Страница 59 из 77
Торопливо домыв палату, санитарка удалилась, а Борис погрузился в размышления. Чего хотели от него в далеком Свете? Что и как он должен сделать? Спасти от развала СССР? Но, во-первых, как? Написать письмо в Политбюро КПСС, рассказав, что ждет страну? Там дадут команду разобраться и узнают: автор на границе словил в голову осколок. Дурдом Борису обеспечен. Не подписать письмо? Анонимке не поверят. Гагарина она смогла сберечь от смерти (Борис надеялся, что это так), но это частный случай. И вряд ли Бог желает сохранения СССР. Здесь всюду атеизм, церковь здесь не любят — это еще, мягко говоря. Верующим пути во власть закрыты, их доля прозябать в рабочих. Сомнительно, что Бог желает сохранить такой порядок. Тогда чего Он хочет?
Борис так и не пришел к какому-либо выводу. Решил, что будет действовать по обстановке. Вон, на границе спас жизни пограничникам, пусть не всем, но это оценили. Поскольку так, продолжит делать то, что посчитает нужным. Бояться он не станет — ведь смерти нет, но зарываться тоже нежелательно. Придя к такому выводу, он не заметил, как уснул.
***
Дни в госпитале летели незаметно. Борис ел, спал, пил лекарства и постепенно набирался сил. Через неделю после возвращения из Света сам стал ходить в туалет, а после — и в столовую. Врач-подполковник разрешил. Он каждый день обследовал тяжелого пациента и удивлялся скорости, с какой тот поправлялся. Борису сняли бинт на голове, и он смог оценить последствия ранения. Багровый, толстый шрам шел наискосок от виска до верха лба, где и терялся в волосах. Красавец, ёпть! Грудь ныть перестала, хотя боль давала знать лишь стоило неловко повернуться. На ней повязку не снимали — осколок поломал ребро, и требовалось время, чтоб оно срослось. Плечо под гипсом начало чесаться, но врач сказал, что это хорошо — рана заживает. Пальцы на искалеченной руке стали шевелиться, но лишь чуть-чуть. Подполковник обнадежил, что функция их восстановится.
В палату, где лежал Борис, подселили пациентов. Все они, в том числе и тот, кого он видел в день, когда пришел в себя, были сверхсрочнослужащими в звании старшин. Кому-то здесь ушили грыжу, кому-то удалили часть пораженного опухолью кишечника. Один поломался при аварии машины и лежал весь в гипсе. Немолодые с точки зрения Бориса мужчины вели беседы о своем: порядках в части, семьях, детях. Борису с ними было скучно, и он существенную часть времени проводил в Ленинской комнате госпиталя. Читал газеты, слушал радио — телевизора для пациентов из солдат здесь не имелось. Газеты скупо освещали события на Даманском. Короткое сообщение ТАСС, в котором остров назывался «неотъемлемой частью советской территории», заметки о митингах трудящихся, где они клеймили «преступную клику Мао». «Позор китайским провокаторам! — декларировали газеты. — Наши границы неприкосновенны». Граждане СССР испытывали глубокое возмущение провокациями маоистов и выражали решимость еще теснее сплотиться вокруг Коммунистической партии и Советского правительства, ударным трудом крепить экономическое и оборонное могущество Родины. «Пусть знает Мао и его приспешники, что наше терпение не безгранично, и они будут серьезно наказаны за свои преступления», — заявляли трудящиеся.
Помимо Бориса в госпитале лечились и другие солдаты, принимавшие участие в сражениях на Даманском. Но они все были из Советской Армии. Борис опасался, что не найдет с ними общий язык. Служба у мотострелков и пограничников совершенно разная. У одних — учения и караулы, у других — ежедневные выходы на линию границы с боевым вооружением. Про драки с китайцами нечего и говорить. К тому же пограничники к Советской Армии относились свысока. Дескать, служат там «шурупы» в отличие от них, защитников рубежей страны. Каждый день — патроны в магазин, автоматы — на плечо и на линию границы. А там шпионы с диверсантами или маоисты-провокаторы. В Советской Армии об этом отношении к ним пограничников прекрасно знали. Комендантский патруль, завидя издали зеленую фуражку, устремлялся к ней с целью построить ее обладателя как следует. Борис сам с этим сталкивался в период обучения в сержантской школе и много слышал от других. Нет, не поймут его ребята, хотя они, конечно, все герои и бились с маоистами отважно.
В дни посещений госпиталь наполняли посетители. С обычной целью — навестить родных, друзей, передать им что-то, чего нет в больничном рационе. Кормили в госпитале не так чтоб плохо, но разносолами не баловали. Суп, каша, пюре с котлеткой или рыбой, чай или компот из сухофруктов. Шли горожане в госпиталь навестить и раненых с Даманского. Незнакомые солдатам люди несли им жареную птицу, колбасу, конфеты и множество копченой рыбы. Сиг, толстолобик, амур, лосось, осетр — все, что люди выловили в Амуре, а после закоптили. Палата провоняла этой рыбой, врачи ворчали, впрочем, лишь для вида, потому что существенная часть гостинцев уходила персоналу. В том числе и от Бориса. Каким-то образом в Хабаровске узнали, что в окружном военном госпитале лежит отважный пограничник, который первым встретил маоистов на Даманском. Геройски с ними бился аки лев, был тяжко ранен, а навещать его никто не ходит, поскольку сам из Белоруссии и вовсе сирота. В дни посещений дверь в палату почти не закрывалась — народ все шел и шел. Явились как-то пионеры, как выяснилось, из местной школы, в сопровождении вожатой. Вожатая оказалось симпатичной, Борис бы с ней охотно поболтал, но при детках было неудобно. Мальчики и девочки смотрели на него во все глаза и просили рассказать про подвиг. Борис ответил, что сражался, как другие, и угостил детей конфетами. Вожатая пыталась возразить — мол, угощение принесли герою, но он показал гостям забитую лакомствами тумбочку. Увиденное деток впечатлило, вожатая смутилась и взяла предложенного ей «Мишку косолапого». Расстались стороны довольными.