Крыжовенное варенье

Ольга вчитывалась в выведенные на экране строчки, когда зазвонил местный телефон. Голос в трубке был незнакомым:

— Ольга Валерьевна, вас беспокоят из приемной Кетова. Александр Алексеевич вызывает вас к себе.

Кетов был Генеральным продюсером Ольгиного канала. Здесь требуется пояснение. Ибо на телевидении одним термином принято называть многие и довольно разные вещи. Тот «канал», который должен был возглавить Гридасов, по сути являлся небольшой телекомпанией, производящей отдельные передачи «под заказ», то бишь на потребу «каналам-кнопкам».

Кетов же возглавлял именно «кнопку». Он управлял множеством подразделений, идентичных бывшему ведомству Генриха Ильича, готовящих и размещающих в эфир программы различной направленности: информационные, аналитические, экономические, деловые, познавательные, игровые, развлекательные… Короче, был настолько большим начальником, что Ольга даже голос его секретарши не могла знать.

«Начальник — такой же человек, как и все остальные, только никто не осмеливается ему об этом сказать», — сочиненная на этапе преодоления лестничного проема «умняшка» все ж не помешала ступить «на ковер» к Кетову, как и полагалось, с трепетом. Слегка опустила плечики, поправила очечки, робко просунула голову в дверной проем.

Несколько раз она все же бывала в этом кабинете, посему вылощенный интерьер ее не удивил. За отполированным до глянца большим овальным столом сидел Саша Вуд. Самого хозяина «апартаментов» в помещении не было. Он появился через пару минут… из шкафа, вытирая руки бумажной салфеткой.

«Потайная комната,» — догадалась Ольга. Она слышала, что большие боссы предпочитают скрывать и личный туалет, и помещение для отдыха-релаксации, — будто их и нет вовсе.

— О, все уже здесь, — сказал Кетов, как ни в чем ни бывало. — Добрый день.

— Добрый день, — как болванчики повторили Ольга с Александром.

Кетов уселся в рыжее кожаное кресло.

— Угощайтесь, — указал на крекеры в вазочке и минералку в бутылке.

— Спасибо, — ответили «вызванные на ковер», опять-таки, практически хором и не тронулись с места.

— Вы, конечно, понимаете, после известных всем нам событий и скандального ареста одного из руководителей вновь образованного акционерного общества, функционирование многих уже практически вписанных в сетку вещания, программ оказалось под угрозой, — он посмотрел на присутствующих поверх очков. — Так вот, я вызвал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие… — и… не сдержался, почувствовав напряженность своих собеседников, — расхохотался. (Ну, конечно, сидят ни живы ни мертвы. Один уже был уволен, да за решеткой побывал. Вторая с преступником едва ли ни в интимной связи состояла… Будешь тут спокойным!) — Да не бойтесь вы так! Все остается. И новое АО, и запланированные передачи. Руководителя пока нет. Пока буду единолично всем управлять, а там… Из «Картопака» пришлют нового человека, но он все равно уже не получит должность Генерального директора.

Лобенко и Вуд переглянулись.

— Ольга Валерьевна, ваша историческая викторина, разумеется, тоже остается.

Ольга почувствовала, что к ее голосу прокрался визг. Бывает такое состояние, когда эмоции бьют через край. И ты уже не в силах управлять собственным тембром. Звуки переходят в частящее верещание, каждое «кра», «дра» и «пра» превращается в хрюканье… Как хорошо, что от нее сейчас не требуется никакого ответа. Кетов обращался теперь к экс-ведущему «Волшебного ларца».

— Александр Гаврилович, буквально на прошлой неделе пришли очередные данные социологического опроса. Так вот, там обнаружился некий парадокс. Не буду скрывать, в последние месяцы, и даже годы рейтинг программы, которую вы вели, падал. Собственно это и была основная причин, из-за которой ее закрыли. Но… как только вы ушли с экрана, ваш личный рейтинг пополз вверх. Здесь, наверное, сработал эффект «расставания с любимым». Знаете, как в семьях с долгим стажем супружеской жизни, — все-таки у шефа было необыкновенно хорошее настроение, ишь, как разошелся, какую задушевную беседу завел. — Бывает, кажется, муж с женой уж и на дух друг друга выносить не могут. Все раздражает: не так кепку на крюк повесил, не с тем выражением лица блины напекла… А решат какое-то время пожить по отдельности, или уедет кто из них на пару-тройку месяцев в командировку, — выясняется, что приварились — автогеном не распаять! Так и здесь. К тому, что вы регулярно появлялись в их жилищах на экранах, зрители попривыкли. Воспринимали это как должное. И вдруг, однажды вечером вы оттуда исчезли. Стало чего-то не хватать… А уж когда вас ложно обвинили… За любимца встали все горой!

