Правда или действие

Закрыв кабинет и выйдя из здания на парковку, Костя подходит к уже ожидающему его такси – слишком сегодня был долгий и насыщенный день, лучше доехать. Открывает дверцу и собирается сесть, как слышит знакомый хрипловатый голос:

– Может, все-таки, на переднее, Константин Артемыч?

Меньше всего он при таких обстоятельствах ожидает увидеть Марка, но это в самом деле он, сидит, улыбается во все тридцать два, в растянутой толстовке с выстиранным рисунком на груди, растрепанный – светлые вьющиеся волосы в беспорядке, будто он только что из кровати. Домашний, прямо как когда остается ночевать у них с Женькой.

– Удивил, – хмыкает Костя, садясь рядом. – Давно работаешь?

– Не поверите, первый день. Решил, что на стипендию, мамкины подачки и разовые подработки жить пиздец стрем, – произносит Марк и на половине слова прикрывает рот ладонью, заразительно зевнув. – Прикольно, что мы с вами в первый же день пересеклись.

– Учитывая, что я такси вызываю пару раз в год – очень. Ну что, гони, шеф.

Пока Марк, не затыкаясь ни на минуту, рассказывает о своем трехчасовом опыте работы в такси и ебанутых пьяных бабах, Костя смотрит на его руки в закатанных рукавах толстовки, цвет которой он давно определил как цвет носа, какой бывает у светло-рыжих, нежно-морковного окраса, гладкошерстных котов. Еще не оранжевый, но уже не розовый и не коричневый. Нежно-морковных котов Костя любит видеть у себя на приеме, потому что они обычно очень ласкучи, мурчливы и липнут к рукам как кусок упаковочной пленки. И толстовку эту на Марке тоже любит – она его делает похожим на такого кота, к цвету волос и прозрачно-зеленых глаз очень подходит (глубоко в душе Костя немного художник, ему нравятся акварельные тона). Наверное, пора ему заводить семью и детей, все же – потому что раз он начинает испытывать чувство необъяснимой нежности к человеку только потому, что тот похож на кота и его хочется погладить, это диагноз. Погруженный в свои мысли, Костя не замечает, что они уже несколько минут как стоят на светофоре и Марк смотрит на него с незнакомым выражением.

– Извини, завис чего-то, – говорит Костя, тоже зевая. – Коленку обрабатывал, как я сказал? Не загноилось?

– Нет, все нормально, – слишком быстро отвечает тот, и в Косте снова включается доктор, хоть и собачий:

– Пластырь менял?

– Да чо его менять, тот еще нормальный, я с ним даже в душ ходил.

– Сейчас поднимемся к нам и я посмотрю, – Костя знает, как выглядят даже маленькие ранки, которым не дали просохнуть и они остались мокрыми под несвежим пластырем, поэтому на возмущения Марка, что тому надо работать, он не обращает внимания и говорит, что от десяти минут ничего не изменится.

На кухне, усевшись на табуретку напротив, он с некоторым садизмом отрывает присохший пластырь с острого колена, которое обрабатывает и заклеивает новым. Марк в это время сидит почти не дыша, лишь в самом начале сорвавшись на тихое «бля».

– Еще раз сходишь в душ вместе с ним, и я тебя отстегаю ремнем, – произносит Костя серьезно и твердым голосом, как обычно говорит с очень тугими хозяевами животных.

– А я не против, может, – тоже серьезно, глядя в глаза, заявляет Марк, но его губы тут же растягиваются в улыбке: – У меня как раз между лопаток чешется, а я достать не могу, почешете?

Костя снисходительно шкрябает пальцами прямо поверх его толстовки, подталкивая к двери и засовывая в его карман упаковку пластырей:

– Чтоб каждый день менял!

Глава 4.

Костя действительно любит свою работу – еще ни разу не пожалел о том, что выбрал этот путь, тем более лечить и помогать животным начал с раннего детства, это было его призванием, однако только во время учебы узнал, что не только кошечек и собачек придется лечить, и не только от чесоток и воспаленных глазок. Иногда приходилось ставить уколы облысевшим попугаям, иногда накладывать микрогипс морским свинкам с переломом лапки (один раз и хомяку), иногда определять пол у игуан, а иногда осматривать депрессивных парахибан на предмет здоровья, поскольку хозяину показалось, что паук приуныл. Но экзотика оставалась экзотикой, чаще всего Костя делал операции по стерилизации, чистил уши, стриг запущенные, поросшие сосудами, когти, избавлял животных от дерматологических хворей (их было больше, чем всего) и спасал от отравлений, вся весна была забита котами-«парашютистами», вываливающимися из окон, потом шли котята-подкидыши, которых тащили коробками, чтобы проглистогонить, подлечить и раздать добрым людям, потом покусанные клещами, круглогодично – сбитые собаки и кошки. Однако чаще других Косте оставались мелкособачки с запорами и метеоризмом, но опыт подсказывал ему, что скоро появится настоящее дело, которое поставит под угрозу все его размеренное существование в обители лысых попугаев и чесоток. Когда в кабинет входит хмурый усатый мужик с заплаканной девочкой лет семи и огромным овчаром в наморднике, Костя чувствует – сегодня именно этот день.

– Муха заболел! Он не какает! – сразу же вводит в курс дела девочка, не успевает Костя поздороваться.

– К нам мой тесть с тещей приехали в гости, – шевеля усами, продолжает мужик. – Мяса привез, шашлыки готовили, жена холодца наварганила, а Мухе говяжьих костей дали, он и обожрался. Поср… – смотрит на девочку и поправляется: – По большому пятый день не ходит.

– В туалет он не ходит не потому, что обожрался, как вы выразилось, а потому, что у него непроходимость, – вздыхая, произносит Костя, встает из-за стола и выглядывает в приемную: – Соня, кружку Эсмарха готовь и перчатки те зеленые, плотные!

Соня, его постоянная ассистентка, которая обычно всегда задействована в операциях, в отличие от Ани, на которой бумажная работа и анализы, согласно угукает в открытую дверь, а Аня под предлогом помощи в кормлении рыбок из аквариума уводит девочку из кабинета. Костя, расстелив на полу пеленку и попросив мужика успокоить питомца, хотя пес выглядит крайне апатично и незаинтересованно в чем-либо, будто готов покинуть этот мир в любую минуту, делает то, что больше всего «обожает» в своей работе – аккуратно исследует источник проблем изнутри пальцами в перчатке, убеждаясь в своих доводах. Отправлять на УЗИ в другую клинику смысла нет.

– Собачку надо прокапать, – произносит Костя. – Двадцать минут. Потом будем делать клизму.

– Так не все так страшно? – воодушевляется мужик. – Слава тебе господи!

– На вашем месте я бы так не радовался, все сложное – впереди.

Спустя двадцать минут, застегнув халат под горло и надев еще одни резиновые перчатки, до локтя, поверх обычных, латексных, вооружившись кружкой Эсмарха, спринцовкой и банкой касторового масла, Костя готов к спасению еще одной собаки, пострадавшей от тупоголовости хозяев.

– Кости. Собакам. Нельзя! – говорит он, фиксируя конец поводка за специальный держатель в душевой, куда Муха заходит тоже на абсолютном похере, в отличие от хозяина – в глазах мужика вселенский страх. – Скажите спасибо, что кость не острая. А еще за то, что он не умер раньше, чем вы его привезли. Еще через неделю бы приехали, что за безответственность…