Горчаков. Пенталогия

Несмотря на возраст, суетливый толстячок оказался на удивление крепким и деятельным — и свалился спать только час или два назад. И теперь я, наконец, мог спокойно поработать: посчитать сданное местными оружие, прикинуть, кого из почти двух сотен добровольцев лучше оставить дома, а кого сразу определить в сержанты. Потом проверить караулы, устроить взбучку заигравшимся картежникам-офицерам…

Если их вообще можно было так назвать — из всего стремительно растущей армии герцогини хоть какое-то представление о военной службе имела едва ли десятая часть. А многие и вовсе держали в руках оружие в первый раз. Конечно, недостаток выучки местные ополченцы с лихвой компенсировали отвагой и фанатичной преданностью делу освобождения Лотарингии и Эльзаса от столетнего гнета германской короны — но к серьезной схватке вся эта разношерстная толпа пока была попросту не готова. Так что мне еще предстояло примерить на себя роль покойного Мамы-и-Папы и превратить сборище вчерашних булочников, крестьян и слуг в хоть какое-то подобие полка. Или даже двух — судя по тому, как лихо местный народ сбегался под знамена герцогини.

А ведь о том, как командовать полком, я имел весьма смутные представления — такому учат в Военной Академии, но никак не в славной Владимирской пехотной школе, которую я покинул после первого же курса. В интендантской службе я разбирался еще хуже, и едва помогал даже привезенный с заводов и фабрик рода Горчаковых опыт. Да и местные аристократы, дельцы и бывшие офицеры… нет, не то, чтобы вставляли палки в колеса — и все же явно остались не в восторге от моего появления.

Кто-то благоразумно полагал, что худой мир при любом раскладе будет лучше доброй войны. Кто-то наверняка и сам метил на мое место подле ее светлости… а кто-то просто никак не мог взять в толк, почему всеми делами заправляет невесть откуда взявшийся семнадцатилетний юнец. Пусть даже княжеского происхождения и наделенный незаурядным магическим талантом. Конечно, находились и те, на кого я мог положиться целиком и полностью — без них о сне и вовсе пришлось бы забыть, и все же…

Нет, я не жаловался.

Но мысль стащить у Жан-Поля ключи от авто, с разгона снести кордон на границе с Францией и одним махом рвануть до Парижа к императору Жозефу порой казалась не такой уж и безумной.

— Мсье… Мсье Горчаков! — Дверь в кабинет с грохотом распахнулась. — Ваше сиятельство!

Судя по тому, как пыхтел плечистый парень с винтовкой, бежать ему пришлось с самой окраины. И по лестнице он поднимался тоже бегом — а я так и не услышал, хотя от топота наверняка содрогалась вся ратуша.

Бумажная работа определенно не пошла мне на пользу.

— Да стой же ты! — Жан-Поль безуспешно попытался задержать рвущегося в кабинет здоровяка. — Тебе нельзя сюда. Сначала доложи…

— Все в порядке. — Я махнул рукой. — Заходите, мсье.

— Там… Там… — Ополченец ввалился, громыхнул сапогами по полу — и тут же вытянулся по струнке. — Ваше сиятельство, там…

— Не спешите, друг мой. — Я огляделся в поисках оставленного Делормом графина. — Может, воды?..

— Там… солдаты… мсье Горчаков! На восточной дороге… — От долгого бега бедняге явно не хватало воздуха, так что он выдавливал через хрип буквально по одному слову. — Панцеры!

Да твою ж… С этого надо было начинать.

Я совершенно точно должен был испугаться или хотя бы напрячься — но почему-то почувствовал только облегчение. Видимо, даже схватка с бронированными военными машинами оказалась не такой страшной, как целая ночь бумажной работы. Поднимаясь из-за стола, я ощутил какую-то странную веселость.

Больше всего это, пожалуй, походило на мандраж перед гонкой: тело без моего участия само под завязку накачивало себя мощью родового Дара, разгоняя рефлексы до сверхчеловеческих пределов. От сна не осталось и следа, мутная пелена перед глазами исчезла. Затекшие от долгого сидение ноги и спину слегка покалывало, и я чувствовал, как подрагивают от избытка энергии кончики пальцев… Нет, меня всего целиком слегка потряхивало.

