Барабан

   - Темный владыка, забери меня на гримвельд, укрой от инквизиторов!

   Мимо неслись сотни всадников и всадниц, они тащили на арканах грешников, рычали и лаяли огромные чёрные псы с горящими адским пламенем глазами, сами собой волоклись виселицы с болтающимися на верёвках висельниками, скакали огромные зубастые жабы и одноногие петухи с железными клювами... Вдруг один из закованных с головы до ног в чёрные латы рыцарей перегнулся с коня, подхватил Аннунциату и усадил перед собой в седло.

   Всю ночь с гиком, свистом и улюлюканьем носилось по небу адское воинство, но тверда была рыцарская рука, крепко прижимала ведьму к хладной груди, и только под утро, когда пропели третьи петухи, скакнул рыцарь к самой земле и выбросил её из седла на песок морского берега.

   Унёс ведьму Эллекен за три моря, в места дикие и безлюдные, сбился старый граф со следа. Но знала Аннунциата - это ненадолго. Дома остались её кровь, волосы и ногти, наберётся сил мольфар и призовёт Чугайстера, а тому море не преграда, ведьме с навьей кровью от него не укрыться. Разве что умереть...

   Она поселилась в пещере в горах, подкарауливала охотников и пастухов, воровала детей и женщин в аулах, отъедалась, набиралась сил. Ей посчастливилось найти живущее обособленно в труднодоступной горной долине племя.

   Аннунциата согнала людей и скот в пещеру и сотворила гекатомбу. Напиталась призванной обрядом энергией, запечатала оползнем вход и уснула мёртвым сном до лучших времён.

   Комикс был практически готов, осталось лишь добавить цвета гуашью. Утром он разглядывал развешанные на верёвке рисунки, и что-то его смущало.

   - Это же игры подсознания, - Костя рассмеялся, инстинктивно, он изобразил в роли внучки-отравительницы Веронику, а Алика чёрным ассасином-убийцей, - ну, ты и выдал, бро! - обернулся он с традиционной фразой к барабану, да так и замер.

   С барабаном творилось что-то неладное. Он вибрировал, дрожал и пытался сорваться с крючка. Перед глазами тут же возник образ яростно рвущего цепь на злодеев сторожевого пса - задушенный хрип, оскаленная пасть, летящие с губ хлопья пены. За спиной что-то загрохотало - об оконное стекло ударился здоровенный чёрный ворон, и распахнув клюв, неожиданно заорал: "Погибель! Погибель! Погибель!"

   Испуганный Костя попятился и плюхнулся на диван. Вдруг, до дрожи в пальцах, захотелось побарабанить. Он крепко сжал кулаки, сунул их под мышки и закричал неведомо кому:

   - Не дави на меня! Не дави, слышишь, у меня и так чердак течёт! - и его отпустило.

   Ворон заткнулся, а пёс сел, насторожил уши и уставился выжидающе.

   - Я в опасности, и ты должен меня спасти? - обратился Костя к барабану.

   Пёс согласно стукнул хвостом по полу.

   - Но в таком состоянии мы разнесём весь дом в щепки... - пёс настороженно слушал.

   - Спуститься во двор?

   Погода со вчерашнего дня не улучшилась - к моросящему дождю добавился шквалистый ветер с моря, на пляже бесновался прибой. Пляж! Там сейчас безлюдно.

   - Идём на пляж! - пёс с готовностью вскочил.

   На берегу Костя не стал отходить от тропы, а пристроился на валуне у самой скалы. Подхватил тёмные палочки и дробно выбил, тут же кто-то чужой вцепился в его руки и забарабанил изо всех сил! Пальцы в крови, слёзы из глаз, а он лупил что есть мочи, и гром рокотал, множился, отражаясь от скал...

   И чудовище пришло! С моря. Мощное, рябое, беременное тоннами воды, оно медленно двигалось над волнами. Перевалило через прибой, через пляж, набросилось на эллинги - смяло, раскурочило, сокрушило. От низкого гула дрожала земля, в воздухе носились куски жести, пластмассы, арматуры. Смертельно обожравшись, оно ревело и вибрировало в агонии не в силах сдвинуться с места, пока, с утробным выдохом не излилось многотонным содержимым своего чрева на пляж. Бурлящий поток привёл в чувство испуганно замершего за валуном Костю, и подхватив барабан, он сайгачьими скачками понёсся вверх по тропе.

   Вечером сюжет о торнадо крутили на всех каналах. Снимая стресс, Абрикосов хорошенько приложился к бутылке с кальвадосом, но его всё ещё штормило. Принимать гостей он был не расположен, но опять явились Вероника с братцем. Мачеха стенала, ужасалась, заламывала руки. Костю бесило её фиглярство:

   - Тебе не кажется, что ты зачастила с визитами?

   - Котик! Как ты можешь! Ты же мне не чужой, я переживала!

   Пока они препирались, Алик шнырял по дому и всюду совал свой нос, даже зачем-то поднялся на мансарду в студию. Мелькнула мысль - "увидит рисунки", но тут позвонил отец, и Костя вышел в другую комнату.

   - Сынок всё знает. О старухе, о тебе и обо мне, он нас всех нарисовал. Ждать дальше - опасно, сегодня его кончим. Накапай зелья в кальвадос, вернёмся сюда после полуночи.

   Пока он успокаивал отца, гости удалились по-английски, не прощаясь.

   - Почему его так воротит от Вероники? - он и раньше её недолюбливал, но в последнее время тошнило при одной мысли о мачехе.

   - Что с ней не так? - он закрыл глаза и потёр виски. Вдруг в памяти что-то замерцало: душно, в ноздри лезет мускусный запах соития, тяжесть на бёдрах, блестящее от пота тело, сжатая руками грудь, хриплый стон в пароксизме страсти, Вероника!

   - Сука! Она его травит, а потом насилует бессознательное тело!

   Стало так противно, что он схватил стоящую на столе бутылку, налил полный стакан и выпил залпом. Перед глазами всё поплыло, он ещё успел догадаться, что это ловушка, и вырубился.

   - Наконец, всё получилось, - радовалась Вероника, оттаскивая чугунного литья каминную решётку в строну. Специальной длинной спичкой запалила растопку под дровами - осталось только сжечь рисунки. Она поднялась в студию, но тут позвонила Нунца, не спится старой карге.