Страница 5 из 7
Мавра покачала головой:
– Нет. Ты хоронить не обвыкла, а я устала. Аки сука щенная каждое лето ходишь, да у той что ни приплод – так половина выживет… А у меня – не стоят. Сломалась я на Гришаньке моем… Знаешь… – она невесело, половиной рта улыбнулась. – Зндёбка34 у него тут вот на вые35 была багряная… Боялась, женить трудно будет: побоятся девку отдавать, чтоб детям зндёбка на лицо не перескочила… Не того, выходит, боялась…
– Ты, верно, как брюхата им была, пожар видела, – ласково сказала Маша.
Мавра отмахнулась:
– Пустое. Так вот, не за новыми детушками я к другому мужу пошла – просто пожить захотелось – дóлюби36, пока нутро не засохло. Еще за венчанным моим будучи, когда бражничал и дома по две недели не живал, часто во сне видела, якобы спаста с другим на едином ложе и сладостно во сне любовастася37… А как дома муж явится – так скимер-зверь38 рядом с ним котенком покажется! Места живого на мне не оставлял, иной день от утрени до вечерни на мосту39 проваляюсь, кровями плюя… Я уж и сама с ним упьянчива стала, известно ведь: страшно видится, а выпьется – слюбится40. А однажды у кумы-попадьи в обед гостевала – и вошел он, серцо мое… И со мной, как с той злой женой – помнишь? – приключилось: «составы мои расступаются, и все уди тела моего трепещутся, и руце мои ослабевают, огнь в сердце моем горит, брак ты мой любезный»41…
Маша, продолжая коситься на сына, пододвинулась ближе к Мавре:
– Впервые слышу такие непригожие речи… Так ты, значит, злая жена у нас, подружие? Хорошую память Бог дал тебе – а другое, оттуда же – не забыла? «Аще жена стыда перескочит границы – никогда же к тому имети не будет его в лице своем».
– Стыд не дым, глаз не выест42, Машенька! Мне к исповеди не ходить, я невенчанной живу – зато счастливой! И робят мне больше не надобно: чем ложесна напоить43, чтоб не зачать невзначай – и тебя научу, если хочешь…
Собеседница сухо отстранилась:
– Мне поздно уже. Да и грех ведь это какой – с мужем приближенье иметь не детородства ради, а слабости! И чего ты сладкого находишь в ласкательстве том? Я за отдых почитаю, когда мой на купле или по девкам… И сама подумай: за то на пятнадесять44 лет отлучают. Впрочем… Ты ведь пущеничеством своим сама себя отлучила… Как же ты без церкви живешь, Мавра?
Но та вдруг борзо обернулась к Мишуткиной матушке и возвысила голос:
– А ты?! Я и в дому своем молюсь – да крещусь двоеперстно! А как тебя стыд не берет – кукишем крестное знаменье творить45?! Я хоть и пущеница – а Святой Троицы не четверю: трегубо «аллилуйу» не пою, славлю сугубо46! Я Святого Духа по-старому Истинным называю47 – а ты что ж? Как я без церкви обхожусь, спрашиваешь? А вот и я спрошу – как ты туда ходишь, как без стыда чтёшь новые книги… поганые, где все слово Господне выхерено48?
Ни одна из женщин не заметила, что Васятка с Мишуткой давно уж во дворе были порознь: первый изо всех сил пытался поделиться малым остатком коврижки с брезгливо воротившим сытую щекастую морду котом, не решавшимся, однако, пустить в дело только что преостро наточенные когти, а второй, незаметно подобравшись под высокое крыльцо, нашел там недогрызенную кость их сторожевого кобеля, как раз отлучившегося по важному делу, и увлеченно пробовал ее на вкус, параллельно краем уха слушая разговор матери с соседкой. Теперь, когда Мавра заговорила с матушкой дерзостно, она совсем разонравилась мальчику, по первоначалу залюбовавшемуся было на ее новый летник из доброй зендянцы49, надетый врастопашечку50, и на сверкающее в лучах обеденного солнца дорогое ожерелье с розовым жемчужным саженьем… Хотя и не уразумел несмышленый Мишутка, все еще не обсохший после прыжков по-саранчиному, почему вдруг соседка с матушкой друг на дружку взъярились, но приятно ему было услышать, что матушка в долгу не осталась и стала храбро наступать на обидчицу:
– Не за то побьет меня муж, что во дворе у себя простоволосая стояла – а за то, что блудные речи бабы отлученной на своем пороге слушала! А уж от пущеницы до еретицы – недолог путь! Ты вот что, Мавра: иди-ка со двора моего, пока я твои-то бесстыжие волосья не повыдергивала!
