Страница 59 из 68
— Стрелец, друг, — сказал Симон, — это нам надо знать молча.
— Что так?
— А лучше сказать — сходить за советом к господину Феро.
— Так ты, верно, со мной затем и решил встретиться.
— Ну да.
— Тогда пошли.
И Стрелец с Симоном вдвоем направились в Ла Пулардьер.
X
Нигде Николя Бютен не охотился, ни с какими друзьями не обедал.
Целый день он, потеряв голову, наугад бродил по виноградникам и маленьким рощицам.
А почему?
Да потому что утром, когда он только вышел из дома, с ним приключилось небольшое происшествие.
Он повстречал одного человека, прекрасно известного по всей округе под прозванием Дудочник.
Есть в Провансе местная дудка или волынка — называется "галубе".
Дудочники — бродячие музыканты — расхаживают с ними по деревенским праздникам, а молодые люди под их дудки пляшут.
Дудочник шел по крутой короткой тропке, а направлялся он в Тур-д’Эг.
Наткнувшись на Николя Бютена, выходившего из виноградника с ружьем на плече, он спросил его, который час.
— Девять, — ответил охотник.
— А жара уже, словно в полдень, — заметил Дудочник.
Он присел на траву у тропы и стал вытирать лоб платком.
Николя Бютен сел рядом с ним.
Больше всего на свете новый владелец Ла Бома добивался, чтобы его все любили. Он искал популярности, со всеми хотел быть хорош, чтобы каждый о нем говорил: "Славный он человек, свой парень!"
Поэтому Николя Бютен разговаривал с каждым встречным, а если неподалеку был кабачок — с удовольствием угощал собеседника.
Юг Франции — страна физической лени и постоянной умственной деятельности.
Южанин весь день пролежит в тени какой-нибудь смоковницы, зато ум его, пока тело недвижно, странствует повсюду.
Как и все люди с живым воображением, он любопытен и всегда хочет узнать что-нибудь новенькое.
"Что новенького?" — вот вопрос, который провансальский крестьянин непременно задаст любому встречному.
Вот и Николя Бютен, присев рядом с Дудочником, спросил:
— Что новенького?
— Хе! — отозвался Дудочник. — Про эту сторону я вам не расскажу, а вот на той стороне новенького сколько хотите и еще больше.
"На той стороне" был левый берег Дюрансы.
И Дудочник, от природы болтливый, принялся рассказывать Николя Бютену, что барон Анри де Венаск вышел из тюрьмы, вернулся в Бельрош, и, что было решительно признано, — он вовсе никогда не был капитаном черных грешников.
Дудочник был болтлив, но не наблюдателен.
Иначе он бы заметил, как смутился Николя Бютен, с каким растерянным видом слушал его рассказ.
С этого момента фермер перестал быть человеком.
Им овладел невыразимый ужас.
Каким образом барон Анри де Венаск вышел из тюрьмы?
Какие доказательства его невиновности был представлены?
А раз он оправдан — не напали ли уже на след настоящего преступника?
И так он бродил целый день, избегая людей, хотя всегда сам искал с ними встреч, а домой вернулся, как мы видели, только уже затемно.
Приход Стрельца сначала снова его напугал, затем немного отвлек.
Но когда Стрелец ушел, он опять впал в задумчивость и продолжал пить в одиночку.
Жена и свояченица не смели ни единым словом к нему обратиться.
Наконец он встал, сказал им "Спокойной ночи!" и пошел наверх ложиться спать.
Тогда мадам Бютен разрыдалась.
Мизе Борель была старше, лучше знала жизнь — и о многом в тот вечер догадалась.
Она обняла плачущую сестру и сказала ей:
— Ах, бедная, бедная! Вот беда-то — выйти за такого человека!
Столько страха, столько сочувствия было в голосе молодой вдовы, что мадам Бютен, освободившись от ее объятий, воскликнула:
— Господи боже мой! Ты про что говоришь?
Мизе Борель приложила палец к губам:
— Сегодня тихо, молчу. Вот завтра, когда его здесь не будет…
— Да он просто напился сегодня.
— Это совесть его подпоила, — ответила вдова.
