Глазами пришельца

— Представляю, — засмеялась Люба.

— Что вы застряли в прихожей? — голос Людмилы Ивановны заставил парочку вздрогнуть.

— Мы тут обсуждаем, наше свадебное путешествие, — вставая с колен, сказал Родион.

— Мама, Рудик сделал мне предложение! — громко сказала Люба.

— Хорошенькое дело! — вторгся в прихожую Матвей Романович. — А как же учёба?

— Да подожди ты! — остановила супруга Людмила Ивановна. — Ты сама-то, доченька, что думаешь?

— Я согласна, — просто ответила Люба.

Новоселье

Хоть высокие потолки и создавали иллюзию лишнего пространства, но трёхкомнатная квартира на первом этаже разочаровала Любу. Она ожидала больших квадратов от дома сталинской постройки. И всё же это своя квартира! О таком начале семейной жизни можно было только мечтать!

Новоселье решили отметить скромно, в кругу самых близких. Кроме родителей, пригласили только соседку по этажу. Она занимала вторую на лестничной площадке квартиру. Две квартиры на этаж, и такое убожество планировки! Так прямолинейно выразился Матвей Романович, когда установил с зятем морозильную камеру на кухне и внимательно осмотрелся. Соседка — тридцатидвухлетняя Софья — полностью поддержала его.

— Совершенно с вами согласна! — защебетала она, чем вызвала недовольство Людмилы Ивановны. — Но вам ещё повезло. Лет десять назад здесь была коммунальная квартира. Представляете, как в этих комнатках ютились три семьи? Я не представляю.

— У вас тоже такая квартира? — поинтересовался Матвей Романович.

— Кто же мне, матери-одиночке, даст трёхкомнатную? — засмеялась Софья. — У меня однокомнатная. И ту сколько выхаживала! А вот на втором этаже, надо мной, трёхкомнатная.

— Непонятная планировка, — согласился Матвей Романович.

— Что же непонятного? Моя квартира в магазин упирается. Это он у меня две комнаты оттяпал.

— А вы кем работаете? — ненавязчиво отодвинула мужа в сторону от симпатичной соседки Людмила Ивановна.

— Акушеркой в пятом роддоме.

— Так это же у нас, в Зелёной Роще!

— Да. Я и жила раньше там. Насилу вырвалась. Никто со мной меняться не хотел. А у меня была однокомнатная квартира побольше этой. И этажом повыше.

— И почему не жилось? — поинтересовался Матвей Романович.

— Да там же дышать нечем! — всплеснула руками Софья.

— А здесь есть чем? — недовольно поморщился Матвей Романович.

— И здесь нечем, — согласилась Софья. — Но здесь не такая вредность, как в Зелёной Роще.

— Я там двадцать лет прожил — и ничего.

— И я десять жила. Пока не поняла, что надо уносить ноги.

Беседа продолжалась за столом, который накрыли в зале, так как кухня всех вместить не могла.

— Можете со мной даже не спорить! — надрывалась захмелевшая соседка. — Я вам на примере роддома доказать могу! Рождаются сплошь олигофрены и дебилы. Сначала всё сваливали на тяжёлую наследственность. Мол, население нашего района, согласно отчётности, давно превратилось в отъявленных алкоголиков. Но когда процент рождения детей с умственными отклонениями перешагнул восьмидесятипроцентный рубеж, причину отклонения указывать перестали. Всё пустили на самотёк. Человечество вырождается в жалких придурков, но никому до этого дела нет! А попробуй правду скажи, так тебя сразу и заткнут. Потому, что такая правда бросает тень на весь наш строй!

— Я с вами не согласен! — горячился тесть. — Всё это пустое, поверьте. Ну, как можно определить: умный ребёнок родился или нет? У него в голове вместо мозгов ещё каша, а его сразу в шизофреники! Эдак мы всех можем в дураки прописать. Медицина страхуется. Ей же только и остаётся, что страховаться. Чтобы потом не упрекали. Чтоб можно было в случае чего оправдаться: «А мы же предупреждали!» Одни разговоры. Лечить-то совсем разучились. Я, чтобы зубы вставить, три месяца в поликлинику ходил. Зубы-то сразу выдернули. На это они мастаки! А потом началось: снимки, слепки, то материала нет, то у врача золотуха. Три месяца беззубый ходил! Чуть с голоду не помер. А вон в Швейцарии, на чемпионате мира, нашему хоккеисту два зуба клюшкой выбили. Так швейцарский дантист за три часа новые вставил, крепче старых. Представляете: три часа и три месяца! Во, как наша медицина отстала!

