Страница 18 из 45
— Нет, я не могу заснуть. Подожду, пока ты поешь.
— Он хотел бы сейчас рвать твое горло так же, как ты кусаешь эту курицу, — раздался из угла голос третьего, сглатывающего слюну.
Я покосилась на Убанги и решила, что не буду втягивать его в разговор, только аппетит испорчу.
— Как ты познакомился с Жаном? — спросила я, прожевав.
— Я раньше был подданным азиатского владыки, как и Жан, наши мейстеры часто пересекались. Но при Симе несколько арабских мейстерий, включая мою, поменяли патрона.
— Почему это произошло?
— Деньги. — Мэх выплюнул это слово как ругательство. — Когда-то Африка была не только колыбелью цивилизации, но и одним из самых притягательных мест в мире. Как видишь, эти времена давно в прошлом.
— Это прозвучит пафосно, но деньги, это не самое главное в жизни. Главное, быть счастливее тех, кто тратит свою жизнь, пытаясь накопить и защитить свои миллионы.
— Девочка, сколько тебе лет? Тебе точно еще рано думать о смысле жизни, это мысли-предвестники ее конца. В целом, ты, конечно, права: звучит пафосно. Но не стоит недооценивать силу золотых миллионов, когда одной тысячей можно спасти жизнь умирающего от жажды ребенка. Не забивай себе этим голову, лучше кушай. Кстати, Хетт предложил Жану остаться у нас. И я думаю, он согласится, он любит работать, а у нас многое нужно сделать. Мы уже думали над местом, где можно создать свое гнездо.
Я поперхнулась чаем.
— Прости, что?
— Дом. Семью. Обратить пару молодых вампиров. Конечно, когда снимут мораторий.
— Я э… не думала, что вы настолько близки. Эти чувства взаимны?
Он поднял голову и посмотрел на меня.
— Мы близки, но семьи вампиров — это не брак. Это совместное общежитие. Мы скорее дружные соседи с привилегиями.
— О боже, прости… я совсем мало знаю о «гнездовании», разве вы не живете в резервациях? — Смутилась я, густо покраснев.
— Не извиняйся, мы и не строили стены. Гораздо дешевле было отправить в комитет фотографии опор заповедника с разных сторон и договориться с местными, чем изолироваться от них. В отличие от всего остального мира, нашим людям не нужно было никаких объявлений, чтобы знать, кто пьет их кровь с древнейших времен.
Самолет начал шумный разгон, и быстро взлетел, оторвавшись от земли, задирая нос. И Мэхмет вовремя подхватил поехавший по столу стакан.
— Это не опасно. — Поймал он мой очередной беспокойный взгляд на дверь.
— Непривычно без иллюминаторов и ремней.
— Ремни вот, на впереди стоящих креслах, если нужно, — он кивнул на цветные тросы, валявшиеся под ножками пары кресел. — Но тебе они не нужны. Мы ими фиксируем детей, чтобы не бегали по салону, когда в самолет нужно загрузить много местных, и чтобы идентифицировать тела в случае аварии.
— В случае аварии, я ведь и буду единственной пострадавшей?
— Еще никто не разбился. — Мэх широко улыбнулся.
— С пилотом все равно спокойнее.
— Зато так дешевле. А Хетт практичный владыка. Ты только не подумай, что он скряга. Он скорее за разумное потребление и траты. Большинство африканских стран бедны и погрязли в коррупции, особенно бывшие французские колонии. Обложить местных налогами, чтобы кататься в роскоши, было бы глупо. А вот сэкономить на содержании пилотов и бортпроводников и строить на эти деньги в месяц по одному колодцу в деревнях, это как раз в духе вечного разума, не считаешь?
— Он филантроп? Это совершенно не сходится с тем, что я про него слышала…
— Что он пират и не уважает законы людей? — усмехнулся Мэхмет.
— Да.
— Европейцы всегда приходили в Африку со словами, «что назовешь ты истиной на земле, то истина и на небе». Нет большего лицемерия, чем законы белых людей. Вот, скажем, есть озеро. Оно ничье, то есть принадлежит народу, получается государственное. Приходит к государству крупный предприниматель, покупает землю вокруг озера и открывает там завод по производству бутилированной воды. С одной стороны хорошо, вода очищена, пить из бутылки удобнее, чем из ладоней, места рабочие созданы опять же. Все законно. Но вокруг озера теперь стоит забор, а местные жители вынуждены платить за воду, которая раньше была бесплатной. А если денег нет — умирай, зато все законно. Парни Хетта приезжают и воруют забор. С точки зрения корпораций и государства, он преступник. Но он обеспечил людям право на жизнь, которое не мог гарантировать закон. Так что, может быть, он и пират, но не злодей, каким все его считают.