Младшая сестра чуть не вскрикнула, но старшая зажала ей рот ладонью:
— Молчи, молчи!
Потрясенная, вся дрожа, поднялась мадам Бютен в спальню.
Муж ее уже спал — тяжким тревожным сном, полным видений и кошмаров: губы его то и дело шевелились и произносили какие-то неразборчивые слова.
Обезумевшая мадам Бютен не смела улечься в постель.
Вдруг спящий зашевелился, задергался, потом вскочил и спрыгнул на пол.
Проснулся он или с ним случился припадок лунатизма?
Этого мадам Бютен не могла бы сказать, но ужас ее обуял такой, что она повалилась на колени.
Спящий секунду постоял, потом открыл дверь спальни и, не замечая жены, полуодетый выскочил на лестницу.
XI
Тогда мадам Бютен решилась встать с коленей и выйти из угла.
Она не столько сошла, сколько сползла вниз по лестнице.
Николя уже был внизу.
Спал он или проснулся? Или это был приступ лунатизма?
Этого жена, спустившаяся следом, определить точно не могла.
Она просто шла за ним.
Муж ее не видел и не слышал.
Все двери в доме Николя Бютен запер на засовы.
Потом он снял два ружья с кухонного камина, отыскал в патронташе порох и пули и принялся заряжать ружья.
За все время этого странного действия он не произнес ни слова.
И только когда все было сделано, жена его расслышала, как он прошептал:
— Ну, теперь пусть приходят: троих наверняка уложу.
Он взял ружья и прошел с ними в спальню, вновь пройдя мимо жены, не заметив ее.
Его давило опьянение, тревожное и усыпляющее одновременно: так хмелеют северяне, когда пьют вино.
Потом он лёг, поставил заряженные ружья на расстоянии вытянутой руки — и тотчас же мадам Бютен услышала громкий храп.
Тут уж сомневаться не приходилось: муж ее спал.
Тогда, обезумев, бедная женщина бросилась к спальне своей сестры.
Мизе Борель не спала. Она слышала шум, но выйти из комнаты не решилась.
— Открой, открой мне! — закричала мадам Бютен.
Вдова отворила дверь, и младшая сестра, вся в слезах, бросилась к ней в объятья.
— Господи, Господи! — восклицала она. — Что же это? Что же это будет?
Захлебываясь рыданиями, сдавленным от ужаса голосом она рассказала то, что сейчас видела.
— Бедная моя сестричка! — промолвила мизе Борель.
— Совсем упился! — восклицала мадам Бютен.
— Если бы он только вином упился, еще невелика была бы беда, — вздохнула мизе Борель.
— Так что он — сума сошел, что ли?
— Бедная сестричка! — опять вздохнула вдова.
— Ой, ты меня до смерти напугаешь! — воскликнула Алиса. У нее зуб на зуб не попадал от страха. — Говори, не томи!
— А ты сама не поняла?
— Что?
— Ах, бедная девочка! Да ведь муж твой… ведь он злодей оказался!
— Как?!
— Разве не видела, как он побледнел, когда Стрелец приходил?
— И что?
— Не заметила, как сник весь, когда про капитана черных грешников заговорили?
— Господи Боже! Он что, знает его?
— Так это он и есть! — сказала мизе Борель.
И в голосе ее, в движениях, в позе было в этот миг столько убежденности, что мадам Бютен с ужасным криком повалилась навзничь.
Мизе Борель кинулась к ней, хотела поставить на ноги, но сестра была без чувств.
Как мы уже говорили, супруги Бютен, когда поселились в Ла Бом, зажили не как буржуа, а как зажиточные ремесленники.
Для тяжелой работы по дому мадам Бютен использовала жену садовника, которая с мужем жила в сторожке, но стряпала сама, и вечером никаких слуг в доме не оставалось.
Увидев сестру в обмороке, вдова не знала, что делать. В конце концов она подхватила мадам Бютен и отнесла на свою кровать.
Малыш проснулся и заплакал.
Мизе Борель звала сестру — но та не отвечала, — брызгала ей водой в лицо, била по щекам…
Мадам Бютен лежала, как мертвая.
Тогда мизе Борель, ополоумев от ужаса, решила выбежать из дома и позвать на помощь садовника с женой.