Страница 18 из 33
Перед глазами плывут, приближенные оптикой, просторы по-весеннему серых, сырых полян, с белеющими пятнышками ещё не сошедшего кое-где снега, колки пихтарников, скупая сетка чахлого ольховника по окраинам марей…
– Саш! Медведь пасётся! – показывает мне пальцем вниз Игорь, – Вон, за колком.
Я отыскиваю чёрное пятнышко зверя. Он кормится на краю мари, далеко внизу, под нами.
– Давай, попробуем подкрасться? – предлагает Игорь.
– Давай! Пока далеко – можно спуститься напрямую по склону, до лесочка. А потом – закроемся от него этим леском.
– Ну! – подхватывает мою идею, брат, – А там, через лесок прокрадёмся – и выйдем прямо к нему!
– Может, удастся сфотографировать?! – прикидываю я.
Первым делом, мы проверяем направление ветра. Едва заметно, воздух течёт мимо нас, в сторону.
– Воздух тянет нормально!
– Ну!
Мы вприпрыжку скатываемся по склону Борта, к его подножию. Вот – вот, кроны высоких пихт хвойного колка закроют нас от медведя. На последней минуте видимости медведя, мы прищуриваемся на него, чтобы засечь его “координаты”. Друг за другом, мы тихо крадёмся между стволами пихт и елей, по хвойнику…
Впереди просвечивает край леска! Вскоре, мы осторожно высовываем головы из-под пихтовых лап.
– Немного ошиблись! – шепчет Игорь.
– Ага! Нужный нам закоулок – немного правее!
И мы ныряем обратно, под пихтовые лапы. Теперь мы крадёмся по хвойнику, вправо. Здесь, под пихтами, вблизи границы колка, разросся такой высокий и густой подрост! Ничего не видно!..
С трудом продравшись сквозь пихточки подроста, я осторожно выглядываю из-за крайнего ствола пихты, на марь.
– Закоулок – наш! – шепчет у плеча, Игорь.
Я и сам вижу, что медведь – вон он! Пасётся себе, ни о чем не подозревая. Он кормится в закоулке раскинувшейся перед нами, обширной мари. Открытые просторы – почти до горизонта! Я приникаю к видоискателю своего фоторужья.
– Блин!
– Что? – не понимает брат.
– Между нами и медведем – заросли ольховника! У меня в видоискателе – только размытая фигура медведя, в сплошной сетке ольховых веточек!
– Как, всё же, легко на медведя охотиться и как трудно его фотографировать! – со злостью думаю я, – Пока сделаешь один кадр – уже, семь раз застрелил бы!
– Что же делать? Что делать? – держа бесполезное фоторужьё в руке, я озираюсь по сторонам.
Но, кругом одна и та же картина – стена тёмного пихтарника отгорожена от просторов мари узкой полосой чахлого ольховника, чуть выше человеческого роста. Медведь кормится на мари, изредка переступая ногами…
– Ну, тупик! Просто, какой-то тупик!
И тут, у меня рождается план. Я передаю своё ружьё Игорю и лезу через стену подроста, к стволу граничной пихты. Сантиметров сорок диаметром, ствол этого дерева, с трёх сторон закрыт плотно посаженными друг к другу, толстыми сучьями. Да так плотно, что нечего даже и думать, чтобы продраться среди них, вверх по стволу! И только со стороны мари, ствол дерева – совершенно голый.
– Здесь можно подняться вверх по стволу! – прикидываю я, – Но… прямо на глазах у медведя! Пятьдесят шагов! Это нереально!
Через минуту я понимаю, что другого варианта – просто, нет.
– Лезть здесь – верх идиотизма! А… иначе – вообще никак! Хоть, уходи…
– Ладно! – решаю я, – Посмотрим, кто из нас тупее!
Стоя у основания ствола, со своего места – я не вижу медведя! Такой подрост! Я вопросительно оборачиваюсь к Игорю. Глянув на медведя, тот утвердительно кивает мне головой. Я медленно и с трудом проворачиваюсь в молодняке на нужную сторону ствола пихты и вцепляюсь в её нижние ветви руками. Теперь я стою спиной к просторам мари… и к медведю.
Медленно – медленно, словно ленивец, я тяну вверх руку и берусь ею за горизонтальный сук. Точно также медленно, я поджимаю ногу и ставлю её на горизонтальный сук, внизу. Некуда деть фотоаппарат! И я перекладываю его из руки в руку… Теперь – я медленно тяну вверх другую руку. Взялся. Теперь – подтянуть вверх другую ногу. Поставил. Теперь – перехватить фотоаппарат другой рукой…
Развернутый к мари спиной, я не могу видеть, как реагирует медведь на моё появление на стволе ближайшего к нему дерева.