Вуд лыбился, как людоед перед случайным странником. А Кетов продолжал:

— К чему это я клоню? Думаю, вы все уже поняли. Новую историческую викторину, программу, автором которой была и остается госпожа Лобенко, будет вести, разумеется, никакая не Сыроежкина, а наш проверенный шоу-мен. Но… — и он со значением перевел взор на даму, добродушие из него было уже не вытравить даже сведенными в кучку бровями. — Тема благодатнейшая. Тут вы, Ольга Валерьевна, попали в точку, в десятку, я бы даже сказал со ста шагов в игольное ушко. Смена тысячелетия, интерес к прошлому налицо. Игровая подача: костюмированные сценки-вопросы, музейные экспонаты в «черном ящике»… Господина Вуда, разумеется, облачим во фрак. Но ему нужна леди, дама, приятная во всех отношениях, умная, интригующая… Ему нужна соведущая, вы, госпожа Лобенко.

На людоеда девушка, разумеется, похожа не была. От напряжения последних минут ее белые крашеные волосенки натопорщились и, казалось, вот-вот от них полетят маленькие искорки. Она вся засияла как электрическая лампочка. Нет, скорее, как бенгальский огонь.

Ссылка

Печерский монастырь под Псковом, октябрь 1779-го года.

— Спасибо за откровенность, Андрей, — игумен Иосиф запустил руку в свою поделенную на две половинки бороду. Взгляд больше не сужался. И Анклебер не мог понять, что это означает, внутренний гнев, или же серьезность, с которой настоятель отнесся к проблемам гостя, изложенным в его рассказе. — Теперь и я отвечу на ваш вопрос. Как разглядел то, что Иван ненастоящий? Так ведь грамота подвела.

— Какая грамота, ученых слов, вроде не произносил…

— А слова здесь не нужны, интонация, поворот головы… У человека, десятилетиями томимого страшным грехом, никнут не только плечи. К тому же на лице у вас этих тяжких мучений также не прописано.

— А если я и не мучился, ежели надысь осознал и сразу к вам?

— Так не бывает.

Они недолго посидели молча. Архимандрит держался за висевший у него на шее большой крест, Анклебер на него смотрел.

— Конечно, грех ты все же совершил. Та сцена, которую разыграл прилюдно, да еще в монастыре, — богохульство.

Андрей склонил голову ниже плеч и замер в ожидании. Конечно, Владыко имеет теперь полное право выгнать его со двора.

— Но, мне знакома история изумруда, попавшего в руки к твоей жене. Слыхал, что немало крови из-за него пролилось. Как человек, служащий богу, я всеконечно тебя порицаю. Но, как простой человек, как смертный, понимаю, что напрасно охуждать того, кто меж убийством и лукавством выбирает последнее. Впрочем, мудрец сказал бы, там, где есть два пути, всегда отыщется и третий.

— Понимаю, Ваше Высокопреподобие, — Андрей приложил ладонь к груди, — но в ярости пребывал. А в ярости ж напролом мчишь, до потаенных ли тут тропок?!

Иосиф лишь на секунду снова сощурился.

— Сам сломя голову несешься и меня за собой тащишь?! Так, стало быть, интересует тебя история хромого мальчика, воспитанного в нашем монастыре? Я не знал его родителей. Но, говорят, никчемные были люди. Жили в деревне неподалеку. Вначале ребенка в монастырь подбросили, потом и сами сгинули из бренного мира. Нет, не в схиму облачились, просто пропали, ни слуху о них, ни духу. Поговаривали, что утопились в болоте, а там, кто знает. Мы назвали его Савелием.

На Савелия обратила свое пристальное внимание одна знатная особа. Хороша собой, довольно умна. В 1722-ом году, задолго до появления здесь подкидыша, она также привезла ребенка. Сказала, что осиротевший дальний сродственник. Просила приютить и воспитать. Разумеется, дама перечисляла нам регулярно большие пожертвования. Я не буду называть имя ее мальчика, оно не важно.