Наверху послышалась весьма красноречивая возня, и осторожно высунувшись, мальчишка успел увидеть, как Мавра, быстро нагнувшись, подобрала с полу материнский убор, легкомысленно сброшенный тою с влас, и с размаху швырнула его Марии в лицо:
– Вот твой кокуй – в нём и кукуй!51 – зло крикнула она и бросилась вниз по лестнице.
Проводить ее взглядом Мишутке не удалось, потому что в темной сырости вдруг блеснул коричневой с золотом гибкой спинкой быстроногий жижлец52 – и, вскрикнув от радостной неожиданности, мальчишка плашмя упал на брюхо, чтоб успеть схватить увертливую добычу…
– Ты не здесь, Ученик?
– Прости, Учитель, я задумался.
– Чем скорей ты забудешь прежнее, тем более преуспеешь в учении. Мужчина сейчас вон там – наблюдает за девочкой сквозь кусты, со скамейки, но подойти не осмелится: кругом гуляющие. Так что наша подопечная пока в безопасности – вот она, хочет покормить белку, а белка не ест.
– Это неудивительно, Наставник: белки не едят хлеба. Некоторые люди просто не знают об этом. Его и птицы берут только зимой, когда умирают с голоду. Их пища – зерна, червяки и насекомые.
– Похоже, Ученик, ты тоже хочешь в чем-то быть моим Наставником.
– Я думал, может, ты не знаешь о том, как живут белки и птицы, а я знаю, и очень хорошо.
– Ты прав, я редко задумывался о животных, с ними работают другие, но, когда они мне нужны в моем служении, я просто спрашиваю, вот и все. Эта белка нам не понадобится. Но, знаешь, тебе может оказаться в чем-то легче, чем мне, например, и вообще Изначальным. Вы, Пришедшие, всегда будете лучше ориентироваться в мире людей, потому что видели их жизнь изнутри своими глазами – недолго, конечно, но ваши семь земных лет дорогого стоят. Недаром среди вас так много хороших Хранителей. Ты интересовался – почему тебя не пустили дальше младенчества?
– Да, Наставник, но мне запретили прозревать. Сказали – еще рано.
– Теперь пора, я думаю. Посмотрим вместе, когда закончим работать с Инной… Почему ты вдруг опять отошел куда-то? Я теряю с тобой связь, это неправильно.
– Я подумал: вдруг нам снова не удастся ее оградить? Этот муж ведь учинит над ней насилие – так? Или даже смерти ее предаст?
– Ученик, ты все еще рассуждаешь, как Хранитель, а здесь ты сопровождаешь Встречающего – не забывай. Я говорил – она умерла в девяносто четыре года. И мы здесь не защищаем ее, а помогаем пройти Мытарство и, кстати, избавить от этих отвратительных восьмидесяти с лишним лет, которые ей предстоят. Оградить… Она почти миллион раз успешно ограждала себя сама! Вот хотя бы предыдущий тебе покажу… да все равно, какой: все они похожи больше, чем близнецы. Смотри.
34
Зндёбка – родимое пятно (арх., диал.)
35
Выя – шея (арх.)
36
Дóлюби – досыта (арх.)
37
Любовастася – была ласкаема (арх.)
38
Скимер-зверь – злое сказочное чудовище (арх.)
39
Мост – деревянный пол в доме (арх.)
40
Поговорка
41
Из «Беседы отца с сыном о женской злобе» – нравоучительного произведения XVII в.
42
Поговорка.
43
Применить противозачаточное средство.
44
Пятнадесять – пятнадцать (арх.)
45
Креститься тремя пальцами, по новому обряду, введенному Патриархом Никоном.
46
Согласно старообрядческому учению, «аллилуйа» должна петься два раза (сугубо) – «по-ангельски», а третий – «Слава Тебе, Боже!» – «по-человечески», в то время как после реформы Патриарха Никона ее стали петь трижды (трегубо) «по-ангельски» и четвертый раз – «по-человечески», что старообрядцы считают оскорблением Святой Троицы.
47
Реформой Патриарха Никона из «Символа Веры» было убрано слово «истинного», относившееся к Духу Святому.
48
Выхерить – перечеркнуть (арх.)
49
Зендянца – хлопчатобумажная ткань, поставлявшаяся в Москву из Новгорода, а туда – из села Зандана, находившегося недалеко от Бухары (арх., диал.)
50
Врастопашечку – нараспашку (арх.)
51
Искаженная поговорка (в оригинале «Вот тебе кокуй, с ним и ликуй!»), означавшая, что, выйдя замуж, женщина обязана была постоянно носить головной убор «кокуй» (по-другому «кокошник», «кику»), видоизменявшийся с течением времени, но всегда являвшийся символом зависимости и покорности.
52
Жижлец – ящерица (арх.)