Крестные дети

Для Верены Криф было важно, имел ли их сосед землю, охотничьи угодья и хорошую родословную.

Для ее невестки главными ценностями были объекты недвижимости в Челси или на улицах Холланд-парк и возможность без проблем заказать место в популярных ресторанах или гостиницах.

Традиционные рыцарские и несколько убогие представления Чарли о мужчине как о добытчике и охотнике в течение нескольких лет трансформировались, и теперь он считал своим долгом снабжать Миранду по первому се требованию модными платьями, билетами на дорогие курорты, плавательными бассейнами, конюхами, виллами в Таскании и сумочками от Гермес Келли. Ни разу за восемь лет семейной жизни Чарли даже не подумал, что может отказать своей жене хоть в чем-то, ее приверженность определенным стандартам сразу же делала любые возражения невозможными. Миранда просто хотела иметь то же, что имели ее более богатые знакомые, и, однажды сломив волю мужа, никогда не отказывала себе в удовольствии. Он жил ради кратковременной женской благосклонности, которая всегда следовала, стоило ему выполнить ее каприз. Когда Миранда сообщила ему, что уходит, первой реакцией Чарли было облегчение, что мать никогда не узнает об этом.

Миранда сразу же дала ему понять, что, разумеется, ни в коем случае не отказывается от воспитания детей, но о том, чтобы они переехали вместе с ней к Буби, не может быть и речи — у него слишком хорошая мебель. «Маленькие липкие пальчики и секретеры «Бейдермейера» плохо сочетаются в одном помещении», — заявила она.

За полтора года до своей кончины Джин Болтон попросила Стюарта отпустить ее из Арднейсага в Сметик, поскольку хотела провести последние дни в собственной постели.

Джин страдала от рака, и хотя она никогда не жаловалась на плохое самочувствие, все свое свободное время Стюарт старался проводить рядом с ней. Возвращаясь в аэропорт Бирмингема пятничным рейсом из Франкфурта и садясь в такси прямо у международного терминала, Стюарт добирался от двери до двери меньше чем за четыре часа и успевал к вечернему чаю и девятичасовым новостям.

К своему стыду, он вдруг обнаружил, что не был в Сметике уже почти пятнадцать лет. Возвращаясь в город своего детства, он каждый раз испытывал необъяснимое волнение и тревогу. Когда его спрашивали, где он родился, Стюарт всякий раз с гордостью отвечал: «В Бирмингеме, в Черной Стране[31]», — давая тем самым понять, что происхождение является для него предметом особой гордости. Он никогда не думал иначе и был благодарен за первоклассное образование, которое получил именно здесь. Но вместе с тем он прекрасно понимал, что центральные графства были местом, откуда человек должен выбираться при первой же возможности. На днях Стюарту в Германию пришло письмо из его старой школы. Каким-то образом узнав его домашний адрес, директор школы просила о пожертвовании в честь наступления нового тысячелетия, и Стюарт положил в конверт чек на тысячу фунтов и отослал его в Англию. Затем пришло второе письмо, в котором его приглашали прочитать в школе лекцию о том, как он стал выдающимся бизнесменом, но на сей раз Стюарт вежливо отказался.

Проезжая через центр Бирмингема с его новомодными разъездами, кольцевыми развязками, тоннелями и виадуками. Стюарт не узнал свой город. Старый Сметикский автоагрегатный завод, закрытый Маркусом в конце восьмидесятых, был разрушен, и на его месте возвели автомобильный аукционный центр. После экономического спада начала девяностых на том же месте построили спортивный комплекс и солярий.

Стюарт был потрясен состоянием матери. Она утверждала, что чувствовала себя гораздо лучше, старалась содержать себя в чистоте и даже приготовила к приезду сына обед, но было очевидно, что она очень слаба. С последнего Рождества она сильно похудела и теперь казалась миниатюрной копией самой себя. Как всегда, по ее квартире разносились чарующие звуки классической музыки. За чаем они слушали ноктюрны Шопена.

