Белая ведьма Азеила

Вейлана появилась на крыльце дома в одиночестве, но, встретившись с Кларием взглядом, улыбнулась с искренней радостью, не оставившей ему надежды. Она нашла своего рыцаря, нашла спасение… И ему бы стоит порадоваться вместе с ней — за нее, но Кларий ощутил лишь неизбывную тоску.

А затем увидел мужчину, под руку с которым она спускалась с крыльца.

Гнев, злость, ярость всколыхнули душу темного рыцаря — и улеглись. Потрясенный, Кларий смотрел на невзрачного мальчишку, с гордым видом вышагивающего подле его королевы, имеющего полное право на ее внимание и привязанность. Простоватая внешность его совершенно терялась на фоне ослепительной красоты Вейланы, а самоуверенный вид казался нелепым, потому что ничем не подкреплялся. В парне не было ничего — ни внешности, ни обаяния, ни аристократизма; подобных ему — десяток на дюжину, в любой деревне полно. И это — ее рыцарь? Единственный на весь Азеил человек, что может спасти Вейлану?

И вот этому мальчишке Кларий вынужден уступить свою королеву?

Он едва не рассмеялся, когда она представила ему своего рыцаря. Вот только весело ему отнюдь не было.

Гвидо Сеавендер ему совершенно не понравился. Более того, он, хорошо знакомый с неприязнью по отношению к себе, легко разглядел ее, направленную на рыцаря, в своих спутниках. Трилл смотрел на Гвидо хмуро и сердито, а Пэн определенно не одобрил высокомерный и повелительный тон, который допустил рыцарь в отношении Вейланы. Тон, за который Кларию захотелось его убить на месте.

Вот только Вейлана смотрела на Гвидо так тепло и дружелюбно, ничуть не оскорбленная, что Кларий не решился выступить против. Он не хотел огорчать ее, светящуюся от радости — ведь ее чаяния осуществились, и он не имел права отнимать у нее эту радость.

И, пожалуй, единственное, что помогло ему сдержаться — это ее обращение к рыцарю. Она дистанцировалась от него точно так же, как от самого Клария, и это в какой-то мере позволяло ему смириться с происходящим. Но все же Кларий выместил злость — на ни в чем не повинном экипаже, раз уж Гвидо неприкосновенен. И ему совсем не понравился тон парня, каким он обращался к Вейлане. А вот реакция девушки его порадовала. Вейлану нельзя назвать бесхребетной, она умеет держать себя с достоинством и ставить на место других. Даже Кларий, многое позволявший себе в ее отношении поначалу, был впечатлен ее силой духа достаточно, чтобы начать уважать. Это он-то, презирающий всех вокруг.

На свое счастье, Гвидо сообразил, что зашел слишком далеко, и поторопился извиниться. Кларий и впрямь был готов не просто высадить его — прирезать, как свинью, скажи Вейлана хоть слово. Но добрая королева проявила снисхождение, и воспрявший духом Гвидо пустился в пустую болтовню. Слушать его Кларию не хотелось.

Вспоминая момент знакомства с Гвидо, темный рыцарь вдруг понял, что пропустил одну весьма важную вещь.

Вейлана назвала его своим другом.

То, что не так давно она полагала совершенно невозможным, произошло. И ведь она уже обращалась к нему просто по имени, без извечного этого «сэр», так раздражающего. Быть может, скоро она и вовсе перейдет на ты? Кларию казалось, если это произойдет, если она признает его достойным столь близкого обращения, это все между ними изменит. И то, что она признала его другом, в то время, как он понятия не имел, что это такое, странным образом грело сердце. Осколок льда в его груди, прежде не тронутый теплыми чувствами, рядом с ней таял, наполняясь неведомым ему пламенем. И в этом пламени будто сгорало все то, что составляло его суть не так давно.

Кларий чувствовал себя почти счастливым, вспоминая раз за разом, как она произносит это. Не чужие больше; и осознание этого пьянит, словно полет без риска упасть. Он даже начал игнорировать чужой голос, столь неуместный в этом экипаже, привыкшем к другим голосам.

