Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 22



Только теперь понял Левин, что – не он, совсем не он Леночкин избранник. А – кто? Почему? Выбрала другого на роль рогоносца? Или – любовь? А с ним как же? Не разберешь, кто этот другой: счастливчик? Или наоборот?

Он ведь через ночь приходил. А другими ночами, значит, особенно по выходным, никакая, выходит, не подруга. Хотя… И трусы, значит, вовсе не подружкиного ёбаря?

– Что за человек? Я его знаю? – не спросил, прохрипел. Что-то сразу сделалось с голосом.

«Почему не я?» – хотел спросить Левин, но не стал.

– Хороший человек, – проворковала Фифочка. – Да ты не волнуйся, для нас с тобой ничего не изменится. – Ее рука соскользнула вниз, прямо на сакральное место, так что Левин едва не застонал от сладостной боли.

– То есть как? – спросил он. – Как ничего не изменится?

– Он пока останется в Екатеринбурге. У него там дела. Он будет только приезжать.

– Кто он? – снова спросил Левин.

– Он бухгалтер на бандитской фирме. Они там сейчас выводят деньги, – поделилась Леночка. – Директор у них под крышей.

– Бухгалтер? – не без ревности переспросил Левин. Будь его соперник космонавтом, или летчиком, или кем там еще, он мог бы понять. Но бухгалтер? Человек в нарукавниках, сидящий за калькулятором?!

– Вообще-то он инженер. Но ты же знаешь, что инженеры сейчас не нужны. И получают инженеры копейки.

– Хоть богатый?

– Пока не очень, – сообщила Леночка. – Но они там выводят деньги с завода. Говорит, что скоро разбогатеет. Такое время, что нужно спешить!

О, это была замечательная ночь! Наверное, одна из самых замечательных ночей в его жизни! Он обожал Леночку! В том, что она была чужая жена, но принадлежала ему, Левину, – что в эти дивные ночи принадлежала без остатка, что Миша Бялик находился где-то далеко и не мог помешать ему наслаждаться с Леночкой, что его фаллос был так же тверд, как рога этого бухгалтера, в этом заключалось что-то особенное, возбуждающее, греховное, пьянящее!

Грех правил бал на Земле! Уж он-то, Левин, видел эту жизнь изнутри, видел эти рожи, эти татуировки, что становились хозяевами жизни. Вчера еще правили директора, что учреждали кооперативы прямо в сердце своих заводов и высасывали из них кровь, вчера еще командовали начальники со Старой площади[28], а сегодня – эти!

Он включал телевизор и видел те же лица и бесконечный съезд. Жизнь явно шла не туда, иллюзии таяли, как тает весенний снег, – и только у Леночки все было прелестно! Пир во время чумы! Что же, пусть будет пир во время чумы! Леночка умела, как старый ослоухий Мидас, превращать грязь в золото!

Она сдержала слово: в их жизни ничего не изменилось. Миша Бялик прилетал на несколько дней, проводил их на Смоленской набережной в их широкой, мягкой постели, где по-прежнему витал неистребимый дух бедняги Погоржельского – это его эротические картины, фаллические фигуры на спинке кровати из слоновой кости и многогрудая Афродита кричали от любви, а Леночка была похожа на вечно юную жрицу Астарты, – прилетал и улетал обратно в свою рифейскую столицу, где чахли заводы, где воздух на годы вперед был пропитан металлической пылью, а уралмашевские сводили счета с центровыми[29]. Улетал выводить деньги. Но деньги, сколько их ни выводили, отчего-то не иссякали.

Это продолжалось многие месяцы, так что со временем Миша Бялик, которого Левин никогда не видел, в его воображении все больше начинал превращаться в призрака, периодически прилетающего в Москву терзать Леночкину плоть. Но стоило Мише улететь, все тотчас возвращалось на круги своя и Леночка с удвоенной энергией бросалась навстречу Левину. Миша Бялик словно разжигал ее, доводил до белого каления, но никогда не удовлетворял до конца. Такое положение вполне устраивало Левина – он пользовался свободой и в то же время наслаждался по высшему разряду, – как неожиданно Фифочка сообщила, что Миша-бухгалтер переезжает насовсем, что там у него крупные неприятности и он боится за свою жизнь.



– Везет деньги, которые выводил? – спросил Левин.

