Страница 49 из 68
— И у тебя не возникло ощущения, что он работал на кого-то другого?
— Нет, не из его мыслей, но я согласна с тобой, что должно быть два человека. Но у меня создалось впечатление, что он наслаждается моментом убийства. У него это хорошо получается. Это его работа. Его жизнь.
От слов Кэтрин по его телу пробежал холодок. Дилан взглянул на ее профиль, отметив вернувшееся напряжение. Он сожалел, что поднял эту тему.
— Не думай больше об этом.
— Это трудно. Мне кажется, что подсказка прямо перед моим носом, но я ее упускаю. Если я связана с киллером, почему не знаю, на кого он работает?
— Потому что он не дал тебе намека в своих мыслях. — Дилан помолчал, затем сказал: — Я удивлен, что ты не почувствовала его сегодня вечером, не уловила никаких признаков того, что он наблюдал за домом.
Она застыла на месте.
— Вообще-то, я испытывала дискомфорт. Но решила, что это просто потому, что уже стемнело. Я отмахнулась от своего предчувствия.
— Отмахнулась? Ты? — удивленно повторил он. — Ты так можешь? Я думал, видения неожиданно обрушиваются на тебя.
— Это было скорее ощущение, чем видение, и я отвлеклась, потому что мне не терпелось прочитать последние два дневника. Я включила лампу, думая, что прогоню тени, и тут окно разлетелось вдребезги. Стрелок, должно быть, увидел меня в спальне наверху. Возможно, ждал, когда загорится свет, чтобы выяснить, где мы находимся.
— Возможно, — сказал Дилан, его разум зацепился за более раннюю деталь ее заявления. — Что за дневники ты читала?
— О, вот эти. — Кэтрин вытащила из сумочки два дневника. — Они твоей бабушки. Я держала их в руке, когда началась стрельба. Так и не выпустила.
— Что в них?
— Вообще-то, я еще их не открывала, но твоя бабушка вела дневники всю жизнь. Всю вторую половину дня я читала о ее детстве, семье, первой любви и так далее. Я как раз добралась до той части, где родился ты, потом нашла эти последние два дневника, но не смогла их развязать, а потом окно разлетелось, остальное ты знаешь.
Дилан проглотил внезапно образовавшийся комок в горле. Он не хотел знать, что написала бабушка.
— Может, дневники дадут нам какое-то представление о твоем отце, — добавила Кэтрин. — Ты смог бы узнать, что твоя бабушка на самом деле думала о нем.
— Что он, без сомнения, был принцем, — цинично сказал Дилан. — Она точно не видела в нем жестокого абьюзера.
— Но считала его избалованным. Она подробно писала о том, как ее опечалили выкидыши между рождением ее дочери Элеоноры и твоего отца, и как сильно она хотела сына. И когда Ричард появился на свет, она не смогла удержаться от того, чтобы не избаловать его до чертиков. Она понимала, что это неправильно, но хотела подарить ему весь мир. Чем старше он становился, тем больше брал. Она волновалась, когда твои родители поженились. Не была уверена, что у твоей мамы хватит сил справиться с ним. — Кэтрин перевела дыхание. — Прочитав все это, я задаюсь вопросом: почему твой отец выбрал твою маму. Они были такими разными. Он был амбициозным бизнесменом, стремившимся подняться на вершину. Она была воспитательницей детского сада из простой семьи. Что заставило их хотеть друг друга?
— Будь я проклят, если знаю. — Дилан вскинул руку, когда Кэтрин снова открыла рот. Он почувствовал отчаянную потребность остановить ее, чтобы она не произнесла больше ни слова об этом. — Не хочу больше ничего слышать, Кэтрин.
— Дилан, я знаю, ты не считаешь прошлое важным, но…
— Но ничего, — прервал он ее. — Это мое прошлое, и я сам решаю, что хочу знать. Просто позволь мне вести машину. Я не могу сейчас иметь с этим дело.
Дилан не был уверен, что когда-нибудь сможет, но ему определенно нужно находиться в таком месте, откуда при необходимости он смог бы сбежать. Странно, что он думает об этом таким образом, словно прошлое все еще может причинить ему боль. Все было кончено и сделано. Не так ли?