Но это всегда проходит, когда машина срывается с места.

— На восточной дороге, мсье Горчаков. — Ополченец указал рукой так, будто я мог смотреть сквозь стену. — Этьен и Франсуа остались в карауле. Они готовы к бою, но…

— Нет. Пусть отходят в город, к домам. — Я рывком поднялся из кресла. — Соберите солдат и выводите людей с окраины. Занимайте позиции, готовьте гранаты и бутылки с зажигательной смесью… И разбудите ее светлость герцогиню, пожалуйста.

Что бы ни случилось и как бы ни сложился бой — первую скрипку в нем играть Одаренным. Хотя бы потому, что пробивать толстенную броню панцеров ополченцам попросту нечем. Кое-кто из местных чинов обещал достать пушки, но пока что слова так и оставались только словами. Видимо, под Варшавой дела у канцлера шли не так уж и хорошо, и ему пришлось стянуть туда и наиболее подготовленные военные части, и чуть ли не всю технику. Западная граница Рейха оказалась почти беззащитной.

Если не считать чертовых панцеров, которые все-таки оказались под рукой у наместника в Страсбурге.

— Не рискуйте понапрасну, — бросил я через плечо Жан-Полю, поднимаясь по лестнице. — Бейте пехоту и отступайте. Если придется — к дороге на западе. Лучше потерять Сен-Жорж, чем сотню людей.

Судя по сердитому ворчанию, Жан-Поль явно остался не в восторге от возможного бегства, но спорить не стал — тут же развернулся и загрохотал ботинками по ступенькам. А я поднялся еще выше. То ли местная ратуша когда-то была церковью, то ли ее строили еще в те времена, когда кому-нибудь непременно приходилось наблюдать за подступами к городу — буквально над кабинетом Делорма располагалась башенка. Совсем крохотная — но все-таки изрядно возвышающаяся над соседними крышами.

Которых уже вот-вот должны были коснуться первые лучи солнца. Я просидел за работой всю ночь — почти до самого рассвета, и на улице уже начало светать. Впрочем, сейчас я без труда разглядел бы дорогу на пару-тройку километров даже в полной темноте. Да и слух обострился настолько, что доносившийся издалека рокот моторов в утренней тишине бил по ушам. Казалось, что немцы уже вошли в город — а то и вовсе подобрались прямо к ратуше.

Но на деле, конечно же, они были еще далеко. Сен-Жорж стоял на возвышенности, и извилистая асфальтовая дорога на восток лежала передо мной, как на ладони. Панцеры ползли к городу. Вальяжно и неторопливо — среди германских инженеров так и не нашлось самородка, подобного Шестопалову, и на боевые машины Рейха ставили тяговитые, но совсем не скоростные тракторные моторы.

Впрочем, в самой этой лязгающей медлительности виделось что-то жутковатое: шесть или семь панцеров надвигались неотвратимо, будто давая защитникам Сен-Жоржа в полной мере набраться ужаса от их появления. Сам я уже не раз сталкивался в бою с подобными машинами, но для местных парней зрелище наверняка было…

— Доброе утро, князь… Впрочем, добрым его назвать сложно.

Герцогиня подошла и встала со мной рядом. Похоже, она не успела даже толком проснуться — куталась в теплый халат, надетый то ли на ночную рубашку, то ли и вовсе не голое тело. Я не смотрел в ее сторону, но и так догадывался, что сейчас ее светлость едва ли многим походила на себя вчерашнюю — могучую и грозную правительницу, без боя и с триумфом вошедшую в уже преданный ей городок. Она молчала, и все же я почти физически ощущал исходивший от нее… нет, не страх, пожалуй — скорее сомнение.

В том, что красивая история борьбы Лотарингии и Эльзаса против всемогущего германского Рейха не закончится прямо здесь и сейчас, превратившись вместо исторического события в очередной мыльный пузырь бестолкового мятежа. Что многочисленная армия освободителей не разбежится при первых же залпах танковых орудий, а местные дворяне не примутся наперебой клясться в верности канцлеру Каприви.

Что князь Горчаков, слухи о подвигах которого дошли чуть ли не до самого Парижа, на деле окажется хотя бы наполовину так крут, как в рассказах — а не самым обычным выскочкой-юнцом.