Ветошь

  11. 00

  Взрослые совсем не понимают ребёнка: что хочет, чего боится. Не представляют, кто ему друг, а кто враг. Почему, едва стемнело за окнами, лучшее место - на углу стола, возле лампы, но не в кругу света. Подходящие для вечеров игры - самые тихие, и разговаривать надо шёпотом, если не нельзя промолчать. Главное не уходить в свою спальню как можно дольше, под любым предлогом. А взрослые отправляют: иди, поздно уже, смотри какая темень. То-то и оно, что темень. Ничего не понимают и не интересно им.

  Влада уже не ребёнок. Первый курс, жизнь в чужом городе. Общажная жизнь. Серая зима. За окном сумрак, в ноуте свет и пятьдесят открытых вкладок. Не до воспоминаний.

  Соседки разъехались, она осталась. Подработка, то-сё. Влада одна в комнате и на этаже общежития, спасибо, не прогнали. Непривычно тихо, и шумно по-другому. Корпуса ремонтируют, окна меняют. Жуткие сквозняки гоняют запах краски, одуреешь. Что-то подобное уже было...

   ******* ******* *******

  В детстве, ещё до школы Влада пару недель жила у бабки по отцу, в частном доме, с его сёстрами и полоумным братом. Тётки её любили и баловали. Не успела толком соскучится, как пришлось возвращаться домой, в почти отремонтированную квартиру. Шухер случился, и Владу мигом забрали. Она не помнила, какой именно шухер.

  Помнила свой посвежевший дом, отдельную комнату, которой у неё раньше не было. Помнила все окна распахнутыми настежь, выветривали краску. Днём это радовало, в маленьком городке хорошо: за кустами выпивохи гогочут, на деревьях птички поют. Ближе к ночи Влада начинала напряжённо ждать. Когда же их закроют, когда, когда!.. До песка в глазах она наблюдала за окнами. Родителям хоть бы хны. Неужели они не понимают, не чувствуют? Наконец-то вопрос: "Ты не замёрзла?" Влада изо всех сил кивает головой, демонстративно поёживаясь, сама - как печка.

  Тогда-то всё и случилось впервые... Беда, дичь какая-то непонятная, беспричинная, кажется.

   ******* ******* *******

  Владе повезло. Крёстная Верочка что-то почувствовала, проснулась, забеспокоилась.

  Тихий ночной плач.

  После новоселья наотмечавшаяся Верочка осталась тут в гостях, на раскладушке, в кухне. Долго наощупь она пробиралась в темноте. Когда распахнула дверь, Влада уже не всхлипывала, а подвывала. Отец выхватил у крёстной из рук зашедшегося криком ребёнка.

  Белая с красными губами Влада хрипела:

  - Лааа...-адно!.. Лада! Лаа...-адно...

  Слёзы высохли на горячих щеках.

  - Что, Лада, что?! У тебя что-то болит? Что ты говоришь?!

  Влада не помнила, кому она что говорила.

  - Лаа!.. Ладаа!.. Лаадно!

  Завернули в одеяло, унесли под свет, пытались напоить водой, потом водкой...

  Ор прекратился, когда раскутали её всю. Влада уже выдохлась и была почти без сознания.

  В тишине крёстная рассеянно спросила, комкая снятое одеяло:

  - Что за старьё? Фу, как пылью воняет.

  - Что?

  - Откуда эта ветошь?

  - Не знаю, - отмахнулась мать, - наверное, с деревни прихватили. У нас, вроде, такого не было.

  Невзрачное серое одеялко исчезло, сон вернулся. К облегчению родителей истерики не имели продолжения. Чудесная детская врачиха сказала, ничего страшного. У малышей бывает такая реакция на перемены: дом стал как бы чужой, запахи незнакомые, клей, краска. Прошло и отлично.

  Может быть и прошло, может быть...

  ******* ******* *******

  С собой в общежитие Влада прихватила одну вещь, и это не плюшевый мишка, а старый механический будильник. Ни у кого такого нет. Да и зачем он в наше время? Соседки протестовали: тикает громко, спать мешает. А Владе нравилось. Теперь вот завела. Да, громко, как в детстве.

  Влада слушала тик-так и вдруг поняла, отчего ей не по себе. Давно не оставалась одна. Весь ответ.

  Ещё немного её выбила из колеи смерть. Новость о смерти.

  Тётка из деревни звонила, упомянула, что похороны у них. Дидя умер. Так некстати, говорит, умер в дурке под новый год. Как будто можно умереть чин по чину, правильно. Впрочем, да.

  Воспоминания легко тянут за собой последующие, но этот клубок не хотел разматываться. А когда начал, то спрыгнул под кровать, в пыль, в темноту, в руку тому, от кого спасает лишь подвёрнутое одеяло.

  Прикрыв глаза, Влада пыталась вспомнить голос, имя. Хотя бы голос, или только имя, увидеть профиль слева от себя, как тогда - лицом к окну.

   ******* ******* *******

  12. 00.

  Отец младшего брата не любил, полоумного, ненавидел. А его самого за это мать с отцом простить не могли. Попрекали, что в детстве брата сильно бил, ещё и порезал однажды. По голове бил, тот дурачком и стал. А соседи про них злословили, мол, сами виноваты: зачем младшего на старшего оставляли, разве это дело?

  Сёстрам позволяли дважды в год ненадолго забирать брата из психушки. Тем летом Влада гостила у них. Испугалась? Нет, Дидя мирный, чего бояться.

  Дома про него не упоминали, Влада и не подозревала, что у неё есть дядя. Он донашивал за сёстрами линялые платья, как длинные рубахи навыпуск, голос имел высокий. Сначала Влада решила, что это ещё одна тётка, двоюродная, больная какая-то.

  Дидя... Настоящее имя так и не всплыло в памяти. Какой он был?