Глазами пришельца

— Знаю я этот метод, — пренебрежительно заявила Валентина Семёновна. — У меня соседка по нему худеет. Тощая, как смерть, а всё продолжает вес терять. Однажды к ней зашла, боже мой! Платок у носа весь в крови! Заволновалась, говорю, давай «скорую» вызовем? А у неё, оказывается, саногенез. Организм таким образом очищается. И скажите, зачем так изводить себя? У нас, в Красноярске, и так воздуха не хватает, а тут ещё кровью истекать. Нет уж, увольте!

— Ради здоровья человек идёт на любые жертвы, — сказал Рад, закончивший разгадывать кроссворд.

— Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким умрёт! — пропела Марина.

— Как у Петросяна: Курение — это медленная смерть! А мы и не торопимся! — Виктор Антонович довольно точно скопировал голос эстрадного артиста. Женщины дружно захихикали.

— Да, молодёжи свойственно отрицать образ жизни родителей, — вновь вернулся к первоначальной теме разговора Виктор Антонович. — Они думают, что создают что-то своё, новое. А на самом деле повторяют наш путь. Но осознание этого приходит только с возрастом. Ведь не все кривляются на танцах. Есть молодые люди, которые и современные танцы танцуют красиво, со вкусом. Жаль, вальс уходит в прошлое. Я в годы моей молодости не раз брал призы за лучшее исполнение вальса. Партнёрши хорошие попадались. Прямо летали по танцплощадке. Вот вы, Родион, умеете танцевать вальс?

— Умею, — Рад улыбнулся. — Научился перед самым Новым годом.

— Это где же? — удивилась Марина.

— А я вальсирую с двенадцати лет! — не дал ответить Виктор Антонович. — Занимался бальными танцами в Доме пионеров.

— А песни какие сейчас поют? — надоело только слушать Валентине Семёновне. — Ужас! Луи-луи поцелуи — я отлично загораю!

— Это неправильно перевели! — засмеялась Марина.

— Ну, хорошо, а про миллион роз Пугачёвой? Песня хорошая, не спорю, но чему она нас учит? Ведь всё продал художник. Остался, как говорится, без кола, без двора.

— Романтике она нас учит! — продолжала излучать веселье Марина.

— Какой романтике? — осуждающе посмотрела на молодую девушку Валентина Семёновна. — Если бы они поженились, другое дело. А кому он теперь нужен без всего, с одной романтикой?

— Веселимся? — в отдел стремительно вошёл Валерий Викторович. — А плакать надо. Только что с планёрного заседания. Во втором квартале решено наш отдел сократить. Вот такие дела. Добегались по магазинам в рабочее время!

И хлопнул дверью кабинета. В отделе установилась непривычная тишина.

— Как быстро перестройка до нас докатилась, — наконец, произнесла Марина. — Я думала, что, как всегда, формализм один.

— Перестройка тут ни при чём, — поучительно помахал пальчиком Виктор Антонович. — Это же плановое сокращение. Каждый год кого-нибудь сокращают. Жаль, что выбор на наш отдел пал.

— И что теперь будет? — поинтересовался Рад.

— Ничего особенного, — пожал плечами Виктор Антонович. — Без работы, как говорится, не умрём. При социализме всё-таки живём. Имеем гарантированное право на труд. Отдел сократят, а нас по другим отделам рассадят.

— А говорят, скоро при капитализме жить будем, — не унималась Марина.

— Это когда будет, милочка, — усмехнулась Валентина Семёновна. — Ты на пенсию успеешь уйти.

— А если не успею? — возразила Марина. — Малый бизнес, как развивается! Прямо гигантскими шагами. Год назад джинсы только на барахолке достать можно было, и втридорога. А сейчас возле ЦУМа — всех фирм и размеров.

— Разве это джинсы? — с видом знатока прокомментировала Валентина Семёновна. — Одни этикетки импортные, а всё остальное наше, самопальное. Я тут было разбежалась, своему сыну купила. Дома присмотрелась: в Казани джинсы шили. Хоть бы следов подлога не оставляли!

— А вы, Валентина Семёновна, не присматривайтесь, — засмеялась Марина. — Пусть носит. На улице от настоящих не отличишь.

— Да, торговля оживилась, — вздохнула Валентина Семёновна. — На каждом углу торгуют. Даже не знаю, радоваться этому или нет?

— Что, если и мне пойти торговать? — весело сказала Марина. — Пока без работы не оставили?

