Белая ведьма Азеила

— Госпожа Вейлана.

На ее просьбу оставить их с Кларием наедине Трилл отреагировал быстро, а вот Пэн задержался. И, похоже, не только для того, чтобы взять из экипажа все необходимое для завтрака.

— Да, Пэн?

— Вы уверены, что стоит это делать? Вы справились с колдуньей. Может, и с гончими справитесь?

— Нет, — она покачала головой. — Черный колдун для меня слишком силен. Я не справлюсь с его колдовством. Это по силам только ему.

Она кивнула на Клария и улыбнулась печально. Пэн виновато вздохнул и закрыл за собой двери.

Кларий лежал на разложенном кресле и словно бы спал. Вейлана поудобнее расположилась на соседнем и взяла юношу за руку. На миг удивилась, какой изящной оказалась его ладонь, узкая, с длинными гибкими пальцами, словно бы совсем не предназначенная для оружия. Задумчиво девушка погладила огрубевшую от постоянных тренировок кожу на его пальцах и закрыла глаза, сосредоточившись на магии.

Несмотря на обширную теоретическую базу, снимать проклятия ей еще не доводилось. К тому же столь специфических. Но она хорошо представляла, что нужно делать, а потому позволила своей силе окутать тело Клария, вплетаясь в нити проклятия. И последовала туда, куда вели эти нити. Окружающая реальность сошла на нет, сменившись чужим воспоминанием.

Вейлана очутилась в довольно мрачном месте. Полутемный каменный коридор, сырость и холод, мерный звук капель и чадящие редкие факелы — девушка поежилась и огляделась в поисках Клария. Но коридор оставался пуст. Она прислушалась. Где-то вдалеке ей почудились странные звуки, словно кто-то сдерживал рыдания. Вейлана почувствовала себя крайне неуютно, опасаясь увидеть что-то непотребное.

Мало ли в каком воспоминании застрял Кларий, человек, причинивший другим немало зла.

Но все же она заставила себя двигаться на звук. И добралась до двери, запертой на засов. Звуки доносились из-за нее.

Отодвинув засов, Вейлана приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

За дверью обнаружилась совершенно пустая комната — точно такая же сырая, холодная и мрачная, как приведший сюда коридор. Осмелев, девушка зашла внутрь.

Первое впечатление почти не обмануло. Здесь действительно ничего не было, только тонкая подстилка, на которой сидел, вжавшись в стену, маленький мальчик. Лет девяти-десяти, не старше, в каких-то рваных обносках, избитый, весь в синяках и свежих кровоподтеках, он прижимал к груди неестественно вывернутую, явно сломанную руку. Черные, неровно стриженные лохмы, огромные карие глаза и удивительно красивое, несмотря на следы побоев, лицо. Несколько мгновений Вейлана всматривалась в мальчика, и вдруг узнала.

— Кларий?

— Ты кто? — хрипло спросил он, а в следующий момент лицо его исказилось от боли, и мальчик велел: — Убирайся!

Но Вейлана и не подумала уходить. И не потому, что ей нужно вытащить Клария из его воспоминания. Такого неожиданного… Ничто не могло подготовить ее к такому. Она считала, что у Клария не было детства; полагала, что он рос, избалованный донельзя. Но такого даже представить не могла. Избитый покалеченный ребенок, который еще не стал ужасом Азеила. В этот момент сердце Вейланы наполнилось сочувствием к мальчику. И, не думая о том, в кого превратится этот ребенок, она подошла к мальчишке и опустилась перед ним на колени.

— Больно? Покажи, я помогу.

Юный Кларий испуганно вжался в стену еще сильнее, из его горла вырвался всхлип, но глаза оставались сухими. Вейлана потянулась к нему, осторожно коснулась сломанной руки и щедро зачерпнула своей силы, чтобы облегчить его боль. Ребенок ахнул, с изумлением уставившись на свою руку — и неосознанно доверчивым жестом протянул ее девушке. Вейлана, избавив мальчика от боли, вылечила его руку, отмахнувшись от мысли, что находится она всего лишь в чужих воспоминаниях, а силу тратит вполне реальную. Взгляд мальчика, в котором сияла искренняя и горячая благодарность, того стоил.

— Что с тобой случилось? — ласково спросила Вейлана, осторожно погладив мальчика по спутанным волосам.