– Его кинули, – сообщила Леночка. – Там очень крутые разборки. Бандиты заставили его отдать все деньги. С ними не поспоришь.

Что же, Владимир Левин был морально готов ко всему. Он знал, что никакой праздник не может продолжаться вечно и что когда-нибудь наступит конец. К тому же он начинал уставать и собирался устроить собственную жизнь. Жить в вечном треугольнике, как Маяковский, его не прельщало. Тем более что как раз в это время он со своими спортсменами открывал сразу два филиала. Но ровно через неделю Фифочка со своим новым мужем пригласили его в гости. Познакомиться с Мишей Бяликом, бывшим бухгалтером.

– Ты говорил, что у тебя есть невеста. Я ее тоже приглашаю, – сказала Леночка.

Отношения приобретали официальный характер, и потому Левин действительно взял с собой свою будущую жену. Он, конечно, ничего не рассказал ей про свои отношения с Леночкой, но разве можно обмануть женщину? А она, Светлана, была очень умная девушка. Она знала, что даже Господь Бог не может отменить прошлое, и потому сделала вид, что поверила Левину. И только много лет спустя призналась, что сразу поняла, что Фифочка – пустышка, Элизабет Тейлор московского розлива. Только как ни обижался Левин, так и звала ее всегда: Фифочка.

– Неужели все мужчины настолько глупы, что им нравится такая вот пустоголовая Фифочка? – спрашивала деликатно, «все мужчины», но имела в виду лишь одного, а именно его, Левина.

«Однако обаятельная и сексуальная», – возражал Левин в таких случаях про себя. Впрочем, со временем эта тема, о Фифочке, перестала их волновать.

Зачем его пригласили, Левин понял, только когда пришел к Леночке. Когда не отвертеться было. Неудобно. Фифочка, оказывается, знала, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Она, правда, знала это чисто теоретически, у нее имелось иное сильнодействующее средство, а потому Леночка по большей части кормила Левина бутербродами и холодными закусками из продуктов с Киевского рынка, изредка – каким-нибудь редкостным дефицитом. Но то – раньше, пока Левин состоял в роли героя-любовника, в этот же раз торжественный ужин готовил явно Миша Бялик, хотя и при активном Леночкином участии. Повар он оказался изумительный, вполне мог бы работать в ресторане, а уж в тот вечер Миша, кажется, превзошел самого себя. На столе стояли хинкали из телятины, телячьи языки, блины с икрой и с севрюгой – знай наших, – и это посреди голодной, дефицитной Москвы, когда даже в ресторанах кормили какой-нибудь похлебкой и больше не шли из Москвы колбасные электрички[30], вроде бы даже ввели карточки. Да, много чего присутствовало в тот день на столе, кажется, «Киндзмараули» и коньяк, глаза разбегались; с тех пор тридцать лет прошло, а Левин, вспоминая, все еще глотал слюни. Что там были за блюда, он с тех пор подзабыл, очевидно, салат оливье, но, главное, жареная картошка. А он, Левин, обожал жареную картошку. Вот за картошку он с радостью и продался. Так, по крайней мере, потом шутила жена. Хотя ведь и пьян был, но пьян не сильно, весело. Настоящий пир во время чумы!

Теперь он смутно вспоминал: разговор за столом шел пессимистический, депрессивный, а все равно ему было весело! Больше всех говорил Миша: про какие-то деньги, которые он выводил, миллионы. Про какого-то директора, который сбежал за границу. Плакался, что в итоге получил шиш. Что какие-то крутые заставили платить дань.

Вообще, утверждал Миша, все перевернулось, как в доме Облонских. Директора, парторги – все кинулись воровать. Мишиного деда когда-то посадили за то, что он был образованный, из ненаших, и заставили строить завод заводов. Он и умер на великой стройке, не дожил до сорока. И вот теперь Бендукидзе, какой-то бывший лаборант. Все разваливается, все рвут на части, вчерашние комсомольцы становятся банкирами и директорами, никто ни с кем не может договориться, стреляют прямо в цехах. Он включал телевизор и указывал на Ельцина:

28

На Старой площади находились основные корпуса, где располагался ЦК КПСС.

29

Уралмашевские и центровые – наиболее крупные и известные криминальные группировки в Свердловске (Екатеринбурге).

30

Электрички в разных направлениях, в которых приезжие везли из Москвы колбасу, за которой приезжали специально, потому что в большинстве городов России колбасы в продаже не было.