилки. Послышался треск рвущейся сердцевины, он всё усиливался. Дерево, как пулей подкошенный солдат, вздрогнуло, стало плавно наклоняться к земле, с каждой секундой набирая скорость.

– Бойся! – крикнул Сергей.

Лесники стали пятиться от дерева, не отводя глаз от неописуемой картины. Шум нарастал. Сухими ветвями кедр грохнулся на землю, она вздрогнула от многотонного удара, куски сухих сучков разлетелись по сторонам, никого не задев…

– Вот это махина! – прошептал Владимир, довольный своей работой.

– Дерево усохло, а древесина деловая, без признаков гнили, так что ты проспорил! – улыбнулся Сергей.

– В пилораму комель не войдёт! – Владимир, разгребая снег валенками, пошёл отпиливать сучья, следом за ним потянулась Светка отбрасывать дрова в кучу.

Сергей присел у пня и карандашом принялся считать годичные кольца, их оказалось триста шестьдесят пять.

У вагончика, тарахтя, грелся трелёвочный трактор в ожидании напиленных сортиментов.

– Подгоняй, – махнул Первушкин, набросив чокера на брёвна.

Одно за другим падало с последним вздохом спиленное дерево, подрастал штабель деловой древесины, добавлялись кучи дров.

В полдень на нижний склад прибыла грузовая машина, из неё вышла женщина лет пятидесяти, властным взмахом захлопнула за собой дверцу машины, направилась к Сергею.

– Мне дров для бани, дуба или берёзу. Вот квитанция из лесхоза. Поможете загрузить?

– Это не входит в наши обязанности. Люди план делают.

Владимир узнал в женщине директора центрального универмага, подошёл, приветливо поздоровался.

– Услуга за услугу! Поможем.

– Я вас в обиде не оставлю, вы же знаете, – ответила ему в тон директриса.

Женщина махнула водителю, и тот понёс к вагончику картонную коробку, от которой пахнуло копчёной красной рыбой и колбасой.



– А вы возьмите к себе продавцом мою жену, будете всегда с дровами, я позабочусь. Вон, посмотрите, – Владимир рукой махнул в сторону Светланы, – она топором в лесу орудует. Разве это женское дело?

– Сколько ей лет?

– Молодая пока ещё.

Подошла Светлана, кивнула головой, тихо поздоровалась.

– Здрасьте…

– Возьму учеником, трёхмесячные курсы пройдёшь – будешь продавцом, а техникум закончишь, будешь завмагом, в продснабе должность найдётся.

Под конец дня прибыли кран и два лесовоза ЗИЛ–130. Первушкин цеплял стропами брёвна, помогал грузить машины.

Тракторист слил воду с трелёвочника; собрав пустые фляги, инструмент и сумки, лесники и рабочие потянулись к автобусу.

День догорал с укатившимся за сопки солнцем, наползали первые сумерки. Дорога вела вдоль склона по заснеженному распадку к посёлку, уставшие работники расслабились на сиденьях тёплого автобуса, разглядывая сквозь стекло зимний пейзаж.

– Амба! – оторопело прошептал майор Титов, повидавший на войне всякое.

Что-то огромное мелькнуло вдали на дороге.

– Посмотрите, у обочины справа, – притормозил он, включил первую передачу и продолжил потихоньку приближаться к зверю.

Сергей разглядел вдали тёмный силуэт более чем двухметровой полосатой кошки с загнутым кверху хвостом. Она неспешно шагала по дороге впереди автобуса. Расстояние до тигра сокращалось. Тигр перебирал лапами, словно гордый дворянин прогуливался с дамой по бульвару, с достоинством держа голову и не обращая внимания на посторонние звуки.

Узкая лесная дорога позволяла ехать машинам только в одном направлении, тигр шагал по правой стороне, и его, не задев автобусом, невозможно было объехать.

Своим спокойствием тигр выказывал, что не хочет уступать машине. Титов остановил автобус. Лесники сгрудились у лобового стекла, разглядывая красавца-тигра с расстояния пяти-шести метров. Титов включил фары отогнать светом зверя, посигналил.

Тигр глянул на людей, идти в заваленный снегом лес ему явно не хотелось, он стоял, не шевелясь, зрачки его сверкали зелёными искрами в свете фар, кончик хвоста нервно вздрагивал.

Перепрыгнув бугор из снега, сделанный бульдозером при расчистке дороги, тигр остановился за обочиной. Это был очень крупный самец, высотой в холке полтора метра.

Титов приоткрыл дверцу машины и прокричал поставленным офицерским баском, выражая и восторг, и приветствие, и благодарность за то, что тигр позволил хоть один раз его увидеть:

– Амба! Амба!..

Постояв чуть больше минуты, тигр отвернулся и очень неохотно пошёл в кусты, запорошенные снегом.

Автобус тронулся, обогнав тигра. Лесники стали наблюдать за ним в задние окна. Метров через пятьдесят тигр снова вышел на дорогу.

В тайгу наплывали густые сумерки.

Весна. Погостив день-другой, она уходит, липким снегом порошит потемневшую от влаги тайгу, долину, стиснутую хребтами гор, посёлок с дымящими трубами. Ждёшь. И вот с первыми лучами солнца стряхнули обмякший снег провода и берёзы. Зазвенели капелью крыши домов, заблестели сопки. Всё мягче, гортанней кричат вороны, тенькают в кронах старых дубов синицы, звонче стучит за речкой дятел. Отзимовали.

Фёдор Басаргин, голубоглазый молодой мужчина плотного телосложения, вышел на крыльцо, на минуту задержался, привычно окинул взором окрестные сопки. По небу ползли серые тучи, сквозь их рваные края изредка проглядывало солнце, и оттого тени казались всё ещё по-зимнему холодными. Фёдор застегнул пуговицы меховой куртки, сунул руки в карманы и, погромыхивая по ступенькам сапогами, спустился с крыльца.

Всю неделю, пока он был в командировке, и даже вчера, обнимая обрадованную Татьяну, подкидывая к потолку первенца Витьку, он думал об одном: «Пора пчёлам на волю. Тёплые дни для первого облёта были, а тут как назло: и не выставить пчёл нельзя, опять в рейс уходить, и выставить из омшаника улья – только потревожить пчёл. В пасмурный день они не облетятся, и пропадёт тогда пасека».

Под навесом снял Фёдор с гвоздя резиновый шланг, дёрнул пристывшую дверь омшаника. Крякнув испуганно, она послушно отворилась. Знакомый, настоявшийся за зиму запах рамок с сушью, мёда и пчёл, зимовавших тут, обдал лицо. Словно доктор, по-хозяйски приложив к уху один конец шланга, второй сунул в верхний леток ближайшего улья, в нём пересохшей листвой шелестели крыльями пчёлы. Прослушав остальные семьи, остался доволен. В прошлом году пришлось вынести из омшаника не один улей с погибшими пчёлами. Нынче, видать, только в одном не хватило меда, в нём тревожно шумели. «Выставить надо, а там и подкормить семейку можно, – шептал, – в обиду не дам и силу набрать помогу».