— Так он национальный герой?
— Не совсем. Все-таки он не Робин Гуд. Забор продали и купили еще одну тачку, чтобы гонять в отдаленный lupanar. Бордель, по-вашему.
— А жертвоприношения и каннибализм?
— В центральных районах это есть, но это часть культуры местных народов. Они бережно хранят свои традиции, и, к примеру, религиозный каннибализм среди вампиров ограничивает их численность там, где это необходимо для сохранения баланса между видами. Иначе, не будет кормовой базы.
— Звучит разумно, но как закрепить это в письменном виде?
— А ты собираешься продолжать работать на комитет?
— Не знаю, может, это сделаю не я, а кто-то другой. Как только разберемся с эпидемией.
— Я не стал бы доверять никому в комитете, наверное, кроме тебя. Когда ты говоришь: «это сделает кто-то другой», ты должна уяснить раз и навсегда, что никто-не-сделает-это. Потому что, никто не мыслит, так как ты, и не имеет твоего опыта и знаний. У людей другие головы, и они всегда делают что-то свое. Другое. Как правило, полное дерьмо они делают.
Мне стало неловко от того, что Мэхмет, похоже, был из тех, кто презирает всех, кто работает на комитет, и, возможно, в его глазах я тоже сначала была бесполезным или даже вредным бюрократом. А хотя нет, я же была проституткой. Хоть какая-то польза.
— Вообще-то, я собрала не так много данных о вас, зато побывала в резервации, на Соборе, в плену на южноамериканском континенте и даже в лаборатории, где пытали вампиров. Я просто не знаю, как донести до коллег свое видение ситуации, не подставив при этом Леонарда, Аргия, Жана и остальных, и не выглядеть при этом предателем. Но и молчать не смогу. Этот айсберг лжи под идеей нового гражданского общества меня убивает. Серьезно, меня точно убьют.
Мэхмет взял меня за руку и прямо посмотрел в лицо, вновь отметая мои безрадостные мысли одним жестом. В темных глазах в обрамлении мелких морщинок плескалось глубокое понимание того, что его доверие взваливает на мои хрупкие плечи, возможно, непосильную ношу. Этот взгляд обещал уважение и поддержку маленькому смертному существу, которое прожило едва больше двадцати против его сотен. Человек рисковал своей жизнью ради таких, как он. Тонкие пальцы погладили острые костяшки на моей руке. И он усмехнулся, будто глядя на то, какая маленькая у меня рука в его большой ладони.
— Дашь попить? — он потянул мою руку к губам и прикоснулся к тыльной стороне ладони в легком поцелуе.
— Да, конечно, — я схватилась за бумажный стакан, онемевшей от прикосновения рукой, и наши пальцы случайно столкнулись.
— Прости, ты хотел чай или…
— А я могу рассчитывать на "или"…? — цепко выхватив стакан из рук, он поставил его на другой стол, освобождая пространство.
— Ты поэтому взял меня с собой?
Он придвинулся ближе, и рука настойчиво легла на мою талию. Расстояние плавно сократилось, и я уже касалась плечом его металлического нагрудника. С металлическим щелчком он расстегнул доспех одной рукой и сбросил его под ноги. Под моей испачканной в крови рубашкой уже проступили первые признаки волнения, и мне захотелось прикрыть грудь. Неловкое защитное движение плеча остановила твердая мужская рука, пробравшаяся под ворот и зафиксировавшая шею. Его пальцы обхватили основание черепа, а лицо наклонилось к обнаженному горлу с бьющей венкой.
— Не в шею! — Я попыталась остановить его, и взмахом руки неудачно попала ему по челюсти, угодив пальцем прямо в рот. Одной рукой Мэх удержал добычу, и влажный язык прошелся по фаланге, задержавшись во впадинке между пальцев. От ласкающих нежную кожу движений я смутилась еще сильнее, а рука на талии придвинула меня ближе в сжимающие объятия.