И он все с тем же инстинктивным доверием потянулся к ней, словно в надежде на новую ласку. В порыве сочувствия Вейлана обняла мальчика, прижала к себе, такого беззащитного, маленького, несчастного — и он прильнул к ней, позволяя долго сдерживаемым слезам пролиться. Сквозь рыдания и всхлипы мальчишка поведал ей свою историю — заброшенного ребенка, не знающего любви и защиты, вынужденного терпеть постоянные побои и унижения, живущего в голоде и холоде. Никто никогда не жалел его — даже отец, у которого он попросил помощи, просто запер его, предоставив самому себе.

Вейлана, слушая его исповедь, сама едва сдерживала слезы. Потому что это — воспоминание Клария. С ним действительно все это происходило — вот только никто не пришел, чтобы облегчить его боль и пожалеть, и в реальности маленький мальчик со сломанной рукой неизвестно сколько времени провел, запертый в этой комнате, так и не получив помощи. Не это ли заставило его озлобиться? Невыплаканные, слезы застыли на его сердце осколками льда, сделав Клария тем, кто он есть — бессердечным чудовищем.

Но, обнимая этого мальчика, хрупкого, худенького, неумело плачущего, спрятавшегося в ее объятиях от слишком жестокого к нему мира, Вейлана и не вспоминала о том, кто он. Что этого мальчика больше нет, он давно вырос, и сам искалечил и убил множество людей, что теперь его имя вызывает только страх. И девушка ласково гладила мальчика по спутанным волосам и худой спине, шепча слова утешения и бессвязные обещания, что все будет хорошо. И юный Кларий постепенно успокоился, его рыдания стихли, дыхание выровнялось, стало спокойным и глубоким. Мальчик заснул, согревшись в ее объятиях, разомлевший от непривычной ласки и чувства безопасности. Завозился в ее руках, устраиваясь поудобнее, а затем вдруг словно потерял вес и плотность — пока не исчез, растворившись вместе со всей этой неприглядной комнатой.

Вейлана закрыла глаза, а когда открыла — обнаружила себя в экипаже, на разложенном кресле. Повернула голову — и встретила мрачный взгляд Клария. Взрослого.

Но что-то в его привычном взгляде изменилось.

10

Услышав от Вейланы ее нелепое обвинение, Кларий высмеял его. Голем? Он-то? Если бы это действительно было так! Насколько проще бы ему жилось, будь он и впрямь всего лишь големом. И все же ее уверенность его задевает. Равно как и предположение, будто рос он избалованным и ни в чем не знающим нужды. О, Кларий многое мог бы рассказать о нищем детстве, но глядя на нее, такую чистую, непорочную, с ее безупречным происхождением, он просто не сумел признаться, кем родился. Пусть думает, что хочет. В любом случае она ему польстит. Разве что, если не перестанет считать его големом.

Кларий и сам не ожидал, что ее мнение может столько для него значить. Он даже махнул рукой на то, что безрассудная девчонка снова ослушалась его, опять обнимая других парней. И злился на нее, сам не зная, за что именно. А хуже всего, что он злился на себя, чего с ним не случалось, пожалуй, никогда.

Крайне недовольный собой и своими попутчиками, Кларий вообще не собирался останавливаться на ночь, но свет в чьем-то окне заставил его передумать. Стыдно это признавать, но в компании белой ведьмы и ее прихвостней он здорово расслабился. Привык регулярно питаться, спокойно спать, не изнурять тело тренировками и чувствовать себя отдохнувшим и полным сил. Даже жажда Вейланы не казалась непереносимой, хотя прежде Кларий не привык в чем-либо себе отказывать. Он чувствовал себя не в бегах, а на каком-то отдыхе, и малодушно решил пользоваться этим нечаянным состоянием, вместо того, чтобы взять себя в руки и ехать дальше.

Но ни дом, ни его хозяйка Кларию не понравились. Мало того, что старуха лгала, она вызывала в нем безотчетную неприязнь. Даже с учетом того, что темный рыцарь в принципе не любил людей. Но к большинству из них все-таки оставался равнодушен, если они не давали ему повод их возненавидеть. Со старухой все иначе, и Кларию не удалось избавиться от этого неприятия. Настолько сильного, что он наотрез отказался принимать пищу в этом доме.