Кементарийская орбита

Салон тандема был еще теснее, чем во время предыдущего полета – без украшательств в виде активных поверхностей, весь забитый креслами, лишь на подголовниках располагались скромные видеопанели. Мы ожидали еще минут двадцать, пока спейсеры завершали погрузку, сверяли комплектность груза и готовили тандем к запуску, перезаряжая аккумы, заливая сжиженные газы и меняя пенонапряженные баки (к слову сказать, именно для «Семени» была окончательно доведена до ума технология, сделавшая дробнокомпоненты и ПНБ из нестабильной взрывчатки высокоэффективным топливом. И обещавшая окончательно отправить углеводородную энергетику туда же, куда в далеком прошлом сгинула атомная). Затем по бортовой сети прошла команда пристегнуться, снаружи загудели буксиры, перемещая корабль на ВПП.

Отрыв от палубы, набор высоты и разгон прошли довольно буднично. Погода стояла великолепная, даже в видеопанели был виден раскинувшийся под нами простор. Кто-то всматривался в него, словно прощаясь с Землей, кто-то даже дремал в креслах.

Небо потемнело. Началась стандартная акробатика – секундная невесомость, когда тандем расстыковался и орбитальный челнок пошел вниз, затем включение ракетного двигателя и перегрузка. На сей раз она была не настолько жесткой, видимо, при первом полете спейсеры и правда гоняли нас по полной.

– Пять минут до контакта с НОРМ. Выполняется ориентация корабля, – сообщила АС почти сразу после расстыковки. Небо закружилось вокруг. Двигатели отключились, наши тела вновь утратили вес.

Я покосился на видеопанель. Безрезультатно – разгонник нагонял нас с кормы, а «кракен» не имел интерфейса управления обзором панелей. Тогда я просто расслабился, откинулся на кресло и принялся следить за таймером.

Если я хоть что-то понимал в орбитальной механике, рывок при подхвате должен быть самым сильным за все время путешествия. Ланцея вложила ладонь в мою руку, я бережно пожал ее.

Минута. Тридцать секунд. Десять, девять, восемь, семь… три, две, одна…

– Ауфф! – вырвалось у меня, когда невидимый пинок обрушился на «кракен». И на мою спину. Воздух выбило из легких, а перед глазами замелькали черные точки. Ребра жалобно затрещали. Меня вдавило в кресло и безжалостно распластало по его спинке.

На центрифуге нас подвергали перегрузкам, но эта явно была посильней. Ланцея и Крапивник тоже ахнули от неожиданности, кто-то выругался, кто-то застонал.

Однако перегрузка снизилась до неощутимой почти сразу. Разрешения отстегнуть ремни, тем не менее, пилот не дал – да мы и не рвались особо. НОРМ располагался двигателем соосно челноку, и вектор тяги проходил соответственно параллельно полу. Какой бы малой ни была тяжесть – не с нашим опытом было карабкаться по проложенным вдоль пола ступеням.

Время снова замедлило свой бег. Вокруг сияли бесчисленные звезды, под нами незаметно для глаза ускоряла вращение и отдалялась Земля. Вернее, над нами – челнок развернулся дном вверх. Двигатели снова отключились.

– Спейсеры в такой ситуации, впрочем, говорят «держим планету по собственному зениту», – поправил я Ланцею. – А верх в космическом корабле – это направление, откуда направлена тяга.

– Очевидно, – выдохнула она. – Еще надолго это развлечение?

– Около месяца, – сообщил я. – Ты не смотрела план полета? Это нас доставляют в ускоренном темпе. Грузовые корабли получают пинок от разгонника, стыкуются к станциям, оттуда трюмные модули буксируют к трансорбитальнику, а он – к запускающему капсулы Лагранжу. А нас трансорбитальник подхватит напрямую и пойдет к Лагранжу на форсаже.

– Боже, – пробормотала Ленка. – От этих рывков у меня начинается морская болезнь.

– Попробуй помотать ногами или погрызи зубочистку, – посоветовал ей Нидлер. – Помню, как-то во время рейса из Фриско на Гавайи нас накрыло штормом. Качка была – не чета нынешней.