Он не претендовал на экстрасенсорные способности Кэтрин, но его собственные инстинкты подсказывали ему, что он не мог игнорировать тот факт, что Кэтрин продолжала возвращать его родителей из прошлого в настоящее. Должно быть, из-за связи его отца с Эрикой. Дилан просто не мог понять, при чем здесь его мать. Может, дело заключалось в том, что чувства Кэтрин охватывали все и не отфильтровывали ненужное.
Он размял шею, слыша хруст каждого позвонка. Все в его жизни было большим вопросительным знаком. Два дня назад он бы сказал, что у него есть ответы на все вопросы. Теперь у него их не было. Но одно он знал наверняка.
— Сегодня вечером они совершили ошибку, — сказал он. — Если они хотели нашей смерти, то должны были довести дело до конца, потому что я никому не предоставлю другого шанса убить тебя или меня.
Кэтрин не ответила. Он не знал, поверила она ему или нет. И, несмотря на свои уверенные слова, он понятия не имел, как собирается их выполнить.
* * *
Лицо Кэтрин замерзло. Зубы начали стучать от вездесущего ветра, врывающегося в разбитое окно с ее стороны. Она натянула свитер до самого носа, но все равно чувствовала на щеках жжение ночного воздуха. Глаза слезились, поэтому она закрыла их, пытаясь расслабиться, найти в своем сознании какое-нибудь спокойное место, куда можно убежать, не то чтобы ее разум когда-либо оставлял ее в покое.
Сейчас она должна чувствовать себя более расслабленной. Они ехали в сотне миль от города, в глубине винодельческой страны. Полиция не смогла бы их найти, как и человек, который за ними охотился. Он, должно быть, уже сдался. Логично думать, что на данный момент они в безопасности. К сожалению, ее инстинкты всегда побеждали логику, и она не могла избавиться от ощущения, что неприятности не за горами.
Она хотела верить, что Дилан защитит ее. Знала, что он попытается. Если бы до этого дошло, он бы закрыл ее своим телом. Такой он человек: бескорыстный, смелый. Кэтрин никогда не встречала никого, похожего на него. И хотела, чтобы Дилан мог увидеть себя таким, каким он был сейчас. В своей голове он по-прежнему видел испуганного ребенка, который не мог убежать от насильника, кто все делал только неправильно, кто чувствовал себя отброшенным, потерянным и беспомощным. Все то плохое, что он когда-либо слышал о себе, вероятно, снова и снова прокручивалось в его голове каждую ночь перед сном. Всегда легче поверить в то плохое, что люди думают о тебе, чем в хорошее. Кэтрин знала это не понаслышке.
Она хотела пробиться сквозь его эмоциональные стены, но их построили надежными и прочными, рассчитанными на длительный срок. Время от времени она проскальзывала через небольшую трещину, но затем он вновь ее заделывал и выталкивал ее наружу.
Дилан боялся ее, ему было не по себе от того, что она в нем видела. Он не первый мужчина, которого она напугала своими видениями, и Кэтрин сомневалась, что последний, но он был единственным, с кем она действительно хотела остаться. Но он уйдет… в конце концов. Она знала это так же точно, как и все остальное. Дилан не хотел быть с женщиной, которая могла заглянуть ему в голову, которая знала его прошлое и слышала все его секреты. Она не думала, что он делился этим с кем-то из женщин, с которыми встречался. Он винил себя за то, что не противостоял отцу, за то, что не сопротивлялся, за то, что не смог победить. Поэтому прятал того мальчика-неудачника за высокими, крепкими стенами.
Мужчина, которым он стал, всегда побеждал, всегда добивался успеха. Когда-нибудь Дилан найдет женщину, которая добавит доверия к его качествам, кого-нибудь красивого, образованного и совсем не сумасшедшего, совсем не причудливого — совсем не такую, как она. Он хотел совершенства во всех сферах своей жизни. Кэтрин не винила его за это. Она тоже стремилась к идеальной жизни. Но в последнее время начала понимать, что больше не хочет совершенства. Она просто хотела любви, настоящей любви, такой, которая расцветала с годами, с испытаниями крепла, любви, которая не колебалась перед лицом сомнений, любви, которой, вероятно, не существовало в реальном мире. Ей, безусловно, такой никогда не попадалось. Но все же она верила в нее. Вот такой романтичной дурочкой она была.