Не он один почувствовал облегчение, когда Гвидо, наконец, умолк. Но тишина не радовала, напряженная, как в первые дни пути. Кларий сполна ощутил себя в шкуре своих спутников, когда они с такой же неприязнью воспринимали его самого. Неужели он тоже вел себя столь же напыщенно и глупо? И выглядел в их глазах столь же неуместно, со своими попытками повелевать Вейланой? И не значит ли это, что со временем неприязнь его спутников к Гвидо пройдет, если тот научится себя вести? Думать так отчего-то неприятно. Кларий поймал себя на мысли, что не желает, чтобы рыцарь оказался хорошим человеком. Хотя думать так — подло по отношению к Вейлане.

И мелочно, потому что все, чего жаждет Кларий — это оказаться на месте этого нелепого Сеавендера. Просто потому, что иного способа остаться с Вейланой нет. Вот только и этот способ совершенно невозможен.

Измученный нелепыми мыслями, Кларий решил остановиться на ночлег пораньше. Хотя экипаж вполне мог вместить пятерых пассажиров, ночевать в нем всем вместе не вышло бы, а потому удобнее было разбить лагерь, чем темный рыцарь и обосновал ранний привал. Никто не нашелся, что ему возразить, даже Гвидо, явно настроенный против него. Сеавендер больше не решался прямо указывать Вейлане в попытке избавиться от неудобного спутника, но старался, чтобы его язвительное ворчание доносилось до ушей адресата.

А Кларий старательно игнорировал соперника, хотя стоило ему это немалых сил. Ради Вейланы он был готов на любые подвиги. И отвлекся от зудящего под ухом Гвидо с большим удовольствием, вымещая злость на беспомощных гончих.

Уничтожив колдовских созданий, Кларий с мрачным удовлетворением отметил, как напугала Гвидо эта демонстрация силы. Настолько, что мальчишка перестал язвить и подначивать. Определенно, рыцарю хватило воображения, чтобы представить себя на месте големов.

И, скорее всего, Гвидо догадывался, кого представлял на их месте Кларий.

Вот только надолго его все равно не хватило.

Несмотря на бессонную ночь, спать Кларию не хотелось. Обычно он не нуждался в продолжительном отдыхе, но, пожалуй, никогда прежде не уставал так — не физически, а эмоционально. Чувства переплелись в сердце, отдаваясь напряженной пульсацией в кончики нервов, и даже короткий бой не помог сбросить это напряжение. Поэтому, чтобы не ворочаться без сна в импровизированной своей постели, чтобы не теребить лишний раз сердце болью, глядя на безмятежную Вейлану, Кларий решил прогуляться вокруг стоянки и проветрить голову, уже тяжелую от ненужных мыслей.

Но в одиночестве он оставался недолго.

— А ты и впрямь великий воин, как о тебе и говорят, — голос Гвидо заставил его поморщиться.

Первую свою реакцию — ударить парня — Кларий сумел подавить, но смотрел на рыцаря мрачно исподлобья, всем своим видом демонстрируя, что тому лучше уйти.

— Обо мне много чего говорят, — резко ответил он.

— И едва ли лгут, — кивнул Гвидо. — Удивлен, как Вейлана терпит подле себя такого урода, как ты. Она ведь такая нежная, должно быть, каждый взгляд на тебя ее ранит.

Злость вспыхнула и погасла, сменившись совсем другим чувством.

Вина. Кларию уже доводилось испытывать такое, его до сих пор преследовал образ алой царапины на гладкой белой коже. Он научился испытывать сожаление, признавая себя неправым, но никогда не задумывался о том, каково Вейлане. Невинной юной деве, воплощению доброты и милосердия — каково ей видеть подле себя чудовище, на чьей совести столько смертей, пыток, сломанных жизней? Гвидо заставил его задаться этим вопросом, и ответ Кларию совсем не понравился.

Но ведь она назвала его своим другом.

— Я ей нужен. Смирись, — процедил он.

Гвидо хохотнул:

— Ты ей даром не сдался. Ей нужен исключительно твой меч и твое же умение с ним обращаться. И то лишь до тех пор, пока черный колдун представляет для нее опасность. Как только она избавится от него — ты станешь бесполезен.

— Это не тебе решать.

— Неужели? Она станет моей женой. Вейлана сделает меня королем, и тогда все буду решать я.

Женой. Кларий знал об этом, но услышать такое от кого-то другого — от счастливого соперника — было невыносимо. Гнев заставил его метнуться к Гвидо с занесенной для удара рукой.