Глазами пришельца

— Вас много?

— В каком смысле?

— Вы говорите во множественном числе.

— Да, меня много. Один Солт сидит сейчас с тобой, а множество других делают своё дело в других мирах. Для вас я — это мы. А для меня я — это я.

— Запутанно.

— И весьма. Я напоминаю котёнка, играющего с клубком ниток. Чем больше его трогаю, тем больше образуется узелков. И распутывать их становится всё труднее и труднее.

— А много таких миров, как мой?

— Немало. Людвиг метко назвал их мирами Гиен. Совершенное женское общество. Грязное по своей сути. Когда женщина начинает заниматься политикой, у неё многое получается. Она даже иногда правильно переделывает мир. Но она убивает семью. И если работающая женщина ещё находит в себе силы, кроме основной работы, управляться по дому, воспитывать детей, то у женщины-политика на это времени не остаётся. Получается деловой монстр. В мире Львов женщин называют слабым полом. Но слабостей у женщин на самом деле намного меньше, чем у мужчин. Они безжалостнее, коварнее и упорнее в достижении своих целей. И созданное ими общество не терпит неповиновения и вольнодумия.

— Значит, мне не повезло, что я родился в мире Гиен?

— Везение — понятие относительное. С рождением тебе не повезло, но зато сейчас ты здесь. Не это ли счастье, пожить в мире, свободном от раболепия перед женщинами?

— Наверное, вы правы. Но тогда я горю нетерпением окунуться в новый для себя мир. Где ваша фабрика по производству биоскафандров?

— Спешить незачем.

— Но за мной могут прилететь в любую минуту. Или вы защитите меня от моих сопланетников?

— Никто за тобой не прилетит.

— Но они уже прилетали! — возразил Рад. — Их корабль семь дней назад видели жители, приютившие меня!

— Для человечества время необратимо, — пояснил Солт. — Вы не можете проникнуть в прошлое или заглянуть в будущее. И скольжение по другим мирам для вас происходит синхронно. Корабль, посланный за тобой, не может прилететь сюда раньше твоего появления здесь. А если учитывать разницу в течении времени, то помощь надо посылать практически сразу. А в твоём мире уже прошло больше месяца. Что касается корабля, который видели дачники, то это были разведчики, которые уточняли координаты вашего неудавшегося эксперимента.

— Почему же, зная даже координаты, помощь не послали? — удивился Рад.

— Скажи спасибо Людвигу. Настоящему Людвигу. Он сказал, что ты специально спрыгнул с диска. А искать беглеца в чужом мире весьма обременительно. Если не безнадёжно.

— Но вы только что сказали, что меня можно обнаружить.

— Можно. Если ты будешь стоять, или находиться в доступном радиусе действия корабельных локаторов. И, что самое главное, ждать помощи. Если же захочешь спрятаться, спустишься в какую-нибудь пещеру, или нырнёшь в морские глубины, то с орбиты поиск не даст результатов. Вспомни свои археологические экспедиции. Именно тогда контроль за тобой прекращался. А в этой комнате тебе нечего опасаться. Мы висим между мирами.

— Значит, если бы не Людвиг, я сейчас, возможно, получал награду, как Герой? — сказал Рад и печально улыбнулся. — Как он мечтал шагнуть с диска! А я панически этого боялся. И оставаться в чужом мире не хотел, пока не встретился с семьёй дачников. На моём месте должен быть Людвиг.

— Своей неправдой он на несколько лет закрыл всем мужчинам путь к участию в дальнейших экспериментах, пока Примадонны не проверили на надёжность все датчики движения и не разработали новую программу, получившую название «Нерешительность». Она заключается в том, что, оказавшись на диске, мужчины не могли принять практически ни одного самостоятельного решения.

— Откуда вам это известно, если в моём мире прошёл всего месяц?

— Это событие уже имело место в другом альтернативном мире. И не в одном. Ты не первый, кого мне приходится адаптировать к местным условиям.

— Значит, вам известно моё будущее?

— В какой-то мере да. Но, для разнообразия, я каждый раз изменяю твою судьбу.

— И что вы приготовили мне на этот раз?

— Пока не придумал. Время покажет, — Солт посмотрел в окно, за которым дремал сумрачный мир. — Начнём обучение?

