Клубничный блеф. Каван

Стул с треском ломается о стену. Мои руки сжимаются в кулаки, и я с рёвом обрушиваю их на стену. Я луплю её, пробивая грёбаную панель. Моя кожа приятно зудит, а кровь появляется на костяшках.

— Каван… прошу, остановись… ты делаешь себе больно, — тонкий голос Таллии, нежно проносится за спиной, словно ангельское пение.

Сука, я так себя ненавижу!

Жмурюсь от боли и ударяюсь лбом о стену. Я падаю на колени, и мои плечи опускаются. Не могу больше. Меня рвёт на части.

Внутри меня огромный, яростный ком из поражения и страха. Никто о нём не знает. Никто не видит его… Она теперь знает и увидела его.

Она… Я доверил ей его, и я же убью эту девушку. Я убью её, когда выйду из себя.

— Каван.

Моё сердце издаёт кряхтящий звук, когда Таллия кладёт ладонь мне на спину. Она должна бежать, пока не поздно. И я сделаю это. Я спасу её от себя.

— Всё началось, когда мне было около семи лет. Я не очень хорошо помню то время. Осознавать всё я стал чуть позже.

Но и этого было достаточно, чтобы возненавидеть себя. Мой отец снимал детскую порнографию, то есть педофилию о том, как взрослые женщины соблазняют мальчика. Меня. Он выполнял особые заказы и работал на отца Слэйна. За подобные видео ему платили огромные деньги. Отец и раньше это делал, но для него я стал лучшим актёром. Лучшим мальчиком, которого любили женщины. Они восхищались моей красотой, трогали меня, сосали мне, тёрлись о меня своей грудью и заставляли меня лизать их.

Из года в год одно и то же. Изо дня в день. Я знал, что меня ждёт ночью. Нет, мамочка не прочитает мне сказку на ночь, а просто будет валяться пьяной в роскошной гостиной, пока её сына насилуют и продают снятое с ним видео для педофилов, чтобы она могла пить лучшее шампанское и блистать в обществе. Это омерзительно. Я был для них как шлюха и никому не мог рассказать об этом, пожаловаться или сбежать. Я пытался, но тогда отец приводил Дарину, чтобы манипулировать ей. А она была единственной, кто меня любил. Мы были друг у друга единственными в этом мире. Я заботился о ней, учил её, водил на занятия. Я даже научился заплетать косички и правильно выбирать одежду. Я рассказывал ей о различиях между мальчиками и девочками. Я был на её первом представлении в начальной школе и сидел в первом ряду. Я объяснял ей, что такое месячные, и почему это происходит с ней. Я, весь красный от стыда, метался по городу, чтобы купить прокладки для Дарины и прочёл сотню книг, чтобы не напугать её. Я гордился ей. Я любил её… я же любил… — Горечь затапливает меня. Я вновь возвращаюсь в то проклятое время, когда выдумывал для себя иную реальность. Я жил во мраке и научился ничего не чувствовать на камеру, а отдавать всё Дарине.

— Я оберегал её… понимаешь? Оберегал. Я был ответственен за её жизнь. Она больше ни на кого не могла положиться, у неё был только я, тот, кто никогда не причинил бы ей боли. Я страдал. Потом мой член начал показывать им, что он уже готов кого-то трахать.

И они использовали это. Я не хотел. Орал, кричал и брыкался, но им это нравилось. Насилие. Против трёх женщин я не мог сопротивляться. Год. Два. Затем мне понравилось. Мне было четырнадцать, когда я осознал кайф от секса. А они все говорили мне, как я красив. Отец говорил, что я получился идеальным, прекрасным принцем. Он зарабатывал огромные деньги на порнографии со мной. Я нравился извращенцам. Ночью я был порнозвездой, накачанный алкоголем. А днём я был примерным братом и самым сильным парнем в школе. Хотя это началось ещё раньше. С той поры, когда я понял, что Дарина растёт и нравится мальчикам. Одному сильно понравилась. Слэйну. Он пытался залезть к ней в трусики, по словам Дарины. Она прибежала ко мне вся в слезах и тряслась от страха, говорила, что он засунул ей руку в трусики, и я обезумел. Я сломал жизнь Слэйну. Я унизил его перед всей школой. А каким он был? Чёрт, он был таким добрым и милым.

Он был ребёнком, но я поверил сестре. А как я мог не поверить ей?

Я отомстил Слэйну. Я мстил потом каждому, кто подходил к Дарине.

Я доводил их до попыток суицида, упиваясь своей властью над ними. А надо мной издевались по ночам.

