Кементарийская орбита

Пригибаясь под ветром от лопастей, мы выпрыгнули из машины и принялись разгружать грузовое отделение. Основную часть работы взял на себя мул, но и нам с Алекславом пришлось перетаскать немалое количество грузов.

Наконец рядом с местом посадки скопилась впечатляющая гора из котелков, палатки, корпусов дронов, рюкзаков и разномастного оборудования. Убедившись в надежности уступа под нами, мы закрепили кольцевик отделяемыми тросами и перевели его в режим ожидания команд через ретрансляционный спутник.

Я огляделся.

Часовой полет на кольцевике словно перенес нас на другую планету. Подождите, вот черт… На еще одну другую планету.

Не было уже ставших привычными зарослей псевдовельвичии и зеленых волн нековыля. Не было пушистых лап хвойников и качающихся свечек фолиокардусов. Свистел ветер, далеко внизу шумел поток, прыгая по камням.

Склон горы высился над нами, исчерченный выгнутыми полосами, будто разрубающими камень, где-то вдоль, где-то поперек. Камни густо оплетали длинные темно-зеленые стебли, цепляющиеся за малейший уступ или трещину, ветвящиеся, выпускающие длинные усы. Казалось, слоисто-полосатый рисунок камней отпечатался и на этих раскидистых лианах – вдоль стеблей тянулись тонкие рубчатые линии. Каждый стебель, кроме молодых усов, делился вздутиями мутовок на короткие междоузлия. Из мутовок пробивались розетки узких, но длинных листьев, прильнувших к камням. Листья большей частью уже завяли, а когда я прикоснулся к ним – легко оторвались от стебля.

Из-за границы уступа поднималась купа… назвать эти растения деревьями я не мог. Внешне они походили на оплетающие склон лианоподобные побеги – такие же членистые и ребристые, похожие на цепочки из тонких бочонков, такие же розетки из листьев-ланцетов. Но кора их была потемневшей, явно жесткой, и продольные линии на ней выступали ребрами. У вершины стволиков торчали пучки увядших шишечек-спорангиев.

Алекслав, присев на корточки, пристально рассматривал отделившиеся, по-видимому, от склона обломки скал. Я извлек нож, попытался срезать несколько «лиан» Ривлеру в коллекцию. Легированная сталь справилась с неожиданно прочными стеблями не с первой попытки.

– Что скажете? – поинтересовался Алекслав.

– Стебли с трудом поддаются, – проговорил я. – Мне кажется, это какой-то аналог хвощевых. Могут пригодиться для изготовления веревок.

– Любопытно, есть ли здесь животные, которые ими питаются, – геолог с трудом оборвал один из побегов. – Нужны стальные зубы, чтобы перетереть эти стебли.

– Адаптация к порывам ветра? – я поплотнее запахнул куртку. Ветер и правда налетал с такой силой, что норовил сбросить с обрыва. – А по вашей части, Алекслав, есть интересные результаты?

– Мы десять минут как высадились, – усмехнулся старый антаркт. – Подождите хотя бы сутки, прежде чем рапортовать Синишу об успехах миссии.

Мы принялись разбирать выгруженное. Когда мы загрузили мула по полной, бедный бот почти скрылся под нависшими с обоих его боков тюками. Но и на нашу долю пришлось по тридцатикилограммовому рюкзаку.

Алекслав распаковал рацию и отчитался о состоявшейся высадке. Запас ретрансляторов «Семени» был ограничен, и покрытие связью нашего района оставляло желать лучшего. Именно поэтому мы и захватили с собой коротковолновый приемопередатчик с выдвижной антенной. Ширина канала была отвратительной, позволяя задействовать только аудиотекстовый поток, но для связи с катером ее вполне хватало.

Я разложил летуна. Мы водрузили зловещего вида прибор, мне напоминающий военный слепящий лазер, Алекславом же названный импульсным тахеометром, на треногу. Геолог сопряг устройство с айдимом и принялся набивать какие-то команды. Установка тихо загудела, вращаясь в разные стороны и посверкивая лазерным зайчиком. Минут через пять Алекслав тихо ругнулся, досопряг в сеть летуна и запустил его в воздух.