— Прямо сейчас? — удивился Рад. — Но если опасаться нечего, то куда торопиться? Дождёмся следующего дня.

— А зачем ждать? Отдых нам не требуется, — спокойно сказал Солт. — Выберем тебе биоскафандр и подключим к энергии планеты. Это потом, когда ты начнёшь жить автономно, тебе потребуется и пища, и сон.

— А как насчёт надвигающейся ночи?

— Здесь вечные сумерки. А Земля, как известно, — круглая. И солнце всегда освещает одну из её сторон.

Конец дачной истории

Анна Юрьевна ехала в полупустой электричке. Багровый закат не давал почернеть пейзажу за окном. Но ночь затаилась где-то неподалёку, ожидая, когда солнечный свет окончательно спрячется за горизонт, чтобы накинуть чёрное одеяло на дачные посёлки, бесконечной чередой тянущиеся вдоль железной дороги. Иногда электричка врезалась в тени близких холмов, и тогда пространство сужалось до освещённого слабым электрическим светом вагона. Но тень кончалась, и вновь за стеклом проступали в серых сумерках придорожные деревья, мигали огоньками дачи, радуясь приезду своих хозяев. Суббота наполняла жизнью эти места. И жизнь бурлила до последней электрички, увозящей поздним воскресным вечером утомлённых, но довольных дачников.

Сегодня Анна Юрьевна дежурила в больнице, поэтому утренние электрички, переполненные народом, ушли без неё. Душою Анна Юрьевна весь день стремилась к дочери, которая добровольно заточила себя на даче. Каждый вечер после работы приезжала к ней, чтобы утром рано уехать обратно. Такой ритм жизни утомлял, но как же иначе? Анна Юрьевна, вылечившая многих людей, не могла вернуть здоровье своей дочери. И это угнетало. Пять лет понадобилось, чтобы окончательно убедиться в бессилии медицины. И теперь она могла дать дочери только материнское тепло и ласку.

По радио объявили нужную остановку. Анна Юрьевна направилась к выходу. Догадается ли Виталий встретить? Завтра день рождения Тани. Подарок — кассетный магнитофон — отец уже, наверное, не вытерпев, подарил дочери, а вот о спелой дыне, любимом лакомстве Танечки, никто не догадывается. Её только вчера привёз коллега из далёкого Самарканда. Это будет сюрприз от мамы. Вот только сюрприз тяжёлый. Вместе с другими продуктами сумки оттягивают руки.

Заскрипели тормоза, и двери электрички разъехались в стороны. Анна Юрьевна поспешно сошла на освещённый одиноким фонарём перрон. Теперь надо подождать, когда электропоезд уедет дальше, и перейти по железнодорожным путям на другую сторону, где расположился родной дачный посёлок. Хвост электрички промелькнул перед глазами, открывая соседний перрон, тоже не избалованный освещением. Как непривычно видеть его абсолютно пустым. Разве что в глубине, за перилами, стоит влюблённая парочка. Оглянувшись по сторонам, Анна Юрьевна пересекла пути и поставила сумки на землю. Нелегко дастся подъём к даче, пусть и по пологому склону. Но зато как обрадуется дочка при виде дыни! Её радость главнее натруженных рук. Вот сейчас пройдут мимо влюблённые, и в путь. Что-то уж больно старый кавалер у совсем юной девушки. Анна Юрьевна тяжело вздохнула. Порхают девочки, а её кровинка согнулась на один бок и теперь уже никогда не разогнётся. Без очков женщина не могла внимательнее разглядеть странную пару. Да и, чтобы не смущать влюблённых, отвернулась. И вдруг!

— Мама!

Анна Юрьевна порывисто оглянулась на голос дочери. Этого не может быть! Таня шла к ней, протянув руки. Шла, слегка прихрамывая, но без такого привычного костыля. А сзади улыбался Виталик.

— Мама! — и слёзы хлынули из глаз и мамы, и дочери.

— Как же так? — растерянно всхлипывала Анна Юрьевна. — Танечка, родная моя. Ты ходишь? Ты выпрямилась, голубка моя ненаглядная?!

А Виталий Степанович уже подхватил сумки:

— Ну, всё, прорвалась плотина. Сейчас уплывём неизвестно куда. Пошли домой! Не здесь же всё рассказывать.