Льюис Кэрролл: досуги математические и не только

Мы видим, таким образом, что даже в середине прошлого века философы отрицали, что некоторая вещь может быть не только самой собой, но ещё и собственным именем. Очевидно, в то время наука семиотика на Западе находилась в зачаточном состоянии. Вещь несомненно может являться не только самой собой, но и чем-то другим, а именно знаком некоего третьего, например его именем (а уж третье может равняться этому первому, в нашем случае — той же самой песне). Понимал ли это Кэрролл за сто лет до того, как Мартин Гарднер взялся его комментировать? Трудно сказать определённо, и всё же в случае Кэрролла такой ход мысли не невозможен. Мы полагаем, что к песне Белого Рыцаря от песенки Шалтая-Болтая Кэрролл тянет некоторую ниточку, что ситуация с первой есть логическое развитие ситуации, ранее появляющейся во второй. Шалтай-Болтай посылает рыбкам записку, и эта записка есть им приказ. Не содержание её является для них приказом, но сама записка как таковая, а имеющиеся в ней слова «Это — мой приказ» лишь подтверждают данный факт. Таким образом, записка здесь — это вещь в качестве слова. В английской литературе такая ситуация встречается не впервые. Вспомним встречу двух лапутянских философов из Третьего путешествия Гулливера: каждый из них нёс за плечами мешок, набитый различными предметами, и разговор они вели между собой, демонстрируя друг дружке поочерёдно эти предметы, чтобы таким образом вообще, намеренно, исключить из употребления слова.

2. Песня Белого Рыцаря, ранний вариант

Обратимся теперь к песне Белого Рыцаря, которую мы так и не узнали каким образом следует озаглавить… Эта Песня — переработка специально для главы VII «Зазеркалья» более раннего Кэрроллова стихотворения, имевшего вполне однозначное название — «Среди пустых холмов». Оно было опубликовано анонимно в 1856 году во втором выпуске альманаха «Поезд». В Академическом издании Песня даётся в переводе Дины Орловской; с этим переводом мы и сопрягли предлагаемый читателю ниже текст первоначальной редакции, желая показать развитие замысла как можно нагляднее. Второе четверостишие второй строфы, шестая и седьмая строфы полностью вошли в настоящий перевод в версии Дины Орловской, поскольку соответствующие места оригиналов одинаковы (ниже отмечены курсивом). Вся четвёртая строфа, первая половина восьмой строфы и первая половина девятой в оригиналах также идентичны, но тут мы несколько отклонились от перевода Дины Орловской ради большей точности в передаче некоторых деталей (ниже эти места отмечены полужирным курсивом). Эти детали заключают в себе упоминание Белым Рыцарем — а вместе с ним и Льюисом Кэрроллом! — реальных мест Англии либо даже реальных торговых марок; при этом Кэрролл с Белым Рыцарем не одиноки в упоминании их в английской литературе — неужели такой курьёз должен пройти мимо внимания отечественного читателя? Например, масло для волос «Макассар»:

оно упоминается ещё Байроном в «Дон Жуане», а это самое начало XIX века; видимо, это масло было популярно и востребовано весь XIX век, в том числе и литераторами ради весёлых ссылок. <рисунок 4> Знаменитый же Менайский мост — это один из первых в мире висячих мостов (завершён строительством в 1826 году; инженер Томас Телфорд); он соединяет остров Англси с материковым Уэльсом. <рисунок 5> В период между завершением монтажа и пуском мост был вымочен в льняном масле (Старичок Белого Рыцаря предложил тут вино) ради предохранения от ржавчины. Остальные фрагменты первоначальной редакции стихотворения «Среди пустых холмов» большей частью в версии для «Алисы» не повторяются. Рассказ о природе и происхождении данного текста читатель найдёт в примечаниях Мартина Гарднера на с. 201—205 Академического издания. Журнальной публикации предшествовал следующий текст: «Всегда любопытно бывает установить те источники, из коих великие наши поэты черпают свои идеи, — в этом состояло побуждение к публикации следующих строк, как бы болезненно не восприняли их появление почитатели Вордсворта и его стихотворения „Решимость и независимость“».

Я встретил как-то старика         Среди пустых холмов. Он походил на босяка,        Но я-то не таков; И грубо крикнул я в сердцах:         «Ты как живёшь, на что?» Но слух мой пропустил ответ,        Как воду — решето. «Я груды мыльных пузырей        Ищу по кручам рек, Я запекаю пузыри        В пирог и чебурек. Я продаю их морякам —        Три штуки на пятак. И, в общем, с горем пополам        Справляюсь кое-как». Итак, столь чаемый ответ        Остался в небреженье, Ведь я осваивал в уме        На десять умноженье. Я громко-громко прокричал        Ему вопрос такой: «Так чем ты, дедушка, живёшь?» —        И пнул его ногой. И этот милый старичок        Сказал с улыбкой мне: «Выпариваю ручейки        На медленном огне. В осадок выпадает крем —        Известный „Макассар“. Пятак за банку, между тем,        Идёт такой товар». Но думал я теперь: «Увы,        Зелёных нет чулок! А жаль — никто среди травы        Не различал бы ног». Я в ухо стукнул старика        И вновь задал вопрос, И потузил его в бока,        И потягал за нос. «В пруду ловлю я окуньков        В глухой полночный час И пуговки для сюртуков        Из их готовлю глаз. Но платят мне не серебром        Хоть мой товар хорош. За девять штук, и то с трудом,        Дают мне медный грош. Бывает, выловлю в пруду        Коробочку конфет, А то — среди холмов найду        Колёса для карет. Путей немало в мире есть,        Чтоб как-нибудь прожить. И мне позвольте в вашу честь        Стаканчик пропустить».  Но я не слушал эту речь,        Я думал об ином: Как мост Менайский уберечь,        От ржавчины вином. Прослушав бредни старика,        «Похвально», — я сказал, За то, что в честь мою пивка        Он выпить пожелал.  И по сей день, случись, рукой        Я вымажусь в клею, Иль ногу я в башмак с другой,        Не с той ноги сую, Иль если с глупостью какой        Смириться уж готов, Мне вспоминается седой        Старик с пустых холмов.