Страница 43 из 81
А после, пока Вейлана спала, он не отказывал себе в удовольствии разглядывать девушку. Ее безупречная красота, сияющая кожа, белоснежные волосы, идеальной формы губы — ею можно любоваться вечно. Особенно, когда она так безмятежна. И кажется такой беззащитной. Поэтому ее хочется защищать, и это совершенно непривычное чувство.
Тем более, что беззащитность эта — кажущаяся.
Кларий видел, насколько сильна в колдовстве непробужденная ведьма. А еще она отлично управлялась с ножом, в чем он убедился во время упокоения мертвых. Отнюдь не беспомощная, несмотря на всю свою хрупкость. И все же нуждается в нем, пока не нашелся этот ее рыцарь.
При мысли о юном Сеавендере вспыхивает гнев, который Кларию с трудом удается подавить. Прежде у него никогда не возникало такой необходимости. Всегда он срывал гнев на его источнике, но сейчас даже не знал, на кого злиться. На Вейлану? Не ее вина, что она — ведьма и нуждается в рыцаре. На рыцаря? Тот даже не знает Вейлану. На себя? Вот уж бессмысленное занятие. Вот и приходится учиться справляться с собой.
И даже хорошо, что никто за ним не наблюдает.
Кларий ничуть не преувеличивал, объясняя Вейлане причины чуткого своего сна. Он действительно высыпался, проводя дни в полудреме, чувствуя себя в странной безопасности в компании этих троих. Непривычное ощущение — одно из многих непривычных ощущений, с которыми ему не доводилось сталкиваться вплоть до того момента, как ему пришло в голову украсть у отца белую ведьму.
Но сейчас он совершенно об этом не сожалел. Хотя причин для сожалений имелось предостаточно, но думать над этим ему не хотелось.
Резкая остановка экипажа разбудила Клария. Многолетняя привычка позволила ему мгновенно избавиться от остатков сна. Кларий прислушался к суете снаружи и остался крайне недоволен услышанным. И как только Вейлана умудряется влипать в неприятности, даже ничего не делая? Спасать ребенка от колдуна — что может быть бессмысленнее? Она не знает этого ребенка, так какое ей до него дело?
Ложное воспоминание вспыхнуло в памяти без его на то воли. Попавший в беду ребенок — нет, Вейлана определенно не могла пройти мимо. Укол ревности Кларий проигнорировал: как бы ни хотелось ему целиком завладеть ее вниманием, темный рыцарь знал, насколько мало он ей интересен сам по себе. Но вот стоило лишь представить, как упрямая девчонка снова рискует собой…
Кларий отогнал видение ее безжизненного тела и решительно вышел из экипажа.
Он не собирался позволить ей сражаться с риском для жизни. Больше никогда.
Кларий не испытывал ни малейшего желания спасать незнакомого мальчишку. И по дороге к логову колдуна ворчливо прикидывал, был ли способ отвертеться от этой затеи. Конечно, он мог бы силой увезти Вейлану прочь, вот только у нее есть верное средство сопротивления. Один ее поцелуй — и он обезврежен, а рисковая девчонка в одиночку пытается спасти ребенка, которого даже не знает. Слишком вероятное развитие событий, чтобы допустить его.
Ничего удивительного, что до жилища колдуна он добрался в отвратительном настроении. Вполне, впрочем, обычное для него состояние в последнее время. Хотя Кларий не сумел бы припомнить, когда пребывал в благодушном настроении последний раз. Им обычно двигала злость, в иное же время — равнодушие. А всякое удовольствие — плотско, будь то красивая женщина в постели или умирающий от его руки враг. Никогда прежде Кларий не знал, что удовольствия могут быть другими. Мимолетный взгляд. Улыбка. Нехитрая забота. Чужая благодарность. То, что кто-то другой живет… дышит. Так просто.
И так бесконечно сложно, потому что Кларий не в силах разобраться, что с ним происходит. Его учили убивать, ненавидеть и мстить; брать все, что он пожелает. Отдавать, любить, прощать — все эти слова были для него пустым звуком. И теперь он пытался соотнести их со своими новыми чувствами. Потому что знакомые ему понятия во все это никак не вписывались.