– Дождись, пока мы не сблизимся с кораблем, – предупредил его Лазарев. – Трясти будет слабее, но куда как чаще.

– Ох, – Ленка нервно проверила, легко ли извлекается гигиенический пакет. Особо пакостным было то, что нам не могли ввести противокинетозные агенты – слишком плохо ложились они на криоконсервационные.

Мы ждали, любуясь видами Земли. Под нами показалась Южная Америка. Эквадорские высокогорья затянуло облаками, и рассмотреть Взлетный не удалось, зато мы успели увидеть, как вырывается из них синяя искорка взлетающей ракеты и начинает изгибать курс параллельно нашему. Должно быть, будь АС служебного транспортного тандема совершенней – мы бы могли вывести на обзор и плывущие вокруг спутники, но с нашей подготовкой их было можно отличить от обычных звездочек только по характеру движения.

Наконец на краю видеопанели я заметил наплывающую из пустоты блестящую точку. Синт подтвердил мое предположение, затребовав готовность к ориентационным маневрам. Ланцея прикрыла глаза. Я, наоборот, принялся наблюдать, как Земля описывает вокруг нас круг, а из пустоты наплывает длинная стрела – с «наконечником» ЭРД на одном конце, длинными лепестками радиаторов – посредине, оперением солнечных панелей, лап маневровых и грузопассажирских модулей – на другом.

Последовала стыковка. Ленка позеленела. Перегрузки были незначительными по силе – и ежесекундно менялись по направлению чуть ли не во все стороны. Наконец, громада модуля надвинулась на наш корабль, и видеопанели отключились. Загрохотали, соединяясь, стыковочные узлы. Красный сигнал над шлюзом сменился желтым.

– Стыковка произведена, – сообщил пилот, не синт, судя по скуке в голосе. – Отстегните ремни и приготовьтесь к переходу на борт ТОК-31.

По очереди группа двинулась сквозь довольно тесный – на двоих максимум – переходник. Створка люка скользнула в сторону, и я увидел место, которому предстояло стать нашим жилищем и карантинной станцией на ближайшие двадцать восемь дней.

Грузопассажирский отсек был очень тесным, слабо освещенным и изобиловал мигающими огоньками и приборными панелями – как и большинство помещений на космических объектах. Между двумя рядами спальных панелей шел узкий проход, в дальнем его конце виднелись несколько люков. Еще один располагался сбоку от шлюза, напротив той стороны прохода, которая была помечена большими буквами «FLOOR».

– Добро пожаловать, – произнес висевший в проходе спейсер. – Ник Керн, ОрбМед.

– Владимир Лазарев, Кементари, – поклон в невесомости вышел довольно забавным зрелищем. – Шесть-Агро прибыла для транспортировки к «Семени».

– Располагайтесь по айдимам, – Керн махнул рукой в сторону коридора. – Санблок и пищеблок в том конце, медицинский контроль выведен в капсулы. Бортовой распорядок и правила ТБ уже на ваших айдимах, но по инструкции я обязан озвучить их устно…

Выслушав инструктаж, мы торопливо рассредоточились – «разошлись» не совсем подходящий термин – по панелям. Кажется, я начал привыкать к невесомости – с ловкостью опытного спейсера добрался до своей панели и помог затормозиться Ланцее. Мы пристегнулись. Снова пошел отсчет.

После удара, полученного от НОРМ, я невольно сжался в комок. Но не успел вспомнить, что собственная тяга двигателей трансорбитальника не превышает четверти «же» даже в форсажном режиме, как мягкая лапа толкнула меня в грудь и распластала на панели.

– А я ждала новой перегрузки, – облегченно озвучила мои собственные мысли Ланцея. Потянулась было отстегнуть ремни, но, видно, вспомнила, что одним из пунктов регламента, озвученного Керном, был запрет на перемещение по отсеку при разгоне корабля.

Мы лежали на панелях, переговариваясь, отдыхая после невесомости и ожидая выключения двигателей. Наконец спустя двадцать минут тело снова налилось легкостью.

– Разгон корабля завершен, – произнес корабельный синт. – Приготовиться. Десять секунд до включения искусственной силы тяжести.