Страница 39 из 42
Следишь взглядом за ней, своей ещё и сверстницей, хоть так и не скажешь – по и о тебе, какое-то время и только, когда она, оправив белый халат, накинутый поверх её же жёлтой майки в толстую серую полоску, и светло-голубые дырявые шорты, садится, чуть скрипя и шурша белыми бахилами, надетыми на бежевые балетки, подставив белый же деревянный стул слева от тебя, наклоняешь немного голову к левому плечу и говоришь:
– Привет…
– Привет, родная! – Отвечает она и берёт обеими руками твою левую руку. Ты не чувствуешь это – видишь… Но хоть и реагируешь уже – куда лучше: легче и мягче. Она ведь – старается! – Ты?..
– Сойдёт!
Хм!.. Вы всегда понимали другу друга – без лишних слов: не договаривая! Да… Между вами же, как и между нами же с тобой, будто и возникла «некая связь»… Да у вас же даже мысли – похожи: хоть вы – и не «родственники»! Как и мы же с тобой, «опять» же! И снова… Разве – «родственные души»! И… Твоя улыбка – меняется! И, «повернувшись», опускается уголками губ – вниз. О нет!.. Я знаю – её. Не пытаешься же ты и… «снова»?..
– Ана…
Говорю же – без лишних слов и… дополнений! Анастасия. Настя и… Ана! Да… Просто и… как нельзя лаконично. Свободно и… легко! И кто уже вспомнит, что это было ещё и «ответвлением» от Анастейши из «Пятидесяти оттенков серого», правда? А кто и «знает»?.. «Зна-ют»! Только те, перед кем ты – не окрашиваешься в «Пятьдесят оттенков красного»… после такого объяснения! Причём: как лицом, так и… всем телом! Я. Ты. Да и… Она! Наш прекрасный тандемчик и… тройничок. Всем – по «Данону» и с… каноном!
– Нет! – Качает головой – и её глаза тут же покрываются тонкой корочкой льда.
– Пожалуйста… – Шепчешь ты: на надрыве и срыве! Пока и в уголках уже и твоих глаз – собирается солёная и мутная влага.
– Ты обещала – больше не поднимать эту тему! – И отстраняется, облокачиваясь на спинку стула.
– Но и ты обещала – не давать так быстро и окончательно отрицательный ответ! – Подмечаешь следом ты, стоя упорно на «своём». – Ты предпочтёшь – мучения?
– Ты просила – честно… И давай уже закончим – на этом! – Скрещивает руки под грудью, словно ставя уже и «крест», как и точку, на всём этом. – Я не дам тебе – умереть.
– Я и так – умру! – И если бы могла – ты бы ещё и руками всплеснула! Но а… так… лишь сбрасываешь ресницами всё же подступившую и проступившую влагу и показываешь: как за влажной и мутной пелёной твоих тёмных глаз – загорается уже и прямо-таки «злой» огонёк. – Почему ты не хочешь – помочь мне?.. «Облегчить» – это!
– Да потому что я!.. – Начинает, но и тут же обрывает себя! Поправляет очки, спуская их по носу, и сжимает правой рукой переносицу – подбирая правильные и главное «цензурные», тактичные слова: для иного ответа. – Ты должна прожить – тебе же положенное и данное! Эвтаназия – не вариант… Не «выход» и… Точка! – И опять же – следует эта «перестрелка взглядами»!
Но и после которой – и ты уже, кажется, успокоившись, снова погружаешься в себя. Обиделась! Сколько раз мы это проходили, а ты всё ждёшь: иного результата – от одного и того же действия! Определись уже: ты умираешь или сходишь с ума? Звучит ужасно, но… Да! Она – не даст тебе умереть. Только – естественно! По итогу и исходу.
– Ты говорила об этом – с мамой? – После минутного молчания – она вновь всё же берёт слово первой, хоть и с грузным выдохом. В ответ – лишь кивок. – Что она сказала?
– Запретила! Чёрт!.. – И сжимаешь губы, плотно прижимая ещё и веки друг к другу. Тебе – не больно… и уже… физически. Тебе больно – морально! Но и уж лучше – так, чем: и им же будет больно – «физически»! – Я просто… Просто – не понимаю! Я же вижу, что ей больно – смотреть на меня… Что и вам же всем – «больно»! И хочу лишь… Хочу лишь только… Если уж и не облегчить себе, куда уж и… легче, то и вам – «жизнь»!
– Это – не «облегчение»… Это – самоубийство! – И её гробовой шёпот вмиг срывается на крик и даже «визг». – Кто вообще внушил тебе эти суицидальные мысли?!
– Никто!.. – Отмахиваешься ты. Но и после же – всё же открываешь и сразу же закатываешь глаза. Да! «Она знает», что это – не так. Как и то, что ты не «врёшь», нет, ты – «не договариваешь»: умалчиваешь и замалчиваешь! И, опустив руки из больше и «защитно-запрещающего», нежели «закрыто-отвергающего» жеста, нагибается к тебе чуть вперёд – и упирает локти в свои же голые колени, цедя тебя внимательным и строгим взглядом. – Я слышала, как об этом – говорили медсёстры и… -братья.
