Страница 23 из 33
– Какие свежие! – загорается Игорь, – Сегодняшние!
– Медведица – тринадцать, а медвежонок… одиннадцать! – меряю я, следы.
Пройдя совсем недавно, звери оставили красочные отпечатки своих лап на самой поверхности наста, по тонкой порошке свежего снежка.
– Саш, смотри! Это кухта! – показывает на белоснежную присыпку, Игорь, – Кухта – это снежок, осыпающийся с крон хвойных деревьев, под ветром! Вторичный снегопадик!
– Я знаю, – улыбаюсь я, – Красиво… и необычно!
– Вот бы, потропить их! – загорается брат.
– Нет! – категорично отбиваю я, эту идею, – Сегодня, у нас – очень долгий путь наверх. Нам бы – своё выдюжить…
– Вот, так всегда! – балагурит Игорь, – Когда шагаешь по другому, важному делу – появляются такие вот, прекрасные возможности! А когда выходишь, специально для тропления – тогда, ни одного путёвого следа не встретишь!
– Это точно! – улыбаюсь я.
Так мы и шагаем, по просторам сплошных хвойников, раз за разом переступая через снежные отпечатки когтистых, медвежьих следов. Все они тянутся в поперечном нашему курсу направлении, по подножьям вулканического конуса…
Вот, впереди – очередной, поперечный нам, след медведя. Мы подходим ближе.
– Вот, это, да-а! – поражается Игорь.
– Ничего себе! – поражаюсь я, следом за ним.
Перед нами – просто выдающиеся по размерам, отпечатки когтистых лап! А главное – у этого медведя неправдоподобно большое расстояние между отпечатками левых и правых лап! Уж, сколько нами видано-перевидано медвежьих следов, но эти – изумляют даже нас!
– Вот, это, да-а! – Игорь опять поражается следам, готовясь перешагнуть дальше.
– Стой! – торможу я его, – Не переступай! Дай, я их сфотографирую! С тобой, для масштаба.
Игорь стоит на насте, между отпечатками медвежьих лап…
– Это ж, сколько между ними?! – никак не может он успокоиться, – Целый шаг! Как крокодил! Короткие лапы и широченное туловище! Монстр какой-то!
– Ты точно сказал! – улыбаюсь я и нажимаю на кнопку спуска, – Крокодил – он и есть крокодил.
Я приседаю над следом, с рулеткой в руках…
– Шестнадцать с половиной.
– Понятно.
Дальше – мы пересекаем следы только таких медведей! Вот, впереди, метров за двадцать перед собой, мы видим очередной переход медведя. Подходим ближе.
– Опять крокодил! – развожу я руками.
– Крокодил, он и в Африке крокодил! – улыбается Игорь.
Одной ногой, он стоит в когтистом отпечатке правой медвежьей лапищи, а другой – старается дотянуться до отпечатка левой лапы, – Метр, как минимум! Никогда такого не видел!
– Я – тоже! – соглашаюсь я.
Склон вулкана становится всё круче. Хвойники начинают редеть. Их сплошные массивы разрываются прогалами буреломов и березняков. Прямо по нашему курсу – вершина голой сопки. Она белая и снежная.
– Вершина! Это хорошо!
– Ну! – киваю я, – Нужно на неё вылезти!
– С неё – мы увидим наш барранкос! – просчитывает Игорь.
Мы лезем всё выше…
Последние двадцать метров перед вершиной. У нас под ногами, из наста, повсюду торчат сучкастые сухостоины и обломки мёртвых стволов и сучьев.
– Хм! – хмыкаю я, – По бурелому идём! Хорошее дело – наст!
– Ну, – кивает брат, – В другое время, без наста, здесь – труба!
Мы выходим на вершину сопки. И садимся на толстый и гладкий ствол одной из выбеленных ветрами и дождями, сухостоин.
– Фууу!
– Перекур!
Вытирая, как обычно, рукавом разгорячённое лицо, я разворачиваюсь назад и долго осматриваю открывающиеся вниз, к побережью, просторы. Под нашими ногами – тёмное море хвойного леса…
Я разворачиваюсь по ходу нашего движения – к вулкану. Перед нами – круто уходящий ввысь, снежный склон вулкана и барранкос, к которому мы сегодня стремимся.
– Наш барранкос! – радуюсь я, – Это точно он!
– Ну! – удовлетворённо кивает Игорь, – Нормально вышли!
– Ага! Не ошиблись.
– Я всё боялся, что придётся тратить время на переползание из чужого распадка в наш!
Минут через пять, мы поднимаемся со своего бревна.
