Страница 50 из 64
- Ага, - вновь покраснел гигант. – Дядька заразил. Дядька у меня – голова! В своем гараже конструирует доспех для людей… для простых, в общем.
- Чем бы мужик не тешился, лишь бы хмельное не пил, - отмахнулась Баженова. Наверняка это была цитата, и почти наверняка – кого-то из семьи.
- Получается? – уточнил я у угрюмо отвернувшегося Вышаты. – Доспех для простолюдинов получается у дядьки?
- Корсет у него давно готов, - обрадовался моему интересу тот. – Броневые пластины только надеть. Их легко купить можно. Дядька сейчас как раз на них деньги копит… А с электроникой у него прямо беда. Слишком большим и тяжелым блок получается.
- Хотелось бы взглянуть, - почти равнодушно, чтоб не распалять ревность Баженовой, выговорил я. – Когда будет свободное время.
- Я это… Договорюсь. Дядька добрый. Он всем показывает…
Дальше я не слушал. Рассказчик из Вышаты никакой. Вычленить что-либо полезное из толпы бесконечных восклицаний и междометий довольно трудно. Да особо и незачем. В том, что Ромашевич не забудет, и организует мне экскурсию в гараж родственника, я ничуть не сомневался. Здоровяк еще ни разу и словом не упомянул полученное от меня задание, и особенно о том, как продвигается его выполнение. Задача не простая, и у парня наверняка там куча трудностей возникает. Так почему бы не дать ему почувствовать свою пользу в более простой акции?
За разговорами дорога пролетела быстро. Ведомая рукой опытного шофера, машина ловко свернула в узкий проезд между двумя гигантскими, серыми и неопрятными, горами весеннего снега, и подкатила к приземистому зданию старого речного вокзала. Конечно с парадной стороны – откуда таксисту было знать, что вход на другом фасаде? Дороги и тротуары были вычищены до асфальта, луж практически не было, и можно было попросить водителя проехать еще сто саженей. Но не стал. Погода стояла отличная. Солнце, небо синее-синее, птицы орали на сотни разных голосов. Дорога была знакомой, и я решил, прежде чем заниматься делами, осмотреть поле своей памятной битвы с драуграми при свете дня.
Казавшаяся тем вьюжным вечером серая громада вокзала, оказалась выкрашенной в светло-горчичный. Обычно этим цветом отмечали государственные присутственные места, так что уже это о многом говорило. Ну и, конечно, качество недавнего ремонта: когда даже не потрудились замазать по новой места с отвалившейся штукатуркой, а просто тщательно и густо замалевали проблемные места. Бывшие когда-то что-то значащими каменные узоры – выделили белым, остальное – чиновничьим. Вот только насест для Худина с Мунином из-за бесконечных окрашиваний стал похож на неопрятную двузубую вилку, а сами птицы – откормленными пингвинами с далекого южного материка.
- Вышата! – пришлось оторвать здоровяка от парадных дверей, дабы он не оторвал давным-давно запертые створки. – Вход с другой стороны. Идем.
- И правда бывал тут? – все-таки удивилась девушка.
- На половину, - признался я.
- Это как?
- Дальше коморки сторожа не проходил.
- Не пустили? – округлила глаза Баженова.
- Некогда было, - лаконично пояснил я, пытаясь вспомнить, как же, троллья отрыжка, зовут хромоногого сторожа и его малолетнего родственника. Потому что он, племянник, как раз выворачивал из-за угла бывшего вокзала.
- Я Ведька, - радостно заорал тот сразу, как нас увидел. Чем в один миг решил половину моей беды. – Ведислав! Помните меня? Я тогда, пока вы с мертвяками бились, окнами вам светил! Помните?
Улыбнулся мальчишке и протянул руку для пожатия. По-взрослому. Парнишка притормозил за сажень, степенно подошел и пожал. Как равный. И тут же, словно вновь кто-то включил в нем ребенка, снова затараторил:
- Дядька Тихомир-то с ночи отсыпается. Да сказывал, что вы должны сегодня прибыть. Наказывал, чтоб встретил, да показал тут все. Все у лодочного сарая. Там грек лекцию читает. Ну и ладью к воде готовят. Скоро же река вскроется. Дядька говорит, птицы раньше обычного прилетели – верная примета…
- Вышеслав, отдай топор Ведиславу, - велел я, и после того, как здоровяк передал бесформенный сверток парнишке, обратился уже к тому:
- Отнеси, пожалуйста, оружие в арсенал. Мы пока к сараю пойдем. Потом нас догонишь.