Впервые за последние двадцать лет Стюарт уснул в своей старой спальне, под синим покрывалом и в окружении музыкальных плакатов и трофеев с соревнований по плаванию. Над раковиной висел диплом об окончании Бирмингемского университета. Книжная полка была заставлена старыми учебниками по экономике и конспектами лекций. Он лег одновременно с матерью и после напряженной недели в Германии долго не мог заснуть. Он лежал с открытыми глазами и думал о своей жизни. Материальный успех разочаровывал его все больше и больше. Несмотря на огромную зарплату и еще большие премии, которые обеспечивали ему невозможный ранее уровень безопасности и бессонные ночи, Стюарт понимал, что ему не хватает самого главного. Даже в Арднейсаге, где он поначалу наслаждался уединением и просторами, он теперь чувствовал себя просто одиноким. Мать все чаще спрашивала напрямую, планирует ли он жениться, но у него совершенно не было времени на личную жизнь.

На конференции Международного валютного фонда в Куала-Лумпуре он пережил скоротечный роман с симпатичной американской участницей, но после первой ночи вместе они, не сговариваясь, стали избегать друг друга и не общались до конца сессии. Стюарт много раздумывал над тем, почему он решился на близкие отношения с этой женщиной, и пришел к выводу, что причиной стало ее отдаленное сходство с Мэри Гор. Мэри было далеко до Сэффрон, но она была очень привлекательна. Стюарт с удовольствием думал о Мэри, но считал, что никогда не сделает и шага к сближению с ней. После гибели Криспина она не стала бы встречаться с ним, и Стюарт боялся рисковать хорошей дружбой ради худой любви.

Последняя неделя в «Дармштадт Коммерцхаус» выдалась не из легких, это волновало Стюарта. Двенадцать из четырнадцати рынков ценных бумаг, на которых они имели свои представительства, росли подозрительно быстро. Стюарт опасался, что акции могут «перегреться». Даже в Москве, где после отказа Чарли «Дармштадт Коммерцхаус» открыл собственное представительство, наблюдался уверенный рост. Благодаря последним успехам высокотехнологичных компаний их акции в Бомбее и Сеуле постоянно дорожали. Другой причиной для беспокойства была «Корпорация Брэнда», которая заявила об открытии интернет-провайдера brand.com, чем способствовала двадцатипятипроцентному росту стоимости своих акций. На последнем собрании Барри Томпкинс был пессимистичнее, чем обычно, в отношении игр Маркуса с ценами, но ничего не мог доказать. Барри с трудом удавалось сохранять беспристрастность в отношении «Корпорации Брэнда», но руководство по-прежнему не желало расставаться с ее акциями.

«Только не говорите потом, что я вас не предупреждал», — заключил Барри.

Во время четвертой поездке в Сметик Стюарт заметил, что состояние матери стало еще хуже. Ее всю трясло, ей было сложно передвигаться самостоятельно, и Стюарт твердо решил запретить ей готовить. Как оказалось, местные службы социального обеспечения разделяли его опасения и предложили Джин переехать в дом престарелых, но она не хотела даже думать об этом. Стюарту едва удалось уговорить ее взять домработницу, которая приходила два раза в день, проверяла, все ли в порядке, и делала покупки.

Сколько себя помнил Стюарт, на полке у камина всегда стояла фотография его отца. Старинный черно-белый снимок был заключен в деревянную рамку. Эта фотография, плетеная корзинка для ниток и железный будильник были самыми четкими его воспоминаниями о детстве.

Чувствуя, что другой возможности у него может и не быть, Стюарт спросил у матери:

— Каким человеком был папа?

— Твой отец? Он был замечательным человеком: чудесным мужем и непременно стал бы прекрасным отцом.

Джин пила чай и слушала новый плеер, подаренный сыном. В ее ответе Стюарту почудилось нежелание продолжать беседу, казалось, она не хотела отвечать на подобные вопросы.

Но в этот раз Стюарт решил не упускать возможности узнать правду,

— Мама, я должен поговорить с тобой о чем-то важном. Раньше ты никогда не хотела мне рассказывать об этом, но я должен знать, как погиб мой отец.