– Сороки!.. – Рычит она, теперь уже и отведя свой яростный и прищуренный взгляд в сторону: чтобы не попасть им и в тебя! Ну а после – возвращает его на тебя и к тебе же, уже и с твёрдостью и «холодом», продолжая. – Не смей даже думать об этом!
– Звучит как… «приказ»! – После секундной паузы – улыбаешься ты.
– Так и должно быть! – Недоверчиво щурится, но и всё же отвечает тебе улыбкой. Пока и ты же – закашливаешься. И как-то даже – утробно хрипишь. Это «ещё» и не «пока», а «уже» и то «единственное» – на что способны твои легкие!
Ана же – почти и тут же подвигается к тебе и, приставив стеклянный гранёный стакан с водой, что и недавно же как раз «обновила» медсестра – с ночи, к твоему лицу, чуть наклоняет его ко рту. После чего уже и ты сама – делаешь пару глотков, немного отстраняешься и… снова сползаешь по подушке. Пока и подруга же тем временем ставит стакан на место, на белую же деревянную тумбу, и, достав из своей же всё жёлто-голубой, будто бы ещё и «вязанной», с вышивкой анютиных глазок «в цвет» и поверх сумки – излюбленный, ведь и прямо-таки «зачитанный» до дыр и потрёпанный «временем» томик Пауло Коэльо, открывает его на нужной опять же и ей же всё странице! А я же – еле заметно усмехаюсь, следя за твоим скепсисом и закатанными глазами. Внутренне – ты уже несколько раз выругалась! Но и всё равно же – вникаешь в чтение! Философия – не входит в список твоих интересов, как и приоритетов по жизни… Но и я-то точно знаю, что ты – ещё та окрылённая и… многогранная натура. И ты бы воспротивилась сейчас, безусловно! И привела бы кучу доводов… даже и не заметив этого. Как и того: насколько правильно и обоснованно – они бы были построены. Да и вы же даже спорите иногда – на какие-то темы! Но и ты же всё, как упёртая, стоишь на «своём» – принимая всё это: за пустую трату времени. Бык с Алиэкспресса! То есть… По китайскому календарю!
Читая вслух, Ана еле заметно улыбается и сжимает твою левую ладонь в своей же правой, пока и левой же, в свою очередь, придерживает книгу, удерживая её большим пальцем раскрытые страницы, уперев его подушечку изнутри и в корешок же книги, имеющей и так, и без того – свою белую картонную закладку меж страниц: в виде и какой-то уже её замыто-засаленной бирки от одежды! Но ты снова – не чувствуешь. И не почувствуешь этого. И она это так же – понимает! А ты и всё равно же – благодарна. И тепло улыбаешься в ответ. Ведь и знаешь – зачем она это делает: не чтобы не отсвечивала ты – а она. И без слов – киваешь, будто ещё и между строк, соглашаясь и с ней, и тут же с собой: со своей же реакцией – на этот самый её простой, да и самый же «простецкий» жест. Ведь и если счастлива она – счастлива и ты! Так просто и… Одновременно – так сложно! Затем – закрываешь глаза и улыбаешься шире. Пока и в палату же почти следом – заходят и твои же родственники: мама Татьяна и бабушка Вера! Всё те же твои, хоть уже и «воображаемые», чёрточки и насечки – на двери… Показатели того – кем и какой ты станешь: сначала – через тридцать лет, а после – и через пятьдесят. А может, и не станешь! И не потому, что… В общем! Оставив – свой цвет волос: но и отрезав их – чуть короче! Придерживаясь понимания – о неправильной еде и таком же питании, что: «В жизни нужно попробовать – всё и в таких же количествах-качествах!». Отдавая предпочтение – спортивному стилю: единственному – в который сможешь влезть. Никакого негатива. Как факт! Самая большая – белая футболка. Такие же – тёмно-синие джинсы. И, «в тон», серые же кроссовки. Как у мамы! Ну или отрежешь волосы – совсем коротко и… обесцветишь! Ограничивая себя – во всём и… ссыхаясь на глазах. Придерживаясь – классических цветных пиджаков. И юбок – ниже колена. Как и туфель – на невысоком каблуке. Как у бабушки! Они – на цыпочках, и с «гостинцами» же наперевес, крадутся через всю палату: всё так же шурша и скрипя – белыми халатами, застёгнутыми уже и на все же пуговицы; и с белыми же бахилами на ногах. С перебором! Но… «Но»! «Золотая середина» – не ваше! И ты вдруг – как-то тяжело вздыхаешь и так же нервно вздрагиваешь. Что ж… И я же делаю – то же самое! Но и вряд ли в этот же самый момент – мы думаем об одном и том же. Ведь… И ты, скорее всего, в очередной же раз – сдерживаешь тот или иной болезненный позыв-порыв в себе. А я… Отмечаю превратности судьбы! В виде и этих же самых всё двух женщин – как твоего, «не за горами-лесами», будущего. Но и вот только почему-то одновременно – прошлого и настоящего! Ты же будто – и идёшь за ними; и будто – от одной к другой. Сейчас ты – между и… та самая же «золотая середина»… почему бы и не «открыть» в себе исключение «под конец»: «Как не умереть от анарексии. И тут же – не затеряться в тучности тела же!».