- Да я быстро, - легко согласился Ведька и исчез. И пока мы дошли до угла, он уже тяжеленной дверью хлопнул. Метеор, а не парень!
И правда, Ведька догнал нас на полдороги к лодочному сараю.
- Там, - махнул парень чуть в сторону. – Хускарлы на мечах бьются. А в сарае грек лекцию читает. Куда пойдем?
И выразительно посмотрел в сторону непонятных пока «хускарлов». А я понял, что если бы не наказ старого одноногого Тихомира нас встретить и проводить, мальчишка уже был бы там, где раздавались воинственные возгласы, и звенела сталь. Жаль только, что пришлось Ведьку расстроить. Вспышками «огней Одина»* и пением хорошо заточенного железа меня было не удивить, а вот лекция, читаемая греком, в клубе любителей скандинавского средневековья – это было любопытно.
/*Огонь Одина – кеннинг (иносказание) на слово «меч» в скандинавской традиции./
Греком, конечно же и вполне ожидаемо, оказался небезызвестный всем нам лицейский учитель гимнастики Аполлон Рашидович Иоаллиадис. Ворота в лодочный сарай были приоткрыты, так что даже его еще не увидев, отлично услышали знакомый бас:
- …Так богатые стремятся к богатым, тако же и сильные должны объединяться с сильным, - грохотала в не особенно большом помещении греко-татарская философия Апполона Рашидовича. – Потому что деньги – это пыль и ничто. И только сила и воинская удача имеют значение. Только они, в нашем жестоком мире, верная дорога к уважению и власти. Ибо сказано великими предками: Сила – это власть!
- Курносый, что? – негромко хихикнула Ксения. – У «медоведа» конспект лекций стащил?
- Не, - в полный голос гаркнул Вышата. – Это послание к клубам принца Хэльварда. В газетах сегодня пропечатали. Оне на мидсумар* всеимперский фестиваль объявили.
/*мидсумар (midsommar) – праздник середины лета. Празднуется в самый длинный день в году./
- Все верно, - грохнуло из-за ворот горловой трубой Иоаллиадиса. – Слышу глас Ромашевича. Входите, молодой человек.
Вышата одной рукой, словно бы это была форточка, а не тяжеленная створка ворот, открыл дверь пошире, и посторонился, давая войти первым нам с Ксенией. И прежде чем предстать, перед черными, как волосы трэля, очами грека, успел еще подумать, что составители текстов для младшего, моего одногодки, кстати, сына императора и мои старцы-воспитатели явно с одного поля ягодки. Сомневался я, что молодой парень мог бы выдумать эти «ибо» и «тако же».
- Будете участвовать в фестивале? – поинтересовался я у светлого контура лицейского учителя гимнастики. Все равно, больше – со светлого дня в семерки сарая – я ничего пока не видел.
- В этом году – нет, - с явным сожалением в голосе, отозвался быстро проявляющийся греко-татарин. – Здравствуй, Антон. И вы, ребята… О, да с нами дама!
И тут же гаркнул так, что у меня непроизвольно ноги подогнулись:
- Вот он, наш герой! Отважный воитель, отбивший клуб от восставших мертвецов!
- Какие интересные подробности из твоей личной жизни я тут узнаю, - проворковала, сквозь звон в ушах, Баженова.
Но я уже ее не слушал. Ни ее, ни Аполлона, зачем-то взявшегося рассказывать: почему именно в этом году их клуб в объявленном принцем Хэльвардом фестивале участвовать не будет. Будто бы мне было до этого дело.
Я смотрел на судно.
Испокон веков скандинавы любили свои корабли. Тщательно за ними ухаживали, украшали витиеватой резьбой, затейливыми носовыми и кормовыми фигурами, раскрашивали яркими красками. И, за века совместного проживания, привили свою любовь славянам. Иначе в огромной стране и нельзя было. Конечно, проще было день плыть, чем три дня продираться через чащу в соседнее селение. А уж у нас на юге Сибири и подавно.
Русы умели строить корабли множества видов и назначений. Грузовые, рыболовецкие, для перевозки лесоматериала и боевые. Или смешанного типа, вроде того карви, что хранился на моем озере в усадьбе. На нем и в бой можно было пойти и грузы возить.