Страница 8 из 37
Из журнала «МЕШАНИНА» (1855—1862)
ДВА БРАТА Из твайфордской школы два брата шли; Один размышлял на ходу: «Быть может, поучим сейчас латынь? А не то — погоняем в лапту? Или вот что: не хочешь ли, милый брат, Карасей поудить на мосту?» «Слишком туп я для этой латыни, Неохота мне бегать в лапту. Так что дела не выдумать лучше, Чем удить карасей на мосту». И тот час же удочку он собрал, Лесу из портфеля вынул; Раскрыв дневничок, извлёк он крючок И вонзил его братику в спину. Десяток ребят уж так загалдят, Дозволь им ловить поросёнка; Но сильней будет визг и сверкание брызг, Если сверзится с моста мальчонка. Рыбёшки несутся на крик и плеск — Пожива для них лежит! Упавший шалун так нежен и юн, Что проснулся у них аппетит. «Тебе покажу я, что значит „Т“! — Изволит кидальщик смеяться. — Одни только рыбы умерить могли бы Весёлость несносную братца». «Мой брат, прекрати эти бис и тер! — Доносится крик возмущенья. — Что я совершил? Зачем ты решил Развлекаться игрой в утопленье? Любоваться готов на порядочный клёв И сам я весь день напролёт. Меня там и тут уже рыбы клюют, Только это иной оборот. Успел карасей растолкать я взашей, А окунь вопьётся вот-вот. Я не чувствую жажду, от жары я не стражду, Чтобы в воду кидаться в спасенье...» А в ответ: «Ерунда! Ничего, что вода! Ведь с тобой мы в одном положенье. Посуди: разве лучше кому-то из нас (Утопленье в расчёт не берём)? Одного тут пока я поймал окунька, Но и ты со своим окуньком. Я пронзил своего, этот впился в тебя И повис на крючке, трепеща. Тут любой дуралей надаёт мне лещей, Но и ты там подцепишь леща». «Но прошу о таком: ты меня с окуньком (Ведь теперь мы вдвоём на крючке) Потяни из реки, хорошо подсеки И доставь нас на сушу в сачке». «Терпенье! Сейчас приплывёт форель, Я сразу же пикой пронжу. А ежели щука — тут иная наука: Я с десяток минут погожу». «Эти десять минут мою жизнь унесут — Загрызёт ведь меня без помех!» — «Чтобы выжить ты смог, подожду лишь пяток, Но сомнительным станет успех». — «Из чего твоё сердце — из редиски и перца? Из железа оно, из гранита?» — «Не знаю, родной, ведь за клеткой грудной Моё сердце от химиков скрыто. Карасей наловить да ухи наварить — Давнишняя, братец, мечта! И пока в самом деле не поймаю форели, Я не сдвинусь, не сдвинусь с моста!» — «В любимую школу назад хочу, Под розгой учить латынь!» — «Зачем же назад? — ответствует брат. — И здесь хорошо, как ни кинь. Такое везенье — позабыты склоненья, То окунь тебе, то карась. Не учишь словечки, а купаешься в речке, Наживкой для рыб притворясь! Не мотай головой — мол, висит над тобой Эта удочка, свалится вдруг. За неё тут держась, ощущаю я связь И не выпущу, братик, из рук. Ну так вот: верь не верь, подплывает форель, Кверхуносая рыбка она. Ты увидишь, братишка, что любовь наша слишком, Что любовь наша слишком сильна. Я намерен её пригласить на обед, Лишь бы день только ей подошёл. Я чиркну ей пять строк, и в условленный срок Мы усядемся с нею за стол. Она, правда, в свете ещё не была, Манерами блещет навряд; Так что мне надлежит обеспечить ей вид — Подобрать, то бишь, нужный наряд». А снизу упрёки: «Рассужденья жестоки, Мысли гнусны, несносны страданья!» Но на каждое слово братик сверху толково Отвечать прилагает старанья: «Что? Так ли уж лучше по речке плыть, Чем ровно на дне лежать? Однако ж заметь: на тарелочке сельдь Восхитительна — не описать! Что? Желаешь скорей ты сбежать, дуралей, От рыбок весёлых и милых? Загадочно мне! Почему б тебе не Наловить их, когда в твоих силах? Есть люди — часами готовы бубнить Про небо и птичек полёт, Про зайчишек в полях и рыбёшек в морях, Коим в радость их жизнь без забот. А что до стремленья из их окруженья, Чем вместе пускать пузырьки, Так это ты брось — ты не сом, не лосось, Чтоб тебя я тащил из реки. Пускай утверждают: рассудок велит Всех тварей в природе любить — Но разум советчик, кого мне из речки, Из этого Тиза тащить. Что одежда и дом? Можно жить босяком; Всё бери — даже деньги со счёта! Ничего мне не жалко, но лишуся рыбалки — Это будет не жизнь, а нудота». Искала братиков сестра; Придя на этот мост, Такое дело она узрела И не сдержала слёз. «А что там, братик, на крючке? Наживка что, ответь». — «Веерохвостый голубок, Не захотел мне спеть». — «Да пенья можно ли всерьёз Желать у голубятни? И вовсе он не станет петь От этакой губятни! Так что там, братик, на крючке? Я, кажется, узнала!» «Бентамка с чёрным колпачком, Сплясать мне не желала». — «А у тебя на поводу Бентамка пляшет славно! Но колпачок — не колпачок, А лапки и подавно! Так что там, братик, на крючке? Скажи мне поскорей!» — «Мой братец младший, — тот в ответ. — Не хнычь и не жалей. Я нынче зол, не знаю как! И не на то решусь! Прощай, любимая сестра, — Я в странствие пущусь». — «Когда же ты, любимый брат, Вернёшься вновь сюда?» — «Когда на горке свистнет рак, А значит — никогда». На это молвила сестра, Качая головой: «Один, полагаю, не явится к чаю, И вымок до нитки другой!»