— Когда ещё оставят, — неопределённо ответила Валентина Семёновна.

— А вдруг потом поздно будет? — на мгновение задумалась Марина. — Все места займут. Я думаю, повезёт только первым. Остальные могут запросто на улице оказаться без средств к существованию.

— Наша партия никого на улице не оставит, — поднял руку вверх Виктор Антонович. — Я лично шефство над тобой возьму.

— Как бы вам не надорваться, Виктор Антонович, — ехидно заметила Марина и вызывающе рассмеялась.

— А давай попробуем, порепетируем? — загорячился Виктор Антонович.

— Только не на рабочем месте! — захихикала Валентина Семёновна.

— Наша партия только репетировать и может, — вызывающе заявила Марина. — Дорепетировалась! На сахар талоны вводить собираются! Да он всегда в магазинах свободно лежал. Бери — не хочу!

— Ну, это вы зря, Мариночка, — начал защищать партию Виктор Антонович. — Она мудро поступает. В критические для родины дни проявляет заботу о каждом человеке. Чтобы ни один гражданин не остался без сахара и мыла. Кстати, о мыле. Со мной позавчера интересная история произошла. Вы же знаете, сердце у меня доброе, характер мягкий. Никому отказать не могу. Часов в семь вечера звонок в дверь. Открываю. Стоит цыганка с грудным младенцем. «Посмотри на моего ребёнка!», говорит. Смотрю. Вижу у него всё лицо не то кремом сапожным, не то дёгтем намазано. А цыганка продолжает обстановку нагнетать. Свободной рукой меня за рубашку хватает. «Не оставь в беде! — голосит. — Зараза на него напала!» Я так осторожно намекаю, мол, что же ты его по квартирам таскаешь, инфекцию распространяешь? Не лучше ли к врачам обратиться? Она не слушает, свою линию гнёт. «Дай, — говорит — Денег на молоко! Не для себя, для ребёнка. Совсем худая жизнь!» И дальше в таком же духе. И чадо своё или нарочно, или от излишнего волнения, так прижимает, что он громче мамаши орёт.

— У этих цыган, дети здоровее нас с вами, — вклинилась в рассказ Валентина Семёновна. — Они с детства такую закалку проходят, что их никакая зараза потом не берёт. Наши в таких условиях давно бы вымерли. Не приведи, конечно, господь. А им всё нипочём. Размножаются, как кролики! На улицах проходу не дают!

— Вот и я подумал, что больной ребёнок так кричать не может! — вскинул вверх правую руку Виктор Антонович. — Но не будешь же с ней спорить. Сейчас милосердие в моде. Чем, думаю, помочь несчастной? Деньгами не могу. Накануне удачную покупку сделал. В комиссионном отделе собрание сочинений Конан Дойля купил. В отличном состоянии!

— Скучная старость вам не грозит! — подтрунила Марина.

— Так что до получки рубль с мелочью всего остался, — Виктор Антонович пропустил замечание девушки. — И из продуктов в готовом виде только хлеб. Тут вспомнил, что с неделю назад по случаю достал десять брусков хозяйственного мыла. И от чистого сердца один брусочек пожертвовал цыганке. Как она заголосила! «Да разве можно таким мылом ребёнка мыть?!» Терпеливо объясняю, что такую мазуту только этим мылом и отмоешь. И тут она предлагает мне купить талоны на вино. Сколько талонов, спрашиваю? Сколько хочешь, столько и будет, отвечает. И цену называет приемлемую. Представляете? Это меня так возмутило! Ведь из-за таких липовых талонов люди настоящие талоны отоварить не могут! Указал цыганке на дверь. Так она меня с лестничной площадки как начала поливать всякими ругательными словами. А рукой, в которой кусок мыла зажат, так и машет, так и машет. Ну, думаю, сейчас бросит! Ловить приготовился. Не бросила!

— Да, не повезло вам, Виктор Антонович, — развеселилась Валентина Семёновна.

— Не то слово! Но это ещё не конец истории! Закрыл дверь и тут обратил внимание, что пальто на вешалке не так висит, как я обычно вешаю. Проверил карманы. Так и есть! Мелочи как не бывало! Хорошо, рубль в другом месте лежал. Вот и делай после этого добро людям.

— Вы нас совсем заговорили, Виктор Антонович! — спохватилась Валентина Семёновна. — Время — без пяти двенадцать! На обед пора!