Горчаков. Пенталогия

— Лишь благодаря вам, друг мой. — Оболенский перехватил винтовку и отступил от панцера на пару шагов. — Да хранит нас всех Господь, князь.

— За мной! — Я взялся за тяжелую скобу пулеметного затвора. — Пора нанести визит господину наместнику.

Лязг оружейного металла еще не успел стихнуть, а мотор уже ревел, разворачивая бронированную машину к улице, ведущей в центр. Жан-Поль несколько раз неуклюже бросил панцер из стороны в сторону, но потом, похоже, привык к рычагам — и ломанулся на всех парах. Конечно, это мало напоминало лихую езду на лимузине герцогини по дорогам Лотарингии — и все же мы двигались куда быстрее пеших солдат. Через сотню метров пришлось даже чуть снизить скорость, чтобы ополченцы хоть как-то успевали за панцером.

— Там впереди машины!

Голос Жан-Поля кое-как пробился сквозь рев двигателя и грохот металла. Я уже успел разглядеть впереди первую преграду — на повороте к мосту дорогу все-таки охраняли — загородили стоящими поперек автомобилями, возле которых дежурили солдаты, человека два или три.

— Жми вперед! — заорал я. — И не вздумайте стрелять!

Не знаю, услышали ли меня ополченцы сзади — мы снова набрали ход и изрядно оторвались от пеших. Жан-Поль явно сообразил, что к чему, и выжимал из мотора все соки. Панцер буквально подпрыгнул, задрав орудие кверху, и загрохотал по улице прямо на кордон.

— Halt! — Один из солдат в сером выскочил навстречу, размахивая руками. — Черт бы вас, побрал, остановитесь! Вы там что, спятили?!

Бедняга так и не успел сообразить, почему боевая машина, со всех сторон отмеченная строгими черными крестами армии Рейха, не спешит на северные рубежи, а на полном ходу несется к центру города. Немцы не стали стрелять — только с дикими воплями и руганью разбежались во все стороны.

От удара меня чуть не вмазало лицом в рукоять пулемета. Гоночными скоростями панцер, конечно же, не отличался — зато массу имел такую, что одну из машин в кордоне просто отшвырнуло с дороги на тротуар. Второй повезло еще меньше — ей гигантская гусеница угодила на крыло, а оттуда переползла на капот. На мгновение показалось, что мы сейчас остановимся, что мотору не хватит мощности тащить бронированную тушу дальше — но Жан-Поль справился.

Мотор грозно рявкнул, чихнул, едва не захлебнувшись — и панцер выровнялся, вминая в асфальт то, что еще недавно было машиной. Не знаю, сколько это заняло времени, но выстрелов я так и не услышал — видимо, команда Оболенского орудовала штыками куда проворнее, чем можно было ожидать от атташе из посольства.

Первую преграду мы одолели почти без шума — если не считать металлического грохота и лязга гусениц, который эхом катился по улицам, обгоняя панцер. Еще не успевшие проснуться дома в четыре-пять этажей нависали над улицей с обеих сторон, и мы ехали словно через гигантский каменный чемодан: не услышать такое мог разве что мертвец.

Так что с баррикадой на мосту я не стал рисковать и переть напролом — снес издалека магией: сначала срезал Серпами караульных, а потом расшвырял заграждения. Резерв ничуть не просел — кажется, даже наоборот — заполнялся из Источника быстрее, чем я расходовал энергию Дара. Панцер прогрохотал по мосту и, наконец, оказался на острове.

В самом сердце старой части Страсбурга.

А потом темнота впереди ожила вспышками выстрелов и боевых заклятий. То ли все-таки доложил кто-то с вокзала, то ли разглядели дозорные с крыш. А может, среди дежурных офицеров оказался достаточно сильный, способный разглядеть в темноте намного больше простого смертного — или попросту почуять целую толпу Одаренных, невесть откуда появившуюся со стороны железной дороги.

В конце концов, сам по себе ломящийся в центр города панцер определенно заслуживал внимания — да и времени уже прошло предостаточно. Мы и так забрались от вокзала куда дальше, чем я надеялся. Осталось выяснить, какую часть воинства герр наместник оставил для защиты собственной резиденции. Тяжелое вооружение, конечно же, все уже давно откочевало на северо-восточные окраины, но зато на острове нас могли поджидать лояльные Рейху аристократы, Одаренные офицеры и еще черт знает кто.