И все же Кларий оставался самим собой, несмотря на эти небольшие изменения. Однажды он словно воочию увидел, как сложилась жизнь ребенка, которого пожалела Вейлана — и твердо знал, что не имеет с этим человеком ничего общего, кроме нелепого воспоминания о том, чего никогда не происходило. Он не стал ни добрее, ни отзывчивее, просто белая ведьма для него слишком ценна, чтобы жертвовать ею. Именно поэтому мальчишка и будет спасен.
Хотя совершенно не стоит затраченных на него усилий.
На пороге пещеры, спрятанной в корнях гигантского дерева, Кларий помедлил ровно столько, чтобы извлечь меч из ножен. Колдуны смертны, как любые люди, и он умел их убивать. Главная задача — подобраться к нему на расстояние удара, чему могло помешать лишь сильное колдовство. Темный рыцарь пренебрежительно полагал, что питающийся детьми колдун не слишком силен.
Короткий проход между корнями привел его в довольно обширную пещеру, сырую, холодную и неуютную. А еще — пустую, за исключением скрюченного у дальней стены тела мальчишки лет десяти. Окинув пещеру настороженным взглядом, Кларий не обнаружил ничего подозрительного и направился к мальчику, уверенный, что тот уже мертв.
Хозяин пещеры определенно отсутствовал, в чем его едва ли можно упрекнуть — слишком уж здесь неуютно. Кларий испытывал неприязнь к подобным местам еще с детства, а потому не особо удивился отсутствию колдуна. И досадливо решал, можно ли оставить тело мальчика здесь, или лучше забрать с собой, чтобы убедить Вейлану, что спасать больше некого. Мальчишка выглядел мертвым — неподвижный, серая кожа, закатившиеся под веки зрачки… На всякий случай Кларий легонько пнул его в бок. Никакой реакции.
Темный рыцарь непозволительно расслабился, а потому заметил опасность слишком поздно. Еще успел обернуться и поднять меч, но сориентироваться с угрозой — уже нет. Только почувствовал резкий укус в шею. И мгновение спустя свалился на пол пещеры, больше не чувствуя собственного тела. Увы, сознание осталось при нем, только заполнилось вязкой чернильной тьмой, мешающей думать. А ведь Кларий даже понимал, что случилось.
Подобно ребенку, он попался в ловушку колдуна. И не имел ни малейшего представления, как из нее выбраться.
О том, что кто-то может прийти ему на помощь, Кларий даже не думал. А потому, заслышав голос Вейланы, ушам своим не поверил.
Снова она рискует собой! А ведь он строго-настрого запретил…
Возмущение оказалось настолько велико, что Кларий сумел открыть глаза. Зрение подводило — взгляд ни за что не мог зацепиться, все расплывалось и тонуло во тьме, но он все же разглядел Вейлану. Пришла… Но зачем? Ведь это опасно!
Беспокойство за нее помогло кое-как сфокусировать взгляд на девушке. Ее хрупкую фигуру окутывало полупрозрачное радужное сияние, колдовской щит, способный уберечь ее от чужих заклинаний. Разглядеть противника ведьмы не удавалось, хотя сквозь шум в ушах он расслышал их короткий разговор. Стало досадно: он попался в ловушку не колдуна даже — колдуньи. И едва ли та хвалится попусту, заявляя, что справиться с ней может только мужчина. А значит, Вейлана в серьезной опасности. Вот только упрямое отравленное тело никак не желает подчиняться, чтобы спасти глупую самоуверенную ведьму.
Но Вейлана держится хорошо. Ей ничуть не страшно, она уверенно ловит заклинания колдуньи, отмахиваясь от них легким движением ладоней. Вейлана словно бы ничуть не боится, храбрая девочка, отважно бросающая вызов злу. И невольно Клария наполняет гордость за нее. А вместе с этим непривычным чувством словно бы пробуждается от паралича и его тело. В какой-то момент Кларий почти уверился, что Вейлана победит.
А затем все изменилось.
На этот раз у него имелось достаточно времени, чтобы увидеть и распознать угрозу. И не нужно быть колдуном, чтобы понять — эти черные змеи-заклятия несут в себе смерть. А он ничего не в силах сделать. Вейлане же не до него, она занята колдовским поединком. Да и не справиться юной ведьме с таким колдовством — противостоять ему могут только мужчины.
Потому что женщины не умеют обращаться с мечом.