Печать правосудия

— Раньше я наивно полагал, что вы в ОБНИС за одно, а на самом деле тут игры покруче, чем в гонке за президентское кресло, — я подошёл ближе к стеклу.

У меня был козырь, но я всё никак не мог его достать. Одно дело уволить пацана претендента, и совсем другое — состоявшегося печатника со способностью. Логику Шумякина я понимал, но она не решала проблемы. Я так ни разу и не сформировал печать.

— Его зовут Казаков Андрей, — Шумякин протянул мне бумаги. — Трижды судим за грабежи и нанесение тяжких телесных. Последний раз освободился полгода назад. Месяц назад в пьяном угаре убил свою жену с особой жестокостью.

Я полистал дело, но тут же закрыл его, увидев изувеченное тело.

— Приговор вынесен, — сказал Шумякин. — Казаков подлежит безвозвратному наложению печати с последующим пожизненным заключением в тюрьме строгого режима. По правилам, мы должны этапировать его в течение двух суток в Максимовское, где его обесточит штатный печатник. Но…

В тусклом свете допросной я рассмотрел силуэт мужика в тельняшке. Тот смотрел в зеркало и время от времени кричал, чтобы ему принесли закурить.

— И что мне делать?

— Это ты у меня спрашиваешь? — Шумякин затушил сигарету. — Делай то, чему тебя учил Скор. Ты же не просто так почти месяц зависал у него на квартире.

— Типо того.

— Я выключу камеры, — сказал Шумякин и пошел к двери. — Через две минуты можешь заходить.

С чего начать-то? Я почесал голову, попробовал вспомнить уроки Скора. Потоки, амплитуды, вибрации. Его колебания против моих колебаний… Короче, погнали! Я нажал кнопку. Дверь открылась.

— Чего надо?! Куриво принёс?!

В допросной воняло потом и носками. Я включил дополнительный свет, мешковатый силуэт превратился в здорового плечистого мужика с бородой, густыми бровями и темным лицом.

— Эй! — он сощурился, прикрыл глаза.

Зазвенела цепь, тянущаяся от стола к его рукам. Я сел напротив и понятия не имел, что делать дальше.

— Ты кто?! — спросил он и уставился на меня после того, как его глаза привыкли к свету.

— Я здесь работаю.

— Кем?!

На квадратной морде лица повисло явно удивление. И его можно было понять. В допросную к рецидивисту вошел пацан в гражданке. Это, к слову, было моей привилегией потенциального печатника. Я ходил в своих шмотках и слал всех в задницу, когда мне предлагали соблюдать дресскод.

Убийца не выглядел накаченным; он был просто большим. Под тельняшкой выпирали толстые руки, наручники едва обхватывали широкие волосатые кисти. Он сидел на привинченном к полу стуле, широко расставив ноги.

— Ты чего молчишь?!

Сказать и в правду что-то нужно было. Но это формальности. Как к нему подступиться? Печать не наложить дистанционно, во всяком случае Скор меня таким техникам не учил и ничего подобного не рассказывал. Шумякин, конечно, красавчик. Я выключу камеры, а ты иди угомони потеющую и страдающую от никотиновой ломки гориллу.

— Куриво есть?! Алё, бля?! Чё происходит?!

Каким-то образом мне нужно было схватить его за кисть, но приближаться не очень-то и хотелось. Дури в нем было дофига, это подтверждали и ужасные снимки его жертвы.

— Тебе дали пожизненное.

— Да ну? — он показал ряд желтых зубов. — А ты адвокат?

— Нет, я… это… медсестра… ну, в смысле, мед брат.

— И чего тебе надо, сестричка? — он улыбнулся, поелозил по стулу.

— Нужно провести обследование перед отправкой тебя в Максимовский.

— Куриво сначала тащи!

— Я не курю!

— А мне похрен — я курю! Хочешь меня осмотреть — неси курево!

Вспомнив про пепельницу, я вышел из допросной и через минуту вернулся со жменей окурков и спичками. Мужик смерил меня взглядом и хотел было сказать пару ласковых, но жажда никотина перевешивала имиджевые потери. Чиркнула спичка, он принялся всасывать бычки один за другим.

Ладно. Прикормили зверя, что дальше?

— А где твои приспособы?

