Страница 22 из 42
– Позже, – отмахнулся Сфинкс.
– Зачем мы вообще пришли сюда? – спросила я, попутно проверяя содержимое своей сумки. Слава лесу, все было на месте.
– У нас не было времени, – ответил Сфинкс. – И выбора. – Он посмотрел на нас с Гулльвейг как-то странно и сказал, – я вручу расписку Томану и мы уходим. Сейчас же.
С этими словами Сфинкс приоткрыл дверь, проверил лестничную площадку и вышел. Я отказалась пояснять Гулльвейг хоть что-то, хотя она делала попытки спросить: казалось нечестным говорить за спиной Сфинкса. Да я и сама на тот момент мало что понимала.
Через какое-то время Сфинкс вернулся со своей сумкой и исписанным пергаментом в руке, на котором явственно различалась печать от кольца на его пальце, и протянул мне чернильницу. Я убрала ее и посмотрела на Гулльвейг. Она выглядела напряженной: поджимала губы и неустанно осматривала нас со Сфинксом поочередно. Но все же молчала.
Когда мы спустились, не представившийся сын хозяина дома уплетал что-то за столом за обе щеки. Над ним нависал Томан и полушепотом яростно за что-то отчитывал. Завидев нас, он резко изменился в лице; показушно приветливо заулыбался, снова странно сложил руки и пару раз слегка поклонился, ожидая, когда мы подойдем.
Поймав на себе взгляд белокурого юнца, меня как молнией ударило. Нас и Гулльвейг он оглядел мельком, все больше внимания уделяя рассматриванию Сфинкса. Воспользовавшись этим, я оглядела его с более выгодного ракурса, чем до этого, пытаясь понять, что же меня так взволновало. И поняла.
Легким движением руки я сбросила с пальца свое кольцо. Оно звонко ударилось о пол и покатилось вперед. Сделав пару шагов за ним, я аккуратно обошла притормозившего от этого моего маневра Сфинкса. Наклонившись перед ним и подобрав свой маленький магический атрибут, я посмотрела ему в глаза. Сфинкс смотрел на меня очень внимательно. Медленно надевая кольцо на место, я коснулась шеи, жестом показывая наличие подвески, которой у меня отродясь не было. Затем я замаскировала это движение тем, что якобы поправила выбившиеся на лицо волосы и вернулась за левое плечо Сфинкса в надежде, что он понял мой намек.
«На этом парне та самая подвеска, что была нарисована в дневнике», – думала я, убеждая себя, что не ошиблась.
Когда мы подошли, я старалась держаться так, чтобы быть между сыном хозяина дома – членом «Клыка» и Сфинксом, пока последний будет вручать расписку. Мое сердце предательски ёкнуло. Я не верила в эффективность нашей маскировки до последнего, терялась в догадках относительно причастности этих двух пожилых людей к той самой группировке и ощущала катастрофическую нехватку информации. Это меня раздражало.
К нашему счастью, когда Сфинкс был готов заговорить, протягивая пергамент, Томан отвесил сыну знатную оплеуху, едва не ткнув того носом в тарелку со словами:
– Не чавкай при таких гостях! Хоть бы поздоровался, невежа!
Внимание юнца было переключено: он с плохо скрываемым раздражением принялся тыкать прибором по содержимому своей тарелки, более не поднимая глаз.
– Еще раз благодарю за вашу доброту, – сказал Сфинкс, передавая неизвестного мне содержания пергамент Томану, который, принявшись читать, заметно просиял. – Всего вам доброго!
– Двери нашего дома всегда открыты перед вами! – раздались прощальные слова со стороны приспешни.
Когда я посмотрела туда, оттуда нам махала рукой Мария.
– Ну, вот, из-за тебя, паршивец, нас в Хасаламии, а, может, даже в Сиакурии, могут узнать, как семью, которая не смогла воспитать достойного сына!
Под причитания Томана в адрес своего детеныша Сфинкс закрыл входную дверь их дома со стороны улицы.
Я тут же активировала золотой свет на своем кольце и поспешила отойти подальше. В этой деревне не было фонарей, как в городе, поэтому Гулльвейг зажгла свой факел, и они со Сфинксом направились за мной. Я не знала, куда идти, но меня никто не поправлял, поэтому я просто шла, держа в голове расстояние, на которое удалялся приютивший нас на время дом. И только спустя какое-то время я вздохнула с облегчением. Теперь-то я понимала, зачем была нужна вся это игра с маской. Все практически так же, как в моем Доме…
Как раз в этот момент тишину ночи нарушила Гулльвейг.