— Кончай митинговать! — дёрнула за рукав мужа Людмила Ивановна.

— Но так же нельзя! — начал оправдываться Матвей Романович. — Это что же получается: если на все эти проценты смотреть, то и рожать не надо? Занятненький вывод!

— Давайте выпьем за молодых! — старший Родионов таким образом решил прекратить спор. — Чтобы всё у них было хорошо в этом доме. Я очень рад за вас. Хорошее начало жизни. Есть где уединиться, где детей воспитывать.

— Мы вот с Людмилой пять лет в очереди на квартиру стояли, — вновь загремел голос тестя. — А некоторые по двадцать стоят и достояться не могут. Хотелось бы познакомиться с твоим дядей!

— Его в другой город переводят. Дела сдаёт, — извинился за отсутствие влиятельного родственника Родион.

— Жаль. Но ничего. Так вот с этой точки зрения я преклоняюсь перед тобой, Родион. Хотя поначалу, признаться, не верил в тебя. Осуждал твой стиль жизни и выбор профессии. Жалел, что у такого отца — ветерана нашего завода! — сын пошёл иным путём. Впрочем, дочь наша тоже не захотела идти по моим стопам. Династии не получилось. Но внук будет давать Родине крылатый металл! Это я беру на себя!

— Да угомонись ты! — тихо ущипнула мужа Людмила Ивановна.

— Я дело говорю, — обиделся Матвей Романович. — И внуков хочу! Чем больше, тем лучше. И не слушай никого, дочка! Рожай! Всё будет хорошо. Человек на Земле как кролик в Австралии. Его никакими ядами и химикатами не сковырнёшь! Мы уже адаптировались. Это для приезжих воздух вредный, а для коренных красноярцев — безопасный.

— У нас недавно мужчина себя цепью к проходной приковал, — вздохнул свекор. — Плакат на шею повесил: мол, работники завода — убийцы.

— Ну, и чего он добился? — сразу подхватил Матвей Романович. — Тоже мне страдалец! Он хоть одного человека накормил? А завод тысячи кормит. Вот взять меня. Пришёл после армии парнишкой, без рубля в кармане. А сейчас? Квартира, дача. Очередь на машину подходит. Как ветерану морозилку дали. А жене на днях стиральную машину выделят. Всё молодым отдадим! Пусть пользуются. Для детей ничего не жалко!

— Да заткнёшься ты, наконец! — не выдержала Людмила Ивановна.

— Я же общаюсь, поддерживаю разговор, — миролюбиво снизил тон Матвей Романович. — Поясняю людям, откуда у меня всё это. От завода. А то заладили: вредность, задыхаемся! Да где сейчас чистый воздух найдёшь? Разве что в таёжной глубинке. А помнишь, лет пять назад моему напарнику Федьке Косенкову врачи посоветовали климат переменить? Он как раз перед этим очередную медицинскую комиссию проходил. За всю мою бытность впервые эта комиссия что-то обнаружила. Пять лет прошло, а Федька наш жив здоров. Только облысел слегка. Так это армия виновата. Он там на радиолокационной станции служил. И его, не спрашивая, облучили. Я эту историю к чему рассказал: нельзя природу необдуманно коверкать. Мы уже своё отстрадали, к вредности привыкая. Теперь нас призывают назад, к чистому воздуху. А может, нельзя назад-то? Может, для нас свежий воздух так же вреден, как был вреден когда-то загрязнённый?

— Скажи лучше отчего ты облысел? — с иронией спросила Людмила Ивановна.

— От возраста, — насупился супруг.

После очередной стопки его понесло в сторону международной политики. Но к тому времени за столом стало шумно и весело. Говорили все. Слушать не хотелось никому. И лишь поздний час разогнал гостей по домам.

— Знаешь, твой отец меня сегодня утомил, — признался Родион, помогая жене носить грязную посуду на кухню.

— Он и трезвый выступать любит, а если выпьет, то не остановить, — рассмеялась Люба. — Только тему дай. Сразу лекцию прочтёт.

— А у меня родители на гулянках молчаливые. Мама, правда, петь любит. Но сегодня грустила что-то.