— Мне только пульс, зрачки и…

— Похрен, — мужик засунул бычок в рот, положил на стол руки. — Только нежно давай, аха-ха!

Вблизи я едва не задохнулся от его вони. Он развалился на стуле, пускал дым, смотрел на меня, как на обслуживающий персонал. Мясистая кисть лежала на столе венами вверх. Я положил на неё руку и сделал вид, что нащупываю пульс.

— Практикант, что ли?

— Ага.

Мужик поправился на стуле, я отошел на шаг назад.

— Не бойся, я не кусаюсь. Пока что. Старая сука судья назначила мне пожизненное, но это не самое страшное. Ещё она вписала мне печать. Хотят лишить меня сил и посадить на зону грёбанным задохликом. Посмотрим, как у них это получится, — он выплюнул обугленный фильтр на пол. — Печатники могут проделывать своё дерьмо только со слабаками, а я не слабак. Посмотрим, что он сделает. Пускай хоть на секунду облажается, и я ему голову нахрен оторву! Пускай забирают свободу, но то, что дал мне господь бог, я им не позволю отнять!

— Ясненько.

— Ты чего делаешь?

Я сжал его кисть и попытался установить силовой контакт. Создал разряжение в своей руке, мысленно пытался втянуть туда силу убийцы.

— Ты что делаешь?!

— Не могу пульс нащупать!

— Ты нахрен мне так руку сжал?! Расслабь!

— Одну секунду!

Его пальцы и ладонь побелели, туда больше не поступала кровь, а я пытался нащупать баланс между силой сжатия и разряженной силой в руке. Получалось хреново. Удерживать его руку получалось только с использованием силы, но именно большое скопление силы мешало создать так называемую воронку, которой меня учил Скор.

— ЭЙ!

Мужик дернулся, я прижал обе его руки. Он покраснел, зашевелился, будто медведь пробуждающийся от спячки. Да как эта херня работает?! Руки мужика были заняты, но он быстро сообразил, потянулся ко мне с открытым ртом.

— Отвали от меня, сука!

Ещё немного и он отцапал бы от меня кусок. Я перехватил его за голову, трижды приложил мордой об стол. Ему не повезло, прямо вместе удара из стола торчало железное кольцо для крепления цепочки от наручников.

— Убью нахер! — взревел он вдавленной в стол мордой.

Он кричал, плевался кровью, рычал. Я пережал его кисть до самой кости, ладонь посинела.

— Лежи тихо и всё закончится быстро! — процедил я сквозь зубы.

Вдруг я почувствовал нарастающую силу в его предплечье. Она множилась, давала о себе знать вибрациями. В башке у меня мешался мысленный хаос. Тут надавить, тут отпустить, тут дожать, тут пережать, очистить голову… Да как её нахрен очистить, когда такое творится?!

Убийца качнулся в сторону, треснула столешница, подогнулись ножки железного стула. На пол упало металлическое кольцо, он получил дополнительный размах рук в полтора метра.

Адреналин выплеснул в тело силу, я потерял связь с его энергией.

— Сидеть!

Ударом в челюсть я осадил его на колени, поставил ногу на грудь, толкнул. Оставался шанс — прибить его к полу, приложить пару раз по голове и вернуться к печати. Но мужик даже не думал падать. Он ударил меня головой в живот, схватил за ноги.

— Не того ты выбрал, практикант! Сейчас будет больно!

Он вцепился в ногу, стал выкручивать её в сторону. Свободной ногой я долбил ему в лицо, по уху и лбу. Толкаясь руками, я отползал к двери, а убийца выламывал мне ногу и не желал отпускать.

В колене стрельнуло, хрустнуло. Мужик тащился за мной, у него кровоточило лицо, обливались кровью передавленные наручниками кисти. Но боли он не чувствовал. В круглых глазах имелось только одно желание — добраться до моей головы или шеи.

Мой стул не был привинчен к полу, я дотянулся до него, перехватил за спинку и затолкал ножку в открытую пасть убийцы, когда тот в очередной раз обещал меня покалечить, убить или даже сожрать. Ножка вошла сантиметров на двадцать. Он ослабил хватку, я вырвал ногу, уперся ей в сидение, толкнулся. Ножка вошла ещё глубже под очень неприятные звуки, а я вырвался на свободу, откатился к стене.

Зверь отполз назад, вытащил стул и, харкая кровь, закричал: