Страница 9 из 74
Фамилия. Имя. Отчество. Две даты через чертово тире.
Глава 9
Данияр
Теряю счет времени, находясь рядом с ней.
Так происходит периодически. Когда становится совсем тошно, и сил сдерживаться больше нет.
Я не разговариваю. Слова не произношу. Разве есть смысл?
Под слоем земли находится шикарный деревянный гроб, а в нем лежит моя сестричка, точнее ее тело, ибо в загробную жизнь я не верю.
Какой смысл сотрясать воздух?
Вот так просто. Один день, и человека больше нет рядом. Я не смогу больше ее обнять, сказать, какая она дуреха, и защитить не смогу, ведь защищать некого. Разве что могу прогнать птиц, которые нагло гадят на памятник.
Тушу сигарету и провожу рукой по лицу, понимая, что злость утихла, но только из-за отсутствия поблизости раздражителя.
Не хочу подниматься с лавочки и уходить, хотя небо темнеет еще сильнее, и небольшие капли изредка попадают на лицо.
Медленно выдыхаю, чувствуя гадкий привкус сигарет во рту, но даже он не перебивает горечь.
Падение капель с неба ускоряется, и я подставляю лицо, напитываясь мнимым спокойствием.
Буйный Дан притихает. Плачет внутри. Бесшумно, чтобы никто не слышал и не видел слабости.
Слишком дорогое удовольствие, которым все пользуются.
Сам не замечаю, что сижу под проливным дождем и не ощущаю холода.
Тело горит. Душа полыхает. Разве можно при этом чувствовать холод вокруг?
Поднимаюсь, когда телефон снова начинает разрываться от входящих. Не смотрю, кому я понадобился.
Провожу по памятнику рукой, стараясь поймать привычную волну хладнокровия, и вроде получается, но лишь до того момента, пока нога не ступает на порог дома.
Даже воздух в нем пропитан напряжением.
— Где ты был, Данияр? — Отец сидит в гостиной и смотрит на меня, вертя в руках стакан с янтарной жидкостью.
Галстук развязан, пуговицы на воротнике расстегнуты, нога закинута на ногу, а в глазах чернота.
Никогда не мог понять, что он чувствует. Наверное, ничего. Поступки кричат об этом.
— Тебя это не должно касаться. — Цежу сквозь зубы и направляюсь к лестнице.
— Меня это будет касаться, пока ты живешь в моем доме, Данияр. — Великий Аристов старший поднимается и отпивает из стакана. — Почему я каждый раз должен оправдывать твое поведение? Неужели нельзя, — он прищуривается, засовывая одну руку в карман брюк и преграждая мне путь, — хоть раз, — Александр Алексеевич шагает ко мне, — повести себя достойно. Ты не маленький мальчик и можешь контролировать свои эмоции. В такой день ты мог проявить каплю уважения к покойной сестре, почтить ее память, но вместо этого ты уходишь. — Отец усмехнулся, а я сжал кулаки, теряя самообладание, ведь он знал, на какие точки нужно надавить, чтобы я вышел из себя. — И смотри, — он усмехается мне в лицо, тыча при этом указательным пальцем в грудную клетку, — на кого ты похож?
— А на кого ты похож? — Смотрю в его глаза без отрыва, пытаясь найти хоть какую-то долю страданий, но, увы, их там нет. — У тебя ребенок умер, а ты делаешь из этого показательное шоу!
— Не устраивай истерик, Данияр. — Отец кривится и отступает, словно ему неприятно находится рядом со мной. — Приведи себя в порядок. Смотреть противно.
Он поворачивается ко мне спиной и пьет, показывая, что тема закрыта. Им закрыта. Как всегда, дал указания и ждет их выполнения.
— Это все, Александр Алексеевич? Или еще пожелания будут?
— Прекрати паясничать. И возьми себя в руки. В конце недели банкет, и ты там обязан присутствовать. Хотя бы создай видимость нормального человека, — отец повернулся и окинул меня презрительным взглядом, — а не вот этого… — Он повертел рукой со стаканом в воздухе и фыркнул. — …подобия моего сына.
Снова внутри поднимается волна еле контролируемой ярости, но я лишь скриплю зубами. Набить ему морду я смогу и в другой день, который обязательно наступит. Без слов ухожу наверх, где сталкиваюсь с его куклой.
— Ох, Данияр, что-то случилось? — Пищит своим противным голосом, но я прохожу мимо, намеренно задев ее плечом.
Охает для показухи, чтобы папочка кинулся на защиту ее добродетели, которой там и не пахнет.
Несколько шагов по коридору на втором этаже, и я уже в своей комнате. Здесь стены не давят, и нет этих двоих.
Слышу свое шумное дыхание, а грудную клетку будто лавой поливают. Закрываю дверь на замок и падаю на кровать. В комнате темно, но я вижу фотографию на полке.
Наплевать, что я промок до нитки. Не хочу двигаться и пялюсь на фотку.
Воспоминания снова врываются в голову, и я рычу, сжав подушку.
А ведь во всем доме теперь нет ни одной рамки со снимками Алиски и матери. Он уничтожил все, что о них напоминало. Заткнул рты баблом, которого куры не клюют.
Не прошло и полугода, как в доме появилась она. Его новая жена, которую тащит за собой, показывая, что жизнь удалась.
Нервно отбрасываю подушку в сторону, подскакиваю с постели и измеряю комнату шагами. В глаза снова бросается фото, и я останавливаюсь, всматриваясь в счастливые лица. Веселая неразлучная троица.
Сглатываю и беру в руки рамку. Провожу большим пальцем по ее лицу и перевожу взгляд на человека, который стоит рядом.
Ненависть берет верх. Сжимаю хлипкое изделие с такой силой, что стекло хрустит и впивается в кожу. Боли не чувствую, и расслабляю хватку, когда вижу, как кровь течет по лицам троицы — моему, Алискиному и…
С рыком кидаю рамку в стену, от чего она разлетается на мелкие частицы. Сердце стучит часто, а я не могу избавиться от картинки перед глазами.
Как же я тебя ненавижу!
Друг…
Глава 10
Ангелика
Первый учебный день проходит на удивление спокойно, если не считать школьных перешептываний и удрученного Макса.
Я пару раз спрашивала, что произошло между ним и Даном, но удостаивалась размытых фраз. Любопытство гложило некоторое время, после чего я поняла, что мне это не интересно. Поведение Аристова говорило само за себя.
В этот вечер Владимир отсыпался, а мы смогли спокойно провести время с Олежкой. Я, конечно, с опаской ходила по квартире, но знала, что в такие моменты нам дана свобода. Жаль, что погулять не удалось из-за ливня, который испортил настроение, и работы, ведь ее никто не отменял.
Зато мы наелись сладостей, купленных Кругловым. Я немного, а вот Олежик постарался от души.
Уснула с улыбкой на губах и в обнимку с братишкой.
Радужное состояние пропало, как только я переступила порог школы следующим утром.
Аристов явился на занятия и подарил мне взгляд полный омерзения. Он снова сидел на первой парте, копаясь в телефоне и изображая скуку, когда я вошла в класс.
— Прости, что не забрал тебя вчера, — начал Макс, как только я кинула рюкзак на стул и принялась доставать учебники, — семейные обстоятельства…
Друг хмурился, а я махнула рукой.
— Перестань. Все хорошо. — Я достала все, что было нужно и плюхнулась на стул, стараясь не смотреть в сторону Аристова и его свиты.
— Ты бледная… — Отмечает Максим и хмурится еще больше, но я не успеваю ответить, звенит звонок на урок, и мы погружаемся в рабочий процесс.
На большой перемене в столовой сижу одна. Максу позвонили, и он помчался домой. Я пью чай с булочкой, отвернувшись от шумной компании во главе с моим врагом. Стараюсь шевелить челюстями быстрее, чтобы в очередной раз не стать посмешищем, но и тут мои надежды рушатся.
В спину прилетает огрызок от яблока, и я тяжело вздыхаю, отложив булочку в сторону. Аппетит резко пропадает. Поднимаюсь и хочу уйти, только возле меня материализуется Вероника. Она строит невинные глазки и тычет ухоженным ноготком на мою форму.
— Прости, я целилась в мусорное ведро. — Одноклассница намекает на меня и посмеивается.
От того, что сдерживаю себя, внутри все клокочет, и приходится просто пройти мимо. Если начать едко отвечать, то снова будет конфликт, а я и так наказана. Свора перешептывается, и я чувствую себя мерзко под пристальными взглядами ребят.