– Что вы все-таки делали в той комнате вдвоем?
– Ты уверена, что хочешь обсуждать это прямо здесь и сейчас, невзирая на опасность быть услышанными совсем не нужными ушами? – возмутился Сфинкс в какой-то шутливой манере.
– А когда еще? – нахмурившись, полушепотом ответила Гулльвейг. – Я даже не знаю, о каких таких ушах ты говоришь и вообще, вы оба от меня что-то скрываете!
– Давай не сейчас, – протяжно вздохнул Сфинкс, коснувшись пальцами лба.
– То есть – никогда, – пояснила я и подняла глаза к небу.
Звезды и луна сегодня, почему-то, были особенно красивы.
– Мы не можем идти дальше вместе, если не доверяем друг другу! – не унималась Гулльвейг.
– Я вас не держу, – парировал Сфинкс.
– Вы похожи на ссорящихся мужа и жену, – решила разбавить обстановку я, глотнув из своего бурдюка долгожданной воды.
– Не смешно, – фыркнула Гулльвейг.
– У тебя какие-то ложные представления о муже и жене, – ответил Сфинкс, сняв кольцо-печать со своей руки и убрав его в сумку.
– Что верно, то верно, – пожала плечами я, соглашаясь. Мне очень хотелось узнать, как обстоят отношения в таких союзах у иных рас, но сейчас на это не было ни времени, ни сил. – Предлагаю пойти в лес. Нам нужно выспаться.
– Ага, заведешь еще нас куда, – с недоверием в голосе отозвалась Гулльвейг. – Ты вообще кровь пила. Я предлагаю найти местную часовенку и заночевать там. Могу договориться со священнослужителями.
Я продолжала идти, отмечая по привычке, что домов вокруг почти не осталось – видимо тот, где я приходила в себя, находился на окраине. С правой руки начинался лес. Я боялась повернуться, особенно после того, как Гулльвейг открытым текстом сказала о крови, но тут заговорил Сфинкс.
– Ты уверена, что среди твоих «священнослужителей», – он произнес это слово жеманно, – нет представителей «Клыка»?
– Да что еще за «Клык» такой?!
– Зло, – ответила я максимально обтекаемо и все-таки обернулась.
– Не люблю жрецов, так что ни во что «божественное» не пойду, увольте, – отрезал Сфинкс.
– Тебе теперь везде будут предатели мерещиться? – проворчала Гулльвейг.
– Да, – уверенно ответил Сфинкс и мельком глянул на меня.
– И чем тебе жрецы не угодили? – Гулльвейг оскорбительно скрестила руки на груди.
– Не помню, – отмахнулся Сфинкс.
– Ах так! – начала было Гулльвейг, но тут заговорила я.
– Лес – моя стихия. Животные знают больше безопасных троп. Я жила с ними бок о бок многие… годы. Они – друзья, и предупредят меня об опасности, если я попрошу их.
Им мне было довериться куда проще, чем всем остальным, но об этом я предусмотрительно смолчала.
– Мне не нравится ни тот, ни другой варианты, но из них лес все-таки более выгодный. По крайней мере, пространства для маневров в нем больше, – рассудил Сфинкс.
И мы свернули с дороги, по которой шли. Гулльвейг на какое-то время замешкалась, но оставаться ночью одной не решилась. В чаще я ощутила блаженство, медленно распространяющееся по всему телу от осознания близости дома. Я подходила к различным деревьям и выстукивала по ним разный ритм. Ответом мне служил шелест в их кронах.
Гулльвейг и Сфинкс шли за мной молча. Я лишь в самом начале оборачивалась на них. Но чем глубже в чащу мы заходили, тем меньше света с ночного неба проникало к нам, и мне достаточно было видеть пляшущие тени от факела Гулльвейг, чтобы знать, что она и Сфинкс не отстали, не потерялись и сейчас следовали за мной.
Когда мы вышли к скалам, я развернулась к своей группе с довольным видом и констатировала:
– Здесь заночевать будет безопасно.
Сфинкс и Гулльвейг осмотрелись, но ничего не сказали. Между ними едва ли не физически ощущалось напряжение. Наверное, между каждым из них и мной было то же самое.