– Всё! Подъём. Солнце уже припекает. Сколько, там, времени?
– Уже одиннадцатый час пошёл!
Над подножьями вулкана, в сторону долины Тятиной, мощно взмахивая огромными крыльями, идёт пара орланов. Мы припадаем к биноклям… В поле бинокля контрастно выделяются большие, оранжевые клювы птиц.
– Смотри-ка! – удивляюсь я, – Белоплечие орланы!
– Ну! – тоже удивляется Игорь, – Молодые шляются…
Молодёжь, у белоплечих орланов – вся в пестринах. По бурому фону оперения беспорядочно разбросаны белые пятнышки. Взрослые, матёрые птицы окрашены очень ярко, контрастно. Оранжевые клюв и лапы, снежно-белые хвост, плечи и штаны! На общем, чисто-чёрном фоне. Как попугаи! Поздней осенью, через Кунашир проходит волна откочёвывающих с Камчатки вдоль цепи Курильских островов, под натиском зимы, белоплечих орланов. В ноябре – декабре, масса этих огромных птиц становится настоящим украшением острова. Весной же – массового пролёта этих орланов не бывает.
Мы спускаемся с вершины сопки в сторону вулкана и начинаем подниматься по гребешку барранкоса, вверх…
Вдруг, в узкий просвет между кронами далёких пихт, на белизне противоположного, снежного склона барранкоса, что левее, выше и впереди нас, я вижу спускающегося нам навстречу большого, чёрного медведя!
– Игорь, медведь! – тихо говорю я.
– Где?
– Вон там! К нам идёт!
Игорь вертит головой – но в просвете между пихтами уже никого нет. Чтобы выйти на нас, зверю нужно пересечь глубокий овраг барранкоса. Стараясь подловить медведя на открытом участке, мы торопливо семеним ему навстречу, вверх по своему гребню…
Но, не успеваем!!! И причём, намного! Метров с пятидесяти, мы видим медведя. Он уже вышел на наш гребень! Осторожно шагая по насту, зверь медленно пересекает наш пологий гребень слева – направо, двигаясь своим курсом. Наст прекрасно держит его вес и большой, матёрый зверь, без проблем шагает среди торчащих саблями из-под наста, кривых стволиков клёна…
А, мы – застигнуты врасплох! На голом, снежном бугре, посреди гребня. Спрятаться – негде! Зыркнув вправо – влево, я тащу брата в неожиданно подвернувшуюся в пяти шагах сзади нас, снежную яму. Хоть, она и мелкая, но это – единственное укрытие…
Мы лежим – как солдаты в воронке. Отстегнув сбрую ремешков своего фоторужья с груди, я прикладываюсь к видоискателю фотоаппарата.
– Стук-щёлк! Стук-щёлк! – нажимаю я, кнопку спуска.
Я – умный! Я подкладываю большой палец левой руки под железную бобышку кольца диафрагмы. Поэтому, фоторужьё не грохает железным “выстрелом”. Кольцо, всего лишь, больно бьёт по моему пальцу. И следом – тихо щёлкает затвор фотоаппарата. Чёрная туша медведя, так контрастно, выделяется на белизне снежного склона! Замерев, зверь слушает природу…
Правым боком к нам, напряжённо приподняв морду кверху, он застекленел. Одним глазом, в объектив, я смотрю, как медведь вдумчиво, длинно тянет носом воздух…
– Ню-ха-ет! – одними губами, шепчет мне Игорь, едва приподняв голову над снежным краем ямки.
Я молча прикладываю палец к губам. Мы затаиваемся…
Жалко терять такого зверя! Хотелось бы подкрасться поближе – кадры с пятидесяти метров мне уже не интересны. Но – кругом всё открыто! Нам ничего не остаётся, как тихо сидеть в этой снежной воронке.
– Может, сам на нас выйдет? – думаю я, – Ведь, мы лежим, примерно на его курсе.
Я приподнимаю над снежным краем ямы один глаз.
– Если он будет идти на нас, – прикидываю я, – То, непременно увидит! Когда дойдёт до той снежной кочки, что метрах в двадцати перед нами.
И я, заранее устанавливаю резкость фотообъектива на этот бугорок. И замираю. Мы ждём…
Однако, медведь ждёт тоже!!! Не сходя с места и даже не поворачивая головы, он напряжённо, медленно опускается животом на наст. И замирает.
– Что-то чувствует! – шепчет Игорь.
Я медленно киваю головой, не сводя глаз с чернеющей, сквозь переплетение кленовых веточек, туши на белом снегу. Течёт минута, другая…