Впрочем, по-настоящему серьезных магов среди них, похоже, не оказалось. Я по привычке перехватил пару заклятий в воздухе, еще несколько принял на Щит — а потом просто добавил еще один контур в плетение Лат. Этого вполне хватало закрыться от шальной пули из винтовки, а Одаренные упорно лупили не в меня или ополченцев, а по бронированной морде панцера … и лупили без особой пользы. Металл звенел и плевался искрами, отражая местные аналоги Булав и Серпов — но уступать заклятиям пока явно не собирался.

— Вперед! — заорал я, разворачивая пулемет. — Огонь!

За моей спиной раздался рев, в котором на мгновение утонула даже винтовочная трескотня и вой боевой магии. Две с половиной сотни глоток рявкнули в один голос, и раскатистое русское “Ура!” звучало чуть ли не громче уже ставших привычными “За Эльзас!” и “За императора Жозефа!”. Оболенский, как я и приказал, сейчас уводил свою группу вдоль канала налево… и я почему-то очень не завидовал солдатам, которые попытаются остановить его на пути.

Пулемет в моих руках задергался, оживая, но вместо обычного стрекотания я услышал только глухие удары — будто бы кто-то неторопливо вколачивал в броню панцера гвозди огромной кувалдой. Время снова замедлилось настолько, что еще немного — и я увидел бы покидающие тупорылый толстый ствол пули. Раскаленные кусочки свинца сливались в огненные плети — и хлестали по темноте, выбивая стрелков и Одаренных. То и дело впереди вспыхивали вражеские Щиты… лишь для того, чтобы тут же погаснуть. Я старался лепить короткими очередями, но пулемет все равно затих быстрее, чем мы пробились вглубь острова на две сотни метров.

— Патроны! — Я вышвырнул на дорогу опустевший короб. — Двигаемся вперед, прямо по улице!

Перезаряжать здоровенную железку оказалось не так уж просто — особенно на ходу, когда она то и дело норовила вырваться и заехать рукоятью по зубам. Я провозился черт знает сколько — впрочем, стрелять в это время было особо не в кого. Ополченцы где-то сзади добивали отряд, а самые проворные уже мчались следом за панцером, который то и дело вздрагивал от ударов.

Жан-Поль то ли еще не успел привыкнуть к габаритам стального гиганта, то ли из чистого хулиганства сносил бронированной мордой припаркованные вдоль улицы машины. Те смятыми консервными банками разлетались в стороны, громыхали о стены и домов и дорожные знаки. А часть и вовсе застревала в витринах: первые этажи в домах почти повсеместно были заняты магазинами, кофейнями, крохотными пивными…

Местные дельцы определенно рисковали утром проснуться изрядно обедневшими.

— Юх-у-у-у! — Из люка спереди высунулась темно-рыжая макушка Жан-Поля. — Это даже круче, чем водить спортивный автомобиль! Куда нам теперь?!

— Налево! — Я кое-как пристроил конец ленты в патронник. — И спрячь голову, черт бы тебя побрал!

Увлекшись разрушением всего вокруг, Жан-Поль едва не прозевал в утреннем полумраке нужный поворот. Панцер снес газетный киоск, не снижая хода повернул и, кажется, с десяток шагов даже скользил по мостовой, вхолостую перебирая гусеницами. Но потом снова зацепился, чудом миновал угол дома, опрокинул фонарный столб и, напоследок лягнув криво припаркованный фургон, выкатился на площадь Клебера.

Ее я узнал сразу: не раз видел и на фотографиях, и уж тем более — на картах. На бумаге серый прямоугольник был размером с детскую ладошку, но в реальности оказался с сотню метров в длину, и немногим меньше — шириной. Вокруг уже стало достаточно светло, чтобы разглядеть вдалеке бегущие фигуры в сером: немцы мчались с дальнего угла наискосок, явно желая поскорее укрыться за памятником в центре.

Я срезал чуть ли не дюжину длинной очередью, а потом расстрелял военный грузовик. Машина вспыхнула, как факел, и света тут же стало немногим меньше, чем днем. Спешившие за панцером егеря-ополченцы тут же принялись добивать уцелевших из винтовок, и через несколько мгновений было уже не с кем. Площадь опустела — конечно, если не считать самого Жан-Батиста Клебера.