Я терпеливо ждал. Прибор гудел, летун описывал круги в вышине, Алекслав работал. Довольно скоро он отключил сеть, пружинисто поднялся на ноги, распаковал свою установку и жестом предложил мне погрузить ее на мула. Бот перенес увеличение веса стойко – в конце концов, он был рассчитан на два центнера штатной нагрузки. Летун остался жужжать в вышине, хоть и снизил высоту.

– В добрый путь, – произнес Алекслав. – Димер, мы спустимся в ущелье по правому краю склона и двинемся берегом к высотке на четыре часа, – движением руки он переслал мне карту с проложенным маршрутом. – Летун пойдет перед нами в двадцати метрах, бот в хвосте, вы в центре.

Мне подумалось, что разумнее было бы пустить машину вперед, но я воздержался от непрошеных советов. Опыт походов у Алекслава всяко был побольше моего.

Как показала практика, Алекслав слов на ветер не бросал. Мул нес на себе большую часть нашей поклажи, и его утрата заставила бы нас свернуть экспедицию в самом начале. Да и проходимость бота груз не улучшил. Алекслав же находил дорогу не хуже, а то и лучше прошитого под альпинистские маршруты мула, безошибочно угадывая качающиеся под ногами камни и шаткие осыпи.

Связавшись тросами, мы спустились по северо-кей-западной стороне уступа, где рухнувшие пласты образовали каменную лестницу, ведущую к реке. Вскоре шум потока усилился, и между упавшими глыбами мы увидели белое кипение Кей-западной, зажатой в узкой каменной теснине.

Петляя между камнями, кое-где влажными от брызг, мы зашагали вверх по горному склону. Вокруг поднимались красноватые слоистые склоны. Поднимающееся вверх солнце не проникало на дно ущелья, и я порадовался тому, что на мне куртка с подогревом.

Периодически Алекслав отходил в сторону, и, вооружившись геологическим молотком, откалывал небольшие кусочки камня. Изучал их, хмыкал и убирал в кармашки пояса.

Растительность здесь почти не росла, лишь свисали со скал, не доходя до дна, плети лианохвощей. Тем не менее, нельзя было сказать, что здесь не водится ничего живого – кружились над водой и ползали по мокрому камню крохотные насекомые, в дальней части ущелья блестели алой шерстью мечущиеся над бурунами краснокрылки.

Несмотря на возраст, Алекслав задал хороший темп. Пружинистой походкой пожилой разведчик отмерял километр за километром, не обращая внимания на скользкую из-за влаги поверхность скал и отколовшиеся от стен ущелья глыбы, многие из которых приходилось обходить, через иные – перебираться.

Впрочем, я не отставал. Нас неплохо поднатаскали перед атакамской вылазкой, обучив сохранять в маршбросках дыхание и грамотно распределять груз в рюкзаках. Мы поднимались все выше и выше, несколько раз мне пришлось сглотнуть, когда уши начало закладывать перепадом давления.

Мы отмахали километров семь от точки высадки, когда Алекслав остановился. Мы шли по отлого спускающейся к воде каменной осыпи, и я внимательно следил, куда ставлю ногу – не хватало еще принять на пронизывающем ветру ледяную ванну.

Вначале я подумал, что Алекслав собрался сделать привал и пообедать – время уверенно близилось к середине дня. Однако геолог подозвал мула и снял с его платформы самый объемистый предмет нашего багажа – массивную установку, смахивающую на плод беззаконной любви ядерного реактора и кофемолки. Водрузив ее на более-менее ровный участок, он принялся складывать в самое прозаическое ведерко мелкие камушки.

– Димер, – обратился он ко мне, ненадолго отвлекшись от процесса. – Если вас не затруднит, спуститесь к воде и возьмите образцы с речного дна, – геолог протянул мне второе ведерко.

– Как далеко от берега? – я смерил взглядом бурный поток.

– Метра вполне хватит.

Ледяные струи закружились вокруг моих сапог. Даже сквозь водонепроницаемую и теплоизолирующую ткань я ощутил холод бегущей с горных вершин реки. Поежившись, я прощупал перед собой дно, сделал два осторожных шага. Вода почти дошла до плотно прихватившихся к штанам голенищ, ударила под ноги, словно желая выбить из-под них опору. Я закатал рукава и, стиснув зубы, погрузил руки в обжегший холодом поток.