Шаг за шагом, всё выше и выше…
По-моему, я поднялся уже достаточно высоко! Медленно – медленно, я поворачиваю голову и на пределе возможного поворота шеи, через плечо, самым краем глаза, вижу по-прежнему спокойно пасущегося на пустыре медведя.
– Стоит!!! Вот шизофрения! – поражаюсь я, – Скажи, кто – не поверил бы!
Медведь пасётся. Он стоит ко мне передом. Сетка веток ольховника уже не закрывает его от меня. Но это значит, что и я, для медведя – открыт тоже! Зверю стоит лишь слегка приподнять морду – и вот он, я! Прямо перед ним! В полный рост распятый на стволе ближайшего дерева!
– Почему он, до сих пор, ещё здесь?! – изумлённо думаю я.
– Ладно, что тут думать? – прикидываю я, – Надо, как-то, разворачиваться к медведю. Ведь я здесь для того, чтобы фотографировать.
Мед-лен-но! Я тяну вверх правую ногу. Я задираю её как можно выше и с трудом переваливаю её через широкую и мягкую, горизонтальную пихтовую лапищу. Теперь задираю выше головы левую ногу и медленно просовываю её сразу через две пихтовые лапы. И сажусь на обе, толстых ветви. Это – как сидеть сразу на двух брусьях, в школьном спортзале! Теперь – мои руки свободны.
Медленно, я поднимаю к глазам своё фоторужьё… Я – очень умный! Под железную бобышку кольца диафрагмы, на фотообъективе, я заранее подставляю свой большой палец. Теперь, при спуске затвора фотоаппарата, это кольцо лязгнет не по торцу железной щели, а по моему пальцу.
– Стук!
Я морщусь от боли…
Но, зато нет громкого, металлического лязга!
– Щёлк! – всего лишь короткий и слабый щелчок сработавшего затвора.
– Стук! Щёлк!
Морщась, я раз за разом, нажимаю кнопку спуска…
Всё! Потрачено пять кадров. Все они, практически, одинаковы.
– Ну! Сколько можно делать кадров, с одной точки?! – снова озираюсь я, по сторонам, – Нужно сделать вообще крупный план!
Снова медленно, я спускаюсь, по стволу пихты, вниз… Внизу подрост снова скрывает всё вокруг. Я ничего не вижу! Продираюсь по молодняку к Игорю: “Ну? Как?”.
– Пасётся, да и всё! – коротко взглянув на меня, брат недоумённо пожимает плечами.
– Ладно! Тогда, давай, попробуем зайти с той стороны? Может, удастся через ольховник подкрасться? Если он такой, беззаботный…
Мы немного углубляемся в хвойник. И перебежками обкручиваем наш закоулок мари, прячась за стволами крайних к ней пихт…
Очередной раз высунувшись из-под пихтовых лап, мы видим, что наш зверь закончил кормиться и спокойно удаляется от нас! Он шагает по безбрежному, открытому пространству мари, в направлении чернеющей вдали, стены большого хвойного леса.
– Блин!
– Уходит!
Теперь, нам уже не до конспирации! Короткими перебежками, по чавкающему ольховнику, мы пытаемся подскочить поближе. Однако, медведь сразу же обнаруживает наше преследование и длинными прыжками бросается дальше, через просторы мари! Всё! Мы стоим и смотрим на этот стелющийся, тяжёлый, равномерный медвежий галоп…
Медведь уже далеко. Мы поднимаем к глазам бинокли…
У далёкой стены хвойного леса, медведь тормозит. Видя, что мы его не преследуем, он останавливается. Медведь разворачивается к нам передом, стоит и исподлобья смотрит на нас. Мы стоим по другую сторону обширнейшей пустоши и тоже смотрим на него, в бинокли…
– Смотри! – говорю я, – Гипнотизирует. И поза, у него – устрашающая!
– Ну… Поздно дёргаешься, медведь! – громко говорит в бинокль, Игорь, – Уже семь раз застрелили бы! Если б хотели…
Постояв с минуту в грозной позе лицом к нам, медведь разворачивается к лесу. Пять шагов – и нет его. Мы опускаем свои бинокли.
– Всё! – выдыхает Игорь, – Кончилось кино.
– Ну! – отзываюсь я, – А медведь – совсем не маленький!
– Взрослый, – кивает Игорь, – По мари, на галопе – быстро шёл. Но, тяжёлый!