— Каван, — судорожно всхлипывает Таллия, и я поворачиваю к ней голову.

— Какой красивый мальчик, говорили они. Какие правильные черты лица. Они трогали меня. Ночи сливались в одно грязное порно. Члены, вагины, вибраторы, сперма, алкоголь, наркотики, игры по ролям. Я всё попробовал. Я знаю сотню поз и вариантов, как нужно трахать женщину, чтобы она визжала, как сучка. Я трахал их, пока мне это не надоело. Приелось. Задолбало меня. И я возмутился.

Я хотел остановиться. Я терял себя и больше не знал, кто я такой.

Только чувствовал, как сильно ненавижу себя, своё отражение, тело, член. Я пытался его отрезать. Отец не дал. Он привязал меня и угрожал девственностью Дарины. Он в красках описывал, как отдаст её крупным мужчинам, а она же была ещё ребёнком. И мне приходилось снова идти в подвал, чтобы трахать тех, от кого меня тошнило. В свой выпускной в школе я должен был пойти на вечеринку, у меня был выходной в моей ночной работе. Но я не пошёл, а вернулся домой. У меня не было настроения. Всё меня бесило. Я искал Дарину, чтобы провести этот вечер вместе с ней и долго ходил по дому. Добиться ответа от матери я не смог, потому что она, как и обычно, была пьяной. Отец находился внизу и снова снимал своё порно. Он воровал детей с улицы, запирал их и угрожал им, чтобы они делали всё так, как он говорил. Он выбирал красивых детей. Мальчиков и девочек до пятнадцати лет. Я был единственным, кто в свои восемнадцать мог продолжать зарабатывать наравне с ними. И я это делал, потому что иначе отец взялся бы за Дарину, а я планировал её спасти. Я разработал целый план, чтобы спрятать её. И та ночь… стала для меня убийственной. В ту ночь я потерял всё… — Смотрю в распахнутые и полные слёз глаза Таллии, и мне противно от того, что она до сих пор меня не ненавидит с той же силой, как ненавижу себя я.

— Она была там. Дарина находилась внизу и трахалась с двумя мужчинами. Отец всё снимал на камеру. Она была там, чёрт возьми.

Я ворвался в комнату и начал драться. Я не особо хорош был в этом, поэтому меня быстро положили на лопатки. Я был настолько сильно подавлен, что не успел спасти сестру. Я был уничтожен тем, что отец всё же провернул своё дело у меня за спиной. Но потом я узнал, что всё было ложью. Дарина — точная копия нашего отца. Она пошла на это добровольно. Дарина смеялась мне в лицо. Да, она была пьяна и смеялась над моими жалкими попытками её спасти. Дарина не была ангелом и уже в тринадцать лет узнала, чем занимается отец, и продала ему себя добровольно. Понимаешь, добровольно?

Ей нравилось быть шлюхой! Она обожала члены и интриги! Дарина подставила меня со Слэйном, как и с другими. Она врала мне и тоже играла мной. Я плакал в ту ночь, а они смеялись надо мной. Я плакал от обиды и боли, оттого что всё было впустую. Я не обязан был терпеть насилие над собой, потому что сестре было насрать на меня.

Она предала меня. А стольких парней я погубил… Я каждому жизнь испортил. Себя испортил. И я не мог успокоиться. Я продолжал бороться за Дарину, но ей было всё равно. Меня накачали наркотиками и бросили на постель, я видел, как трахают мою сестру, пока на мне скакала какая-то шлюха. Это была чёртова оргия, и я давился рвотой, находясь в этой вони пота, похоти и спермы. Я слышал, как кричала Дарина, когда её трахали. Я видел удовольствие и ломку. Она не остановилась и не спасла меня.

Не защитила, как защищал её я, — ударяю кулаком в стену, и по моей руке стекает струйка крови.

— Я не мог простить себя и решил, что должен хотя бы немного искупить свои грехи. Я ненавидел свою семью и себя. Больше мне некого было любить. Я потерял весь смысл жизни и схватился за прощение. Прощение Слэйна. Потому что он был единственный, кто ещё остался в Дублине. Остальные, кого я уничтожил, уехали. И я пошёл к нему. Он изменился, стал сильнее и прекрасно дрался, я видел это сам. Я завидовал ему, оттого что у него была возможность учиться защищать себя, а у меня только лишь правильно работать членом и языком. И я покаялся перед ним. Слэйн ничего не сказал, но и не нужно было. Он не